14. Либеральные политические доктрины во Франции в XIX в. (б. Констан, п-п. Ройе-Коллар, а. Де Токвиль).

По лекциям Шестова и Инету

Франция задавала стандарты европейской культуры. Революция и поражение наполеоновских войск лишило Францию этого лидерства. Проблема заключалась в том, что замены Франции не было, т. к. она долгое время была осью полит жизни Европы. Французская революция сыграла важную роль в формировании политического климата и духовной атмосферы в Европе. Начатый ею цикл буржуазных революций завершился лишь в 70-е гг. XIX столетия. Все политические партии и движения, независимо от ориентации, испытали влияние ее идей. Произошла коренная трансформация общественного сознания.

Страны-победительницы объявили, что воспользуются принципом легитимности, восстановив то, что было до этого. Восстановили Конституцию, вернули дворянство, но не вернули им земли. Формально восстановлена сословность, но при этом все считались гражданами Франции. Франция ничего не потеряла в территории и полит статусе. Эта парадоксальная ситуация влияла на развитие Франции.

Классовая концепция выдвинута до Маркса либералами Франсуа Гезо и Огюстеном Тьерри. Они задались вопросом: а есть ли логика в революции? Либералы рассматривали её как процесс изменений. На начальном этапе – это противоречия крупной буржуазии и дворянства, затем на полит сцену выходит мелкая и средняя буржуазия, чиновничество; и в конце – люмпены. Все участники революции разбиты на группы, чтобы различать из биологии заимствован термин «классы», в кот конфигурация внутренних интересов зависит от внешней среды.

Констан. Бенджамин Констан попытался решить вопрос: революция – случайность или закономерность? Причина неудачи революции, по его мнению, лежит в стратегическом поле. Логику полит отношений понимали неправильно, т. к. революционеров вдохновлял античный идеал свободы. Пытались скопировать его в современные условия. У древних греков и римлян она заключалась в возможности коллективного осуществления гражданами верховной власти, совмещалась с почти полным подчинением индивида публичной власти и оставляла весьма небольшое пространство для проявлений индивидуальной независимости. «Тот, кто ищет в свободе что-то кроме неё самой, тот достоин рабства». Христианство заставило людей пересмотреть понятие «свобода» - это универсальное поведение людей. Первым институтом выражения такой свободы стал парламент. Свобода современного европейца (и только она приемлема для Констана) – личная независимость, самостоятельность, безопасность, право влиять на управление государством. Традиционные ограничения – историческая аномалия, либерализм порожден абсолютизмом. Современное государство должно быть по форме, как полагал Констан, конституционной монархией. В лице конституционного монарха политическое сообщество обретает, согласно Констану, «нейтральную власть». Идея народного суверенитета: если король – человек, то почему любой человек не может обладать всей полнотой суверенитета? Стремление к свободе сталкивается со стремлением к равенству (европейцы связывают эти понятия), с последним надо бороться с помощью грамотной политики. Он идеолог «демократии для богатых». Охране индивидуальной свободы он видит основную задачу государства. Ею дорожат, по мнению К., лишь зажиточные образованные классы, поэтому для участия во власти абсолютно необходим имущественный ценз.

Произведение: «О свободе у древних в ее сравнении со свободой у современных людей», «Курс конституционной политики».

Ройе-Коллар.

Токвиль. Политическая концепция Токвиля сложилась под влиянием идей Констана, Пьера Руайе-Коллара, историка Франсуа Гизо, лекции которого Токвиль слушал в молодые годы. Работы Токвиля «О демократии в Америке» и «Старый режим и революция».

Предмет его интереса - теоретические и практические аспекты демократии. Она для него олицетворяет такой общественный строй, который противоположен феодальному и не знает границ между высшими и низшими классами общества. Но это также политическая форма, воплощающая данный общественный строй. Сердцевина демократии – принцип равенства. «Постепенное установление равенства есть предначертанная свыше неизбежность».

Если перспективы демократии и равенства (понимаемого как равенство общественного положения разных индивидов, одинаковость их стартовых возможностей в сферах экономической, социальной, политической жизнедеятельности) у Токвиля никаких особых забот не вызывали, то судьбы индивидуальной свободы в условиях демократии очень волновали его. Он считал, что торжество равенства как такового не есть стопроцентная гарантия воцарения свободы. Свобода и равенство, по Токвилю, явления разнопорядковые. Во все времена люди предпочитают равенство свободе. Оно дается людям легче, воспринимается подавляющим большинством с приязнью, переживается с удовольствием. Иное дело – свобода (в частности, свобода политическая). Существование в условиях свободы требует от человека напряжения, больших усилий, связанных с необходимостью быть самостоятельным, делать всякий раз собственный выбор, отвечать за свои действия и их последствия. Высокое удовлетворение, которое приносит она, испытывает не столь широкий круг людей, какой охватывает сторонников равенства. Поэтому демократические народы с большим пылом и постоянством любят равенство, нежели свободу. Помимо всего прочего это оттого, что «нет ничего труднее, чем учиться жить свободным».

Для Токвиля очевидна величайшая социальная ценность свободы. В конечном итоге лишь благодаря ей индивид получает возможность реализовать себя в жизни, она позволяет обществу устойчиво процветать и прогрессировать. Демократические народы испытывают в принципе естественное стремление к свободе. Страсть к равенству в них еще сильнее, острее: «они жаждут равенств в свободе, и, если она им не доступна, они хотят равенства хотя бы в рабстве. Они вынесут бедность, порабощение, разгул варварства, но не потерпят аристократии». Аристократия тут – синоним неравенства. С такой неистребимой тягой «демократических народов» к равенству любой политик обязан беспрекословно считаться как с объективным фактом независимо от того, нравится она ему или нет.

Если сверхцентрализация власти, отвергаемая Токвилем, сводит на нет свободу, то целый ряд политико-юридических установлении демократического профиля, напротив, «работает» в пользу свободы индивида и общества, укрепляет ее. К числу подобного рода установлении Токвиль относит: разделение властей, местное (общинное) самоуправление, в котором он усматривает истоки народного суверенитета. Кстати, Токвиль отнюдь не думает, что этот суверенитет беспределен, верховенство народа тоже имеет свои границы. Там, где их преступают, возникает тирания, тирания большинства, ничуть не лучшая тирании властителя-самодержца.

В ряд упомянутых выше демократических институтов Токвиль помещает также свободу печати, религиозную свободу, суд присяжных, независимость судей и т.п.

Интересная деталь: централизация удешевляет процессы, но фактически явл властью только в столице. Гос централизация сущ в 2-х измерениях: полит и административная. Американская система форм при опр колонизационных процессах и в усл борьбы с метрополией. Структуры основаны на админ централизации. Полит централизацию обусловило: борьба с Англией и индейцами.

Токвиля весьма мало занимает вопрос, каким надлежит быть конкретно политическому устройству демократического общества – монархическим или республиканским. Важно, по его мнению, лишь то, чтобы в этом обществе утвердилась представительная форма правления.

Вывод: современная демократия возможна лишь при тесном союзе равенства и свободы. Любовь к равенству, доведенная до крайности, подавляет свободу, вызывает к жизни деспотию. Деспотическое правление, в свою очередь, обессмысливает равенство. Но и вне равенства как фундаментального принципа демократического общежития свобода недолговечна и шансов сохраниться у нее нет. Проблема, по Токвилю, состоит в том, чтобы, с одной стороны, избавляться от всего, мешающего установлению разумного баланса равенства и свободы, приемлемого для современной демократии. С другой – развивать политико-юридические институты, которые обеспечивают создание и поддержание такого баланса.