Александр Михайлович Гедеонов

1791-1867

Происходил из дворянского рода, принадлежавшего к смоленской шляхте. Отец его, которого он рано лишился, дослужился до чина полковника, а затем в гражданской службе до действительного статского советника.

Александр Гедеонов получил домашнее воспитание и на 13-м году был записан на службу юнкером в Московский архив иностранных дел, а 30 марта 1805 г. определён в военную службу, в свиту Е. И. В-ва по квартирмейстерской части колонновожатым. Произведённый в подпоручики, 8 января 1810 г. переведён в Кавалергардский полк; 30 апреля того же года назначен адъютантом к полковому командиру Н, Н. Де-Прерадовичу и 28 сентября произведён в поручики. Прослужив в Кавалергардском полку полтора года, Александр Гедеонов 9 июня 1811 г. переведён в Ямбургский драгунский полк капитаном и с этим полком принял участие во время Отечественной войны в Клястицком и Полоцком сражениях. 5 марта 1813 г. переведён в Казанский драгунский полк, который входил в состав корпуса, блокировавшего Данциг. Во время осады Александр неоднократно отличался, в особенности смелой атакой на мызу Шальмюль, где едва не захватил командовавшего французскими войсками генерала Раппа, и был тяжело контужен.

23 февраля 1816 г. Гедеонов был уволен от службы по прошению за ранами, с чином майора с мундиром. В отставке пробыл около года, после чего поступил в гражданскую службу: 17 апреля 1817 г. определён в экспедицию Кремлёвского строения в число смотрителей. На новом поприще он быстро достиг высокого служебного положения. Первыми успехами он, по всей вероятности, был обязан родственным связям, дальнейшими же успехами – расположению своего непосредственного начальника князя Н. Б. Юсупова, очень ему покровительствовавшего и награждавшего его, по мнению некоторых, не в меру заслуг. Впрочем, нерасположенный к нему вообще А. Я. Булгаков находил, что Александр был полезен придворному ведомству тем, что "знал Москву и все лица хорошо".

14 января 1818 г. он назначен присутствующим в экспедиции Кремлёвского строения и оставался в этой должности до 22 августа 1831 г., когда экспедиция была преобразована в московскую дворцовую контору, а он назначен советником этой конторы.

Помимо своих прямых обязанностей Гедеонову приходилось исполнять и некоторые другие, на него возлагавшиеся. В 1822 г. был директором итальянской оперы, находившейся в доме его деда Апраксина. Обязанности директора театра были на него возложены, вероятно, потому, что он был большой театрал и сам подвизался на сцене в качестве любителя; жена его тоже была талантливая певица-любительница, обладавшая красивым сопрано. Впрочем, управление оперой было, по-видимому, не совсем удачно, и его близкие отношения к театру закончились скандалом вследствие его непрошеного вмешательства в частную жизнь одной замужней артистки, чуть не доведшего его до дуэли с другим её поклонником. В 1828 г. он заседал в комитете по сооружению в Москве храма Христа Спасителя, причём ему было вверено управление имениями, купленными в казну для храма.

Кроме пожалованных орденов и наград он за время своей 15-летней службы в Москве получил чин действительного статского советника, придворные звания камергера и церемониймейстера и денежную награду в 5 тыс. руб. Позднее, в 1846 г., ему был пожалован чин действительного тайного советника.

В 1833 г. А. М. Гедеонов переменил поприще своей деятельности: 13 мая этого года был назначен и.д. (исполняющим должность) директора Императорских петербургских театров. Утверждённый в должности при производстве в тайные советники (31 дек. 1834 г.), Александр Михайлович Гедеонов в течение четверти века стоял во главе петербургской театральной дирекции и с 1842 г. распространил свою власть и на московские театры. Должность директора театров, стоявшая сравнительно невысоко на придворной иерархической лестнице, при нём достигла высших ступеней её: 5 января 1835 г. повелено было считать директора "в числе вторых чинов двора и носить ему придворный мундир", а 26 августа 1847 г. повелено считать его уже "в числе первых чинов двора" и определено ему жалованье, положенное президенту придворной конторы.

Первые годы управления Гедеоновым Императорскими театрами были лучшим временем его деятельности. Гедеонов главное внимание обратил на сокращение расходов и поднятие театральных сборов, и уже 25 марта 1836 г. ему было объявлено "совершенное высокомонаршее благоволение за немаловажное сбережение в суммах по расходам дирекции на 1835 г. и значительное умножение сборов".

В первый же год Александр Михайлович занялся реформой Театрального училища, а затем приобрёл в собственность дирекции огромный дом против Александрийского театра, куда и перевёл все театральные учреждения, помещавшиеся прежде в различных зданиях. Хозяйственно-административная часть при нём изменилась к лучшему. Гедеонов обратил также внимание на бесправное положение актёров и исходатайствовал артистам 1-го разряда за 20-летнюю службу потомственное почётное гражданство. Затем он выхлопотал выдачу пенсий вдовам и сиротам артистов. В благодарность за первую из вышеуказанных милостей актёры поднесли Гедеонову изящный серебряный позолоченный кубок, и, тронутый этим, директор пригласил их к себе на обед. Вообще первое время актёры были очарованы его приветливостью и простотою; к такому отношению они не привыкли при прежних директорах. С летами, однако, характер его испортился.

Желая поднять сборы, Гедеонов обратил в равной степени внимание на все подведомственные ему театры. Драматический театр был в большом пренебрежении при его предшественнике. Он стал посещать театр почти ежедневно, замечал успехи молодых артистов и поощрял их похвалой или материальным вознаграждением.

Русская опера до Гедеонова почти не существовала, так что, собственно, он положил ей основание. Отделив оперную труппу от драматической, он решил ставить по-русски большие оперы иностранных композиторов. Первым опытом была постановка оперы Мейербера "Роберт Дьявол", стоившая до 60 тыс. руб. Опыт благодаря трудам капельмейстера К. А. Кавоса оказался блестящим, и в сезон 1835 г. поставлены были оперы Мейербсра, Россини, Обера, Герольда. Вскоре после этого гениальный Глинка положил начало и самобытной русской опере: в 1836 г. была поставлена его "Жизнь за царя". В 1844 г. была восстановлена итальянская опера, после того как имели большой успех гастроли Рубини, певшего с русскими артистами. В этой опере Гедеонов дал возможность петербуржцам услышать лучших знаменитостей того времени: Виардо, Бозио, Тамберлика, Марио и др. Много внимания уделял он и балету. Вообще, время управления Гедеоновым петербургскими театрами было блестящим периодом в их истории по роскоши и изяществу постановки и составу исполнителей.

С течением времени Гедеонов совершенно охладел к драме и опере и всё внимание обратил на балет, а в последние годы на французский театр. Балет достиг высокой степени процветания, и Петербург в этом отношении превзошёл все европейские столицы, в особенности с приездом Тальони. Так как балет пополнялся воспитанницами Театрального училища, то Гедеонов обращал большое внимание на это учебное заведение и относился к его питомицам как добрый, чадолюбивый отец. При приёме поступающих в училище он обращал внимание на то, чтобы они были миловидны. "Если не будет талантлива, – говаривал он, – то чтобы мебель была красивая на сцене".

Некоторые современники называют Гедеонова глубоким знатоком театра, изучившим сцену всесторонне и добросовестно. Действительно, он чутко угадывал вкусы большинства публики, посещавшей театры, и умел ей угодить выбором пьес, но был далёк от понимания истинного искусства. И если при нём поставлены были и "Ревизор", и оперы Глинки, то не он явился инициатором их постановки. Воспитанный на французской литературе, он, по свидетельству Куликова, плохо знал русскую литературу, по-русски писал неправильно и ничего не читал, кроме театральных рецензий в "Северной пчеле". У него были две страсти – карты и женщины.

В 50-х годах Александр Михайлович всецело был поглощён поздней страстью к одной из артисток французского театра и большую часть времени проводил за кулисами этого театра. В сущности, он уже только номинально стоял во главе театрального ведомства. Ему дали дослужить до юбилея, и 25 мая 1858 г. он был уволен от должности с пожалованием в обер-гофмейстеры.

"При всех своих недостатках и слабостях, – говорит Каратыгин, – он был действительно человеком доброй души, существенного зла он, конечно, никому из артистов не сделал, но мог бы сделать много доброго русскому театру, если б не увлекался своим чрезмерным самолюбием и умел укрощать свой строптивый и упрямый характер; самое его мягкосердечие было иногда некстати и заставляло его оказывать снисхождение людям, которые этого не заслуживали... Как бы то ни было, но большая часть артистов, служивших при нём, и особенно театральных чиновников с благодарностью о нём вспоминают". Однако нельзя сказать, чтобы он относился ко всем одинаково и умел ценить действительные таланты. Многие из первостепенных артистов не без основания жаловались на притеснения с его стороны; известный балетмейстер Дидло должен был выйти в отставку вследствие недоразумений с директором. Кроме того, у него, по словам Каратыгина, была слабость создавать таланты, которые, однако, не пользовались успехом у публики и только заграждали дорогу настоящим дарованиям, а по поводу его любовных похождений ходили анекдоты.

Последние годы своей жизни А. М. Гедеонов провёл большей частью в Париже, куда он последовал за французской артисткой, и здесь же скончался в апреле 1867 г. Погребён на кладбище Pere Lachaise.

Гедеонов имел трёх сыновей, младший из них – Степан Александрович – был впоследствии известный деятель театра, директор Эрмитажа и Императорских театров.