Символика современного социума: путь из бытия к кажимости

В современном социуме каждый из нас выступает носителем большого числа социальных ролей и частных стратификационных статусов, которые нередко дезинтегрированы между собой. Предписанный статус противоречит достигнутому, разные роли складываются в функциональную дискомпозицию, ожидаемое ролевое поведение рассогласовано с реальным, формальные позиции - с неформальными, подсознательные ориентиры - с осознаваемыми, демонстрации - с интенциями, заявленные цели – с латентными стремлениями[2, c. 23]

На подобное несоответствие социальной сути и символических маркеров общества эпохи постмодернизма в своих работах впервые обратили внимание Мишель Фуко, Жан Бодрийяр, Умберто Эко, Пьер Бурдье и др. Проблематика вопроса по-прежнему остается чрезвычайно актуальной в социальной философии и нуждается в полноте комплексного рассмотрения.

Социальная символика наших дней оставляет за собой лишь коммуникативную функцию репрезентативности («симулякра» [3, p. 61]), подменяя желаемым соответствующие бытийные аспекты. Эта трансформация роли символа особенно ясна по сравнению с социокультурными реалиями предыдущих эпох, в частности века Средневековья. Одной из отличительных особенностей средневековой эпохи является присущий ей символизм: отражение моральных ценностей и психологических установок сословия в повседневных ритуалах, вещественных фетишах, бессознательной жестикуляции. Подобную характеристику дает П. М. Бицилли естественному слиянию символического объекта и отождествляемого с ним элемента культуры: «Материальное и духовное не различаются, как две несводимые области – царство необходимости и царство свободы, но объединяется в общую сферу, где господствует обычай» . Согласимся также с Й. Хейзингой: потребность средневекового общества в создании символической системы мира объясняется необходимостью для человека ассоциировать зачастую эфемерные этические представления с реальными предметами, придавать сфере духа большей «телесности» для лучшего ее понимания

Следовательно, средневековый символ возводился на онтологической основе, был живым и изменяемым. Постмодернистский же социальный язык используется лишь как фасадный конструкт с лакуной содержательности внутри. Поскольку люди действуют, исходя из своего понимания знаков социального пространства (при этом опираясь на общепринятые и личные, стандартные и оригинальные, подтвержденные и гипотетические представления), мир общественной символики опосредует практически все формы коммуникативного восприятия, собственно и являясь для людей миром их специфической действительности. Социокультурное производство, в котором каждая личность и сам социум предстают как специфический артефакт, в каждом своем акте содержит притязание на культурную легитимность. «То же самое, по крайней мере объективно (в том смысле, что никто не может отговориться незнанием культурного закона), происходит со всяким актом потребления, который объективно оказывается помещенным в поле применения правил, регулирующих культурные практики, если они хотят быть легитимными» [1, c. 30]. Символ – «понимание» и признание – адекватный социальный ответ: таков алгоритм, культурный инвариант, делающий нашу актуальную жизненную среду более упорядоченной и предсказуемой.

Таким образом, символическая маркировка социальной реальности, пройдя путь от соответствия двух понятий, постепенно скорее превратилась в симуляцию через процесс визуализации сферы желаний и потребностей современного человека.

Литература:

1. Бурдье П. Рынок символической продукции / Бурдье П. // Вопросы социологии, № 1/2, 1993. – С. 23-35.

2. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук / Фуко М. – СПб., 194. – 407 с.

3. Jean Baudrillard. Simulacres et simulation / Jean Baudrillard. - Paris, 1981. – 164 р.

Шерстюк Наталія

Полтавський національний педагогічний університет імені В.Г Короленка