Василий Васильевич Шереметев 2-й

1794-1817

Из эстандарт-юнкеров Кавалергардского полка. В октябре 1812 г. был произведён в корнеты, через год – в поручики, а в октябре 1817 г. – в штабс-ротмистры.

В том же, 1817 г. Василий Шереметев был убит на дуэли камер-юнкером графом А. П. Завадовским.

Обстоятельства, вызвавшие эту дуэль, были следующие: Шереметев увлёкся известной тогда балериной Истоминой, которая около двух лет была у него на содержании и жила с ним на одной квартире. В ноябре 1817 г. между ним и Истоминой произошёл разрыв. Истомина уверяла, что она "давно намеревалась, по беспокойному его характеру и жестоким с нею поступкам, отойти от него"; некоторые лица из высшего петербургского общества предполагали наоборот, что Шереметев, "по юным летам своим, вероятно, ничем другим пред нею не провинился, как тем, что обмелел его карман".

Как бы то ни было, Истомина 3 ноября переехала от Шереметева на отдельную квартиру, а 5 ноября из театра отправилась к графу Завадовскому вместе с Грибоедовым, квартировавшим тогда у Завадовского. Об обстоятельствах этого визита Истомина на следствии показала, что, "когда она была 5-го числа, в понедельник, в танцах на театре, то знакомый как ей, так и Шереметеву ведомства госуд. Коллегии иностр. дел губ. секр. Грибоедов, часто бывший у них по дружбе с Шереметевым и знавший о ссоре её с ним, позвал её с собою ехать к служащему при театральной дирекции д. ст. сов. кн. Шаховскому, к коему по благосклонности его нередко езжала, но вместо того завёз её на квартиру Завадовского, но не сказывая, что его квартира, куда вскоре приехал и Завадовский, где он, по прошествии некоторого времени, предлагал ей о любви, но в шутку или в самом деле, того не знает, но согласия ему на то объявлено не было, с коими посидевши несколько времени, была отвезена Грибоедовым на свою квартиру".

По этому поводу Грибоедов показал, что он Истомину "пригласил ехать единственно для того только, чтоб узнать подробнее, как и за что она поссорилась с Шереметевым, и как он жил до сего времени за неделю на квартире гр. Завадовского, то и завёз на оную, куда приехал и Завадовский, но объяснялся ль он ей в любви, не помнит, но после отвёз в её квартиру".

Завадовский сначала утверждал, что он "её в театре на лестнице лично приглашал к себе, когда она оставит Шереметева, побывать в гостях у него, но с кем она приехала к нему, не знает и о любви, может быть, в шутках говорил и делал разные предложения", но на очной ставке с Грибоедовым он взял назад своё показание и заявил, что он "ошибся, принявши визит Истоминой на свой счёт".

Рассказывали, что Истомина, опасаясь Шереметева, просила Грибоедова ждать её с санями у Гостиного двора, куда балерина приехала в театральной карете. На третий день после этого приключения Шереметев просил прощения у Истоминой и звал её к себе, а когда она стала выражать своё прежнее желание "ехать к кн. Шаховскому", то Шереметев, подобно Грибоедову, под этим самым предлогом завез её к себе и грозил застрелиться, если она не останется у него. Видя Шереметева "в таком чистосердечном раскаянии и не желая довести до отчаяния", Истомина согласилась на его предложение. В течение двух следующих дней Шереметев замучил Истомину расспросами о том, не была ли она у кого-нибудь во время их ссоры, причём грозил застрелить уже её.

Вынудив у Истоминой признание о её визите Завадовскому, Шереметев вызвал его на дуэль. Правда, секундант и друг Шереметева лб.-гв. Уланского полка корнет Якубович утверждал, что причиною дуэли был какой-то "поступок Завадовского, не делавший чести благородному человеку", но разъяснить эти слова отказался, ссылаясь на обещание хранить тайну, данное им умиравшему Шереметеву, а от очной ставки с Завадовским уклонился, прося "пощадить его, не дав случая видеть убийцу друга его и виновника всех его несчастий".

Вообще подробности поединка не были вполне выяснены, потому что оба – Завадовский и Якубович – старались всячески выгородить прочих участников дуэли. В Петербурге носились слухи, что дуэль была предположена двойная и что Якубович посоветовал Шереметеву вызвать Грибоедова, а сам обещал стреляться с Завадовским; Грибоедов будто бы, наоборот, предложил Шереметеву стреляться с Завадовским, а сам сделал вызов Якубовичу. Дуэль между Грибоедовым и Якубовичем, состоявшаяся в Тифлисе осенью 1818 г., как бы подтверждает эти слухи.

Официальное следствие, производившееся Кавалергардского полка полковником Ланским 3-м совместно с полицмейстером полковником Ковалёвым, выяснило только, что 9 ноября в 4 часа дня Шереметев с Якубовичем приехал к Завадовскому и потребовал от него "тот же час драться насмерть". Завадовский просил дать два часа срока, для того чтобы пообедать, и тогда Якубович решил отложить дуэль до 10 ноября. На другой день в 9-м часу утра Шереметев и Якубович приехали снова к Завадовскому для переговоров о дуэли, причём Шереметев, как и накануне, говорил, что он "ничем не обижен", но что поединок должен быть смертельным, потому что он "клятву дал".

Якубович, правда, опровергал показания Завадовского о суровых условиях дуэли и о клятве Шереметева, но эти показания были подтверждены гвардейской артиллерии подпоручиком бароном Строгановым, бывшим в то время у Завадовского. Завадовский тщетно старался успокоить Шереметева и отклонить его от дуэли, просил, между прочим, у него письменного вызова. Барон Строганов также не мог убедить Шереметева в бесцельности поединка.

10 ноября дуэль не могла состояться потому, что для неё не выбрали ещё места, а 11-го – вследствие снежной погоды. Только в понедельник 12 ноября в два часа дня противники съехались на Волковом поле. Барьер был сделан на 18 шагах, и было условлено, что, кто первый выстрелит, тот должен подойти к барьеру. Завадовский и Якубович отрицали присутствие секундантов; но молва называла свидетелями дуэли Грибоедова, лейб-гусара Каверина и доктора Иона.

Шереметев выстрелил первый, выведенный, по словам Якубовича, из терпения медленностью Завадовского, и оторвал пулею край воротника у сюртука противника. При этом Шереметев, по словам Завадовского, повторил, что если этот последний не попадт, то он по нём стреляет вновь. Тогда Завадовский ради самообороны вынужден был стрелять в Шереметева. Согласно не совсем достоверным рассказом о дуэли, находящимся в "Воспоминаниях" Пржецлавского, Завадовский стрелял сначала нарочно мимо и предлагал примирение, от которого Шереметев, одно время колебавшийся, отказался по настоянию Грибоедова.

По данным, добытым следствием, Завадовский, бывший отличным стрелком, целился очень долго, сделал два раза вспышку на полке и один раз осечку и только после этого выстрелил в Шереметева. Пуля попала в бок, а по другим сведениям – прошла через живот и засела в левом боку. Шереметев тотчас упал, но потом поднялся на ноги, пока его не положили для перевязки, которую, как утверждал Якубович, желая, вероятно, выгородить присутствовавшего при дуэли врача, он сделал раненому сам. По совершенно неправдивому известию "Записок" Н. Н. Муравьёва, Якубович после окончания поединка между Шереметевым и Завадовским "с досады" выстрелил в последнего и прострелил ему шляпу. Якубович отвёз Шереметева на его квартиру, где последний и умер 13 ноября в шестом часу пополудни. Он был погребён на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры.

Говорили, что отец Шереметева просил государя не подвергать Завадовского наказанию, и император Александр Павлович, выслушав объяснения Завадовского, признал, что убийство Шереметева было совершено "в необходимости законной обороны". Завадовский был отправлен за границу, а Якубович переведён на Кавказ.