3. Сложное целое а. М. Пешковского

Еще одним русским ученым, обратившимся к анализу языковых явлений, выходящих за рамки отдельного пред­ложения, был Александр Матвеевич Пешковский (1878-

45

1933). Его главный труд «Русский синтаксис в научном освещении*, первое издание которого вышло в 1914 г., переиздавался несколько раз.

Наблюдения А. М. Пешковского расширили круг фактов, относимых к грамматике. Так, он первым показал, что интонация может- быть грамматическим средством. С его именем связывают широко известный «принцип замены», сформулированный им в статье «Интонация и грамматика»: «Чем яснее выражено какое-либо синтаксическое значение чисто грамматическими средствами, тем слабее может быть его интонационное выражение (вплоть до полного исчезно­вения), и наоборот, чем сильнее интонационное выражение, тем слабее может быть грамматическое (тоже до полного исчезновения)» (Пешковский 1988: 373). И хотя в дальней­шем этот принцип не получил полного экспериментального подтверждения, он оказал заметное влияние на развитие интонологии.

А. М. Пешковский ввел в лингвистический обиход по­нятие сложного целого. По его словам, чем сложнее та синтаксическая единица, на которую наслаивается интонация и ритм, тем больше их роль в языке (Пешковский 1938: 407). Под сложным целым А. М. Пешковский понимал «сочетание предложений, соединенных союзами, союзными словами или союзными синтаксическими паузами и не разъ­единенных разделительными синтаксическими паузами» (там же: 410). Кроме пауз, находящихся внутри сложных целых, существуют также паузы, находящиеся между отдельными сложными целыми (там же: 408). По А. М. Пешковскому, речь состоит из совершенно беспорядочной смены одиночных предложений и сложных целых. Основной интонационной единицей оказывается не предложение и не сложное целое, а некая величина, в грамматическом отношении то сложная, то простая. Это происходит потому, что те предложения, которые входят в состав сложных целых, интонационно не самостоятельны и могут даже в известных случаях интона­ционно сливаться с соседними частями своих сложных це­лых. Кроме того, отдельное предложение может иметь ин­тонационную законченность. А. М. Пешковский предлагал назвать эту величину «интонационным единством», или,

46

проще, «фразой». Под «фразой» он понимал, таким образом, ^ всякий отрезок речи от одной разделительной паузы до другой, независимо от того, из скольких предложений со­стоит он» (там же: 410).

Традиционное понятие предложения и понятие фразы в трактовке А. М. Пешковского находятся в сложных и при­чудливых отношениях: 1) фраза есть всегда или предложение или комплекс предложений; 2) предложение есть в огромном большинстве случаев фраза (простая, сложная или частичная) и лишь в ничтожном меньшинстве случаев не образует никакого интонационного единства; 3) комплекс предложе­ний («сложное целое») есть всегда фраза (сложная или, в редких случаях, простая); 4) частичная фраза есть всегда или предложение внутри сложного целого, или синтаксиче­ски объединенная группа членов внутри одиночного предло­жения (там же).

Таким образом, А. М. Пешковский вплотную подошел к проблеме систематического изучения конститутивных при­знаков текста. Его рассуждения о сложном целом основаны на пока еще интуитивном понимании того, что речь как линейно организованная последовательность языковых еди­ниц построена по определенным законам, действительным не только в пределах отдельного предложения, но и рамках больших отрезков речи.

В дальнейшем идеи А. М. Пешковского о необходимости вычленения и описания языковых единств, больших, чем предложение, были подхвачены А, И. Беличем, Н. С. По­спеловым, И. А. Фигуровским и др. (см.» напр. (Белич 1947: 15-22; Поспелов 1948: 31-41; Фигуровский 1948: 21-31)). Нагляднее всего развитие идей А. М. Пешковского иллю­стрирует следующая цитата из работы Н. С. Поспелова; «При изучении синтаксического строя связной речи следует исхо­дить не непосредственно из предложения, а из сложного синтаксического целого, как синтаксической единицы, более независимой от окружающего контекста связной речи* (По­спелов 1948: 41).

47

4. «Анализ дискурса» 3. Харриса

Наш краткий экскурс в историю лингвистики первой половины XX в. завершает известная работа 3. Харриса «Анализ дискурса*, увидевшая свет в 1952 г. Формально это уже вторая половина XX в., но обойти своим вниманием этот труд невозможно, потому что именно с него, собственно говоря, началась современная лингвистика текста. По при­знанию многих лингвистов, он стал программным докумен­том для зарождающейся научной дисциплины. Некоторые высказывания 3, Харриса с годами приобрели статус кры­латых фраз. Их можно встретить во многих работах по лингвистике текста. Ср., например: «Язык выступает не в виде несвязных слов или предложений, а в виде связного текста, от высказываний, состоящих из одного слова до десятитомного труда, от монолога до дискуссии на Юнион Сквейр* (см., напр. (Москальская 1978: 12; Heinemann, Viehweger 1991: 24)).

Заслугой 3. Харриса является то, что он применил к анализу дискурса (читай «текста», — К. Ф.) некоторые методические приемы, прекрасно зарекомендовавшие себя при изучении языковых единиц низшего уровня (такие, как сегментация, классификация, дистрибуция). Тем самым 3. Харрис показал один из возможных путей анализа текс­товой структуры и выявления роли отдельного элемента в этой структуре. Сначала производится выборка элементов (или групп элементов), встречающихся в идентичном или эквивалентном окружении, и они причисляются к одному классу эквивалентности. Последовательное соединение клас­сов эквивалентности образует интервалы, из которых, в свою очередь, состоит весь текст. Таким образом, текст состоит из последовательного соединения классов эквивалентности (Harris 1978: 77-78).

Метод 3. Харриса основан на чисто формальных проце­дурах выявления структурных особенностей текста, без учета семантики составляющих его элементов.² Дальнейшие изыс-

К ритику его взглядов в этом вопросе ом. (Bierwisch 1963: 61-73).

48

кания 3. Харриса, по свидетельству В. Дресслера, оказались не столь продуктивными, как «Анализ дискурса», и остались практически незамеченными (Dressler 1978: 4), однако ос­новная заслуга ученого состоит в том, что он сломал рамки грамматики предложения и вывел ее на уровень текста.