Семён Гаврилович Зорич

1745-1799

В половине XVIII столетия сербы толпами переходили юго-западную границу России и селились в Новороссии. Политические гонения в Турции и вероисповедные притеснения в Австрии побудили полковника Хорвата из Куртиц просить русского посла в Вене графа М. П. Бестужева-Рюмина о праве переселиться в Россию. В 1751 г. последовало разрешение, и в том же году Хорват с семейством и со многими своими единоверцами переселился в Россию. В следующем году явилось ещё много сербских выходцев под предводительством полковников Ивана Шевича и Райко из Прерадович, служивших в войсках императрицы Марии Терезии. Им отведены были земли по левой стороне днепровской степи, между речками Луганью и Бахмутом, где они и образовали два гусарских полка.

Зорич происходил из сербской шляхты, был греческого вероисповедания, не имел никакого состояния. В 1754 г. он зачислен в службу гусаром. В 1760 г., будучи вахмистром, он участвовал в Прусской войне и 1 марта был взят пруссаками в плен, где находился около девяти месяцев, и был отпущен "на пароль". По возвращении из плена он был произведён в корнеты и в тот же день в подпоручики – за неоднократно проявленную им смелость в бою. Попав снова в строй, он продолжал участвовать в Прусской войне до самого её окончания уже офицером, имея от роду всего 16 лет; в одном из сражений он был ранен саблей. Высокого роста, красивый, смелый, решительный, он легко приобретал общую любовь и уважение. Целый ряд отличий характеризует его как блестящего офицера, и по окончании войны он был произведён в поручики.

В первую Турецкую войну Семён Зорич командовал значительными передовыми отрядами и за свою личную храбрость произведён в секунд-майоры. Состоя под командой генерал-поручика Штофельна, он неоднократно получал приказания разведывать движения турок через р. Дунай. В декабре 1769 г. Зорич отличился поражением татарских скопищ в Бессарабии и разорением их селений.

19 мая 1770 г. Штофельн командировал Зорича воспрепятствовать туркам переправиться через Прут. Когда Зорич прибыл, неприятель перешёл уже Прут и даже два залива вброд и вплавь. У третьего, самого узкого, залива стоял капитан Требухович Ахтырского полка с 300-ми человек лёгких войск, 200 человек Архангелогородского пехотного полка и двумя орудиями. "Невзирая на сильную пальбу по нём из пушек, неприятель с обыкновенным криком бросился в воду". Зорич поспешил туда на помощь, приказал стрелять и метать гранаты по неприятелю и заставил его бежать, несмотря на то, что турок было 12 тысяч.

27 мая того же года Семён Зорич со своей командою сильным артиллерийским огнём не допустил неприятеля построить мост на р. Прут и принудил его отступить. "В течение семимесячного командования Зорича передовыми отрядами на дистанции в 180 вёрст неприятель не имел возможности прорваться внутрь кордона, кроме двух раз, да и то не далее пяти вёрст, причём с большим уроном был прогоняем; так был прогнан крымский хан с тремя бунчужными пашами, с 9-ю тысячами янычар, с большою артиллерией и с буджацкой и другими ордами".

3 июля того же, 1770 г. Зорич, получив две раны копьём и одну саблей, был взят турками в плен. Очевидец Щегловский говорит: "Храбрый майор Зорич был окружён турками, защищался мужественно и решился дорого продать свою жизнь. Многие пали от руки его; наконец, видя необходимость уступить и поднятые над собою сабли, он закричал, указав на грудь свою: "Я капитан-паша!" Это слово спасло ему жизнь. Капитан-паша у турок полный генерал, почему и отвезли Зорича в Константинополь, где он был представлен султану как русский генерал. Его ум, важный вид, осанка, рассказы о его мужестве – все побуждало султана отличить его". По словам Щегловского, султан просил Зорича перейти к нему на службу, но ни обещанные награды, ни угрозы не смутили его: он с негодованием отверг предложение султана и содержался в Константинополе до обмена пленных (около пяти лет).

По возвращении Семёна Зорича в Россию в 1775 г. он тотчас же был отправлен с важными депешами в Стокгольм и лишь по возвращении получил орден св. Георгия 4-й ст. В Петербурге Зорич решился искать покровительства у Потёмкина, своего бывшего сослуживца по армии. Именно в это время при дворе появились Безбородко и Завадовский, поддерживаемые Румянцевым, Разумовским и Г. Г. Орловым. Императрица награждала их усердие и особенно благосклонно стала относиться к Завадовскому. Потёмкин был недоволен Завадовским, стремившимся сделаться самостоятельным, и искал человека, который мог бы занять его место при дворе.

Зорину тогда было 30 лет; по отзыву современников, он был красивый мужчина и храбрый офицер. Потёмкин оставил его при себе в звании адъютанта и 26 мая 1777 г. представил императрице доклад о назначении Семёна Зорина командиром лейб-гусарского эскадрона и лейб-казачьими командами. 30 мая Зорич получил просимое Потёмкиным назначение с производством в подполковники. Затем он был представлен императрице и пожалован флигель-адъютантом с производством в полковники и назначением шефом лейб-гусарского эскадрона. Румянцев в своей автобиографии так говорит об этом событии: "Возвратясь в Петербург, мы нашли Завадовского, теряющего фавор, и без того недолговременный. Зорич заступал его место. Почести, награды, богатство посыпались на него". 22 сентября Семён Гаврилович Зорич пожалован в корнеты Кавалергардского корпуса с производством в генерал-майоры, а через два дня назначен шефом Ахтырского гусарского полка.

Зорич получил большое влияние при дворе, но не злоупотреблял им. "Случай" с Зоричем был принят петербургским обществом благоприятно для него. "Генерал Зорич, – писал А. К. Разумовский своему отцу, – очень ласково со всеми обходится". Другой современник писал о Зориче, что он "был писаный красавец, но весьма ограничен и без всякого воспитания; впрочем, он был добрейшим из смертных". Вернее понимала его сама императрица: "Можно сказать, что две души имел: любил доброе, но делал и худое, был храбр в деле с неприятелем, но лично трус".

Его успехи при дворе продолжались менее года, и его удаление состоялось в мае 1778 г. Об этом современники рассказывают следующее: ставленник всесильного Потёмкина Зорич вздумал освободиться из-под его влияния. "Потёмкин хотя и не опасался Зорича, но хотел показать, что нельзя безнаказанно даже думать ему противиться, и этим примером предостеречь всякого, кому пришла бы в голову такая мысль. Князь представил императрице, что неприятно и даже унизительно иметь близ себя человека столь ограниченных познаний, как Зорич".

Императрица, вероятно под влиянием Потёмкина, как-то раз обошлась с Зоричем очень холодно. Приписывая это интригам Потёмкина, Семён Зорич, будучи от природы очень вспыльчив и необуздан, тотчас же наговорил князю кучу дерзостей и вызвал на дуэль, которую Потёмкин отклонил. Зорич отправился к императрице и с отчаяньем объявил ей, что дорожит в своей жизни лишь её к нему расположением. После этого два дня императрица снова была к нему благосклонна, и, казалось, всё снова пошло по-старому. Но это только казалось: дни влияния его при дворе были уже сочтены. Английский посланник говорит, что императрица лично объявила Зоричу его отставку в самых мягких формах, прибавила ему пенсиона, дала огромную сумму денег и 7 тысяч крестьян. Зорич покинул Петербург и отправился путешествовать за границу.

В сентябре 1778 г. он возвратился из-за границы в Шклов, где в день именин императрицы, 24 ноября, основал Шкловское благородное училище.

В Шклове Зорич жил широким русским барином, славясь своим гостеприимством и удивляя вcex своей роскошью. Каждый год в шкловский замок к Екатеринину дню, к именинам Зорича и на время шкловских ярмарок съезжались со всех сторон знакомые, гостившие у него недели по две и даже более; тут устраивались балы, маскарады, любительские спектакли, фейерверки и карусели. В 1780 г. императрица Екатерина два раза заезжала в Шклов во время своего путешествия в Могилёв. Зорич достойным образом встретил свою матушку-царицу. Он переделал свой дом, выписал из Саксонии чудный столовый сервиз, построил триумфальные ворота. Семён Гаврилович встретил государыню у триумфальных ворот и проводил её в свой дом. Он ехал с правой стороны кареты рядом с графом 3. Г. Чернышёвым, наместником края. Вечером императрица играла в карты и слушала немецкую комическую оперу. Затем открылся бал, по окончании которого был подан великолепный ужин...

Выйдя в 1784 г. в отставку, С. Г. Зорич ещё более занялся своим училищем; он сам носил звание главного директора и был его начальником. Все воспитанники, число которых сперва было 150, а потом доходило до 300, были дворяне, и хотя училище не называлось военным, но носило характер военно-учебного заведения. Оно состояло из эскадрона кавалерии и трёх рот пехоты. Эскадрон делился на два взвода, первый был кирасирский, второй гусарский; две гренадерские роты и одна егерская составляли пехоту. О выпускаемых из училища Зорич ходатайствовал перед императрицей об определении их на службу. Он вложил не только свою душу в это училище, бывшее в то время единственным в своём роде, но и значительные суммы.

Вскоре по вступлении на престол император Павел 25 декабря 1796 г. назначил Зорича шефом Изюмского полка, а год спустя произвёл в генерал-лейтенанты. Назначение это было неудачное и принесло немало горя самому Зоричу. Безалаберный, невоспитанный, постоянно нуждаясь в деньгах и держась только займами, сроки которых "редко наблюдал", привыкнув в Шклове к исполнению всех своих прихотей и к подобострастному отношению, Зорич запутался в полковых денежных суммах, а своим дерзким вызывающим поведением восстановил против себя офицеров своего полка, начиная с полкового командира Трегубова, преданного по жалобе на него Зорича суду.

Штаб-офицеры Изюмского полка подали на Зорича жалобу инспектору Лифляндской дивизии генерал-лейтенанту Нумсену, обвиняя шефа в недопущении их к проверке денежного ящика. Узнав о посылке таковой жалобы, Зорич "почёл сие за возмущение", о чём и донёс Нумсену. Прибыв в м. Биржу, Нумсен повёл дело "как только возможно, чтоб не компрометировать Зорича с подчинёнными ему". Он хотел ограничиться допросом командующего полком подполковника Дембровского, который пользовался "безызъятною доверенностью шефа", но оказалось, что Зорич и его не допускал к полковой денежной казне. На просьбу штаб-офицеров допустить их к освидетельствованию казны он отвечал, что "подчинённые слепо повиноваться должны", что он "ко всякому предприятию имеет свои причины, а может, и чрезвычайные повеления", и наконец сказал: "Чего вы хотите смотреть в казне? Денег нет налицо, ордера есть, которых я ещё не подписал, но я их тотчас подпишу".

При расследовании Нумсена оказалось, что "на частную потребу" издержано шефом свыше 12 тыс. руб. полковых денег, что не только офицеры, но и нижние чины не получили жалованья, что "многие из нижних чинов принуждены были продать собственные вещи на своё содержание", что Зорич употреблял нижних чинов и казённых лошадей для возведения собственных построек и т. д.

Получив донесение Нумсена, император Павел 15 сентября уволил от службы Зорича, а через три дня Ростопчин сообщил ему следующее высочайшее повеление: "Государь император соизволил указать написать к в. np-ву, что после случившегося в правлении вами полком не дурно будет жить вам в Шклове..."

В начале 1798 г. С. Г. Зорич покончил расчёты с полком и переехал в Шклов. Два раза обращался он к государю с просьбами разрешить ему приехать в Петербург, "где бы во мгновение ока В. И. В-во увидели бы истину", но разрешения не последовало.

29 мая 1799 г. сгорело Шкловское училище. Пожар сильно опечалил Зорича и отозвался на его расшатанном здоровье: он слёг в постель, и положение его по заключению врачей становилось безнадёжным.

В том же году Семён Гаврилович Зорич скончался, ровно в третью годовщину смерти Екатерины. "Государь милосерд, он вас не оставит", – сказал умирающий собравшейся у постели его многочисленной призреваемой им родне.

С. Г. Зорич погребён близ шкловской Успенской церкви. На могиле его поставлен был мраморный крест, но лучшим памятником Зоричу служит переведённое из Шклова в Москву благородное училище, именуемое 1-м Московским кадетским корпусом.