2. Истина и значение

ложение, замещающее р, сентенциальными связками надлежащего вида и снабжаем описание, замещающее s, его собственным предикатом. В результате получаем:

(Т) s является Т тогда и только тогда, когда р.

Наше требование к семантической теории языка L состоит в следующем: без обращения к каким-либо (дальнейшим) семантическим понятиям теория накладывает на предикат «является Т» ограничения, достаточные для получения из схемы Т всех предложений, в которых 5 замещено структурным описанием предложения, а/?— самим предложением.

Любые два предиката, удовлетворяющие этим условиям, имеют один и тот же экстенсионал7, и если мы располагаем достаточно богатым метаязыком, то ничто не препятствует использованию семантической теории (в нашем понимании) для эксплицитного определения предиката «является Т». Однако независимо от того, будет ли этот предикат эксплицитно определен или просто рекурсивно охарактеризован, предложения, к которым применим этот предикат, окажутся истинными предложениями языка L, поскольку условие, которое мы наложили на семантическую теорию, основывающуюся на понятии выполнимости, по существу повторяет сформулированную Тарским конвенцию Т, проверяющую адекватность формального семантического определения истины8.

Для получения этого вывода мы прошли довольно извилистый путь, однако сам вывод можно сформулировать просто: теория значения для языка L показывает, «каким образом значения предложений зависят от значений слов», если в ней содержится (рекурсивное) определение истинности в языке L. Мы не располагаем (по крайней мере в настоящий момент) какими-либо другими способами решения интересующей нас проблемы. Подчеркнем, что при ее формулировке понятие истины в явном виде использовано не было. Путь решения проблемы, начатый с ряда уточнений, привел нас к заключению, что адекватная теория значения должна накладывать ряд ограничений на некий предикат. Естествен-

53

ИСТИНА И ЗНАЧЕНИЕ

но было предположить, что этот предикат соотносится с истинными предложениями. Смею надеяться, что предлагаемые рассуждения можно охарактеризовать (хотя бы частично) как отстаивание важности для философии семантического понятия истины в смысле Тарского. Однако предлагаемый мной подход связан лишь весьма отдаленно (если вообще связан) с вопросами о том, действительно ли понятие, определенное Тарским, является содержательным в философском плане понятием истины, или о том, удалось ли Тарскому пролить новый свет на обычное употребление таких слов, как «истинный» или «истина». Весьма печально, что отголоски подобных пустых и вводящих в заблуждение споров заслонили вопросы, представляющие теоретический интерес для исследования языка специалистами самых разных областей (философами, логиками, психологами и лингвистами), начиная с введения семантического понятия истины (независимо от того, какое название дать этому понятию) и кончая разработкой предпосылок для создания теории значения, одновременно тонкой и мощной.

Естественно, нет никаких оснований замалчивать очевидную связь между определением истины по Тарскому и понятием значения. Связь эта состоит в следующем: определение задает необходимые и достаточные условия истинности каждого предложения, а задание условий истинности есть способ задания значения предложения. Знание семантического понятия истинности для данного языка — это знание того, в чем состоит истинность любого его предложения, а ведь именно к этому и сводится понимание языка (если придавать этому словосочетанию положительное значение). Эти соображения по крайней мере оправдывают те черты моих рассуждений, которые могут показаться вызывающими: я свободно пользуюсь словом «значение», а получившаяся в результате теория значения в конечном счете оказывается независимой от значения, будь то значение отдельных слов или целых предложений. Действительно, определение истины по Тарскому удовлетворяет всем тем требованиям, которые мы предъявили к теории значения, и тем самым наша

54