11. Мышление и речь

целое. Это не означает, конечно, что мнения — всего лишь структуры поведения или что соответствующие структуры могут быть определены без использования понятий мнения и желания. Тем не менее, существует ясный смысл, в котором приписывания мнений и желаний и, тем самым, телеологические объяснения мнений и желаний нередуктивно следуют (supervenient) из более широкого описания поведения.

Особенностью телеологического объяснения, не обязательно свойственной объяснению вообще, является характер обращения к понятию причины. Мнение и желание, объясняющие действие, должны быть таковы, что любой, обладающий теми же мнением и желанием, будет иметь причину действовать точно так же. Более того, описание, которое мы даем желанию и мнению, в телеологическом объяснении должно выявить рациональность действия в контексте содержания мнения и объекта желания.

Убедительность телеологического объяснения основывается, как было отмечено, на его способности обнаружить связную структуру в поведении субъекта. Связность (когерентность) здесь включает идею рациональности в двух смыслах: действие должно быть объяснено причинно в контексте соответствующих желаний и мнений, а кроме того, указанные желания и мнения должны соотноситься друг с другом. Методологическая презумпция рациональности не отрицает возможность приписывания иррациональных мыслей и действий субъекту, но налагает ограничения на такие приписывания. Мы ослабляем интеллегибельность приписывания мыслей любого вида до такой степени, что уже не можем раскрыть непротиворечивую структуру мнений, а следовательно, и действий, так как только на фоне такой структуры мы можем идентифицировать мысли. Если мы видим человека, тянущего за оба конца веревки, мы можем решить, что он борется сам с собой или что он хочет переместить веревку в противоположных направлениях. Такое объяснение требовало бы сложной аргументации. Проблем не возникает, если объяснение заключается в том, что он хочет порвать веревку.

227

РАДИКАЛЬНАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ

С точки зрения кого-то, дающего телеологические объяснения действиям другого, явно не имеет смысла обозначать приоритет желания или мнения. Оба существенны для объяснения поведения, и ни одно из них не представляется более прямо доступным для наблюдения, чем другое. Это создает проблему, поскольку означает, что поведение — наиболее очевидное основание для приписывания мнений и желаний — рассматривается как результат двух сил, менее доступных непосредственному наблюдению. Так, где одна совокупность мнений и желаний приводит к какому-либо рациональному действию, всегда можно найти другую, отличающуюся от нее совокупность, которая приведет к тому же конечному действию. Даже большому набору действий угрожает неприемлемо большое количество альтернативных объяснений.

К счастью, мы располагаем более совершенной теорией, твердо основывающейся на здравом смысле: теорией предпочтения, или принятия решений в условиях неопределённости. Впервые она была отчетливо сформулирована Фрэнком Рамсеем, хотя он представил ее скорее в виде подведения теоретического основания под понятие вероятности, чем как работу по философской психологии4. Теория Рамсея работает путем измерения силы предпочтения и степени убежденности во мнении, опираясь на вполне естественную мысль, что при выборе линии действия мы принимаем в расчет не только желательность возможных результатов, но также и то, насколько возможно, придерживаясь доступных нам линий поведения, прийти к желаемому результату. Теория не предполагает, что мы можем напрямую судить о степени убежденности или делать численные сравнения ценностей. Скорее она постулирует разумные структуры предпочтений между возможными линиями действия и показывает, как построить систему квалифицированных убеждений и желаний, объясняющую выбор. При наличии идеализированных условий, постулированных теорией, метод Рамсея делает возможным идентифицировать релевантные мнения и желания единственным образом. Вместо того, чтобы говорить

228