Граф Александр Борисович Бутурлин,

1704-1767

Родился в Москве. К этому времени древняя дворянская фамилия Бутурлиных, ведущая своё начало от Радши "мужа честна", приехавшего "из семиградской земли" при Александре Невском, насчитывала в своих рядах 29 представителей, бывших богатыми помещиками. Его отец, капитан гвардии, умер от раны, полученной в сражении при Лесной в 1708 г. Родной дядя Бутурлина, Пётр Иванович, известный "князь-папа", будучи приближённым к Петру лицом, мог содействовать карьере племянника.

В 1716 г. юноша Бутурлин именным указом зачисляется в морскую академию, это любимое детище царя. Эта только что основанная академия не отличалась ещё благоустройством: уровень преподавания был невысок, профессора-иностранцы, получая неаккуратно жалованье, с трудом уживались в непривычной для них обстановке и осаждали правительство просьбами об отставке; воспитанников нужно было строгими мерами удерживать от кутежей и заставлять учиться. В 1720 г. расторопный и прекрасно аттестованный Бутурлин имел счастье попасть в денщики к Петру. Это было первым и весьма серьёзным шагом в его служебной карьере.

Не любивший пышности Пётр ограничил весь свой штат небольшим числом молодых людей, которые назывались денщиками и должны были по очереди дежурить при особе царя. Здесь Пётр со свойственной ему проницательностью замечал способности каждого, выдвигая вперёд наиболее даровитых. Для молодых людей это была незаменимая школа, в которой они под руководством самого Петра могли многому научиться. Оставаясь в этой должности до самой кончины государя, Александр участвовал во всех сухопутных и морских предприятиях Петра и исполнял его многочисленные и разнообразные поручения. Здесь у него могли зародиться те симпатии к членам Петрова дома, которыми в значительной степени определяется его последующая деятельность, тем более что он был также доверенным лицом императрицы, исправляя и при ней должность денщика.

Усердная служба и толковое исполнение обязанностей скоро расположили к нему Петра. Эта милость простиралась до того, что государь лично заботился о переходе к любимому денщику имений, оставшихся после смерти его дяди П. И. Бутурлина, и в сентябре 1723 г. сделал в этом смысле резолюцию на поданной Александром челобитной.

Почти немедленно по воцарении Екатерины I Александр Бутурлин был пожалован гоф-юнкером, а к концу её царствования, в 1727 г., был уже камер-юнкером двора. Назначение Бутурлина на придворные должности не могло не отразиться на всей его последующей деятельности и имело несомненное и решающее влияние на образование его характера, вкусов, симпатий и убеждений. Ещё очень молодой, неопытный, с несложившимися взглядами человек, находившийся до этого в суровой и трудовой обстановке петровского двора, сразу попал в изнеживающую и праздную атмосферу придворной жизни XVIII века, окунулся с головой в море интриг, отличавших собою эпоху от смерти Петра I до воцарения Екатерины П. Ему пришлось почти всё время присутствовать при борьбе партий, не пренебрегавших никакими средствами, лишь бы попасть в фавор, видеть незаслуженное возвышение лиц, о которых до этого никто ничего не знал, и удивляться неожиданному падению временщиков, стоявших, казалось, на недосягаемой высоте. Здесь, в этой обстановке, появились в характере Александра Борисовича те несимпатичные черты, за которые он получил от современников прозвище царедворца, в худшем смысле слова.

Вероятно, что ещё с первых шагов его придворной деятельности и было положено начало тем отношениям между молодым красавцем камергером и пышно расцветавшей цесаревной Елизаветой, о которых впоследствии упоминают иностранные посланники в своих донесениях. Борьба придворных партий ещё более обострилась в правление малолетнего Петра П. С падением Меншикова партии резче обозначаются, и в дипломатической переписке того времени каждая выступает с очень определённой физиономией. Александру Борисовичу, ещё в 1726 г. женившемуся на княжне Анне Михайловне Голицыной, которая приходилась родной сестрой князьям Дмитрию и Михаилу Голицыным, гордившимся своим происхождением и заслугами, естественнее всего было примкнуть к этой влиятельной партии. Этим обстоятельством можно объяснить, почему Пётр II немедленно по восшествии своём на престол пожаловал его камергером, а 1 января 1728 г. одна из отобранных у Меншикова "кавалерии" – орден св. Александра Невского – была отдана Бутурлину. 10 февраля Бутурлин пожалован унтер-лейтенантом Кавалергардского корпуса и чином генерал-майора.

Несмотря на все свои неоспоримые заслуги, несмотря на то, что партия Голицыных разделяла отвращение молодого императора ко всему иностранному, эта партия не могла всецело расположить к себе Петра II. Ей скоро пришлось вступить в борьбу с Долгоруковыми.

Известно, что в их планы входила, между прочим, женитьба юного императора на родной сестре царского фаворита князя Ивана Долгорукова. Главным препятствием к достижению этой заветной цели была страстная любовь молодого Петра к его красавице-тётке. Нужно было во что бы ни стало поколебать эту любовь и устранить цесаревну.

Как на подходящем средстве для этого партия остановилась на Бутурлине и его отношениях к Елизавете. Уже прежде от глаз посторонних наблюдателей не ускользнуло ни расположение Петра к тётке, ни его ревнивый и вспыльчивый характер. Принимая во внимание неосторожное поведение и не совсем скромный образ жизни, который вела в то время Елизавета, нетрудно себе представить, что пылкая юношеская любовь царя, доходившая почти до обожания, должна была уступить место противоположным чувствам, как скоро ему намекнули об отношениях цесаревны к её камергеру. Немаловажным поводом к перемене настроения царя было, кажется, неосторожное путешествие Елизаветы вместе с Бутурлиным на богомолье в один из подмосковных монастырей, причём их сопровождала только одна дама.

Эта перемена не замедлила выразиться, по обычаю века, в очень резких и грубых формах. "Приискивают различные средства унизить княжну Елизавету, – доносит Лефорт 4 мая 1729 г. – Ей отказывают, – продолжает он, – почти во всём, даже в пиве для её людей. Её лишили Бутурлина, её советника, хотя с самыми дурными наклонностями, но Господь, во гневе своем, довёл его до генерал-майорства, и так как он открыто признаётся в своём неумении начальствовать, то полагают, что его отправят в Персию, где бы он научился своему ремеслу". Герцог Лирийский в донесении от 6 июня 1729 г. сообщает, что "ген. Бутурлина понизили чином, отняли у него орден св. Александра и с чином подполковника сослали в Персию". Так на этот раз неудачно кончилась для Александра Борисовича столь блистательно начатая им придворная служба.

С воцарением Анны Иоанновны Бутурлин 8 апреля 1730 г. снова получил назначение на персидскую границу в корпус, находившийся под командою генерал-поручика Румянцева. В этом вновь завоёванном русским оружием крае Бутурлин участвовал в многочисленных сшибках с кавказскими народцами, находясь "в атаке от татар и турков два месяца", а потом будучи "в двух акциях, одна под Дербентом, другая в Табасаране".

Однако Бутурлин очень тяготился своей службой на отдалённой окраине. Положение его улучшилось с назначением командиром Низового корпуса принца Гессенгомбургского, покровительствовавшего Бутурлину. В мае Бутурлин был отправлен из крепости Св. Крест в Дербент, откуда поспешил послать принцу Гессенгомбургскому "черешни, сколько мог спелой собрать", а в июле одержал над неприятелем победу "на акции, продолжавшейся часа 3 и больше". Бутурлин, ссылаясь на лихорадку и общую слабость здоровья, продолжал просить освобождения от службы, и в августе принц сделал об этом представление государыне. На это последовал высочайший указ об отправке Бутурлина из Низового корпуса для лечения и житья в Казань.

В 1735 г. генерал-майор Бутурлин именным указом был назначен губернатором в Смоленск. Выступая впервые на административном поприще, Александр Борисович кроме обычной губернаторской деятельности должен был столкнуться с целым рядом вопросов об упорядочении пограничных отношений в этой примыкавшей к Польше губернии. Ему пришлось разобрать массу дел об обидах, чинимых литовскому шляхетству воинскими командами при розысках беглых русских крестьян, и предложить несколько мер для предотвращения побегов.

Война с турками и недостаток в генералах оторвали Бутурлина от его административной деятельности, за которую он уже успел получить "всемилостивейшую Е.И. Величества апробацию, за подписанием собственной рукою". В январе 1738 г. он был определён в действующую армию, находившуюся под начальством Миниха, и участвовал в Днестровском походе против турок. В донесении своём императрице 4 октября главнокомандующий аттестует его как надёжного и способного, хотя и слабого здоровьем генерала.

В кратковременное правление Анны Леопольдовны в сентябре 1740 г. состоялось назначение Бутурлина армейским кригскомиссаром, с повелением присутствовать в московской военной конторе, затем в октябре он был произведён в генерал-лейтенанты.

Немедленно по восшествии на престол Елизаветы Петровны вместе с наградами лиц, способствовавших перевороту 25 ноября, обрушилась кара на сторонников и деятелей предшествовавшего царствования; их имения были конфискованы и большей частью розданы лейб-кампанцам. Именным указом 1 декабря было повелено Бутурлину командировать на Украину надёжных людей для описи имений и имуществ обоих Минихов, вице-канцлера графа М. Головкина, генерал-адмирала графа А. Остермана и президента Коммерц-коллегии барона Менгдена. Вместе с тем императрица поручала своему бывшему любимцу, сменив известного Неплюева, принять на себя главное управление Малороссией. Это было очень почётным и вместе с тем ответственным назначением, если принять во внимание заботы тогдашнего правительства об этом крае, страшно пострадавшем во время бироновщины и только что начинавшем оправляться от минувшей Турецкой войны. Тем не менее это назначение пришлось далеко не по душе Бутурлину; он принял его "крайне неохотно, с условием, что оно будет временное, и только и думал, как бы возвратиться ко двору". Как предъявление Бутурлиным этого условия, так и его стремление непременно оставаться при дворе крайне характерны; они как нельзя лучше обрисовывают вместе со вкусами Александра Борисовича ту монаршую благосклонность, которой он неизменно пользовался во все время царствования Елизаветы.

Коронование императрицы, состоявшееся 25 апреля 1742 г., послужило Бутурлину удобным предлогом уехать в Москву и, навсегда распрощавшись с Малороссией, снова начать излюбленную им придворную службу. Получив ещё в марте этого года звание действительного камергера, Александр Борисович в день коронации был произведён в полные генералы. В это время со шведами велась война, окончившаяся впоследствии Абовским миром. Елизавета, не сомневавшаяся, кажется, в разнообразных дарованиях бывшего фаворита, назначила его главным командиром войск, расположенных в Лифляндии, и затем ему же было поручено выступить с войсками в Курляндию, на случай появления там шведского десанта. Здесь "через его (Бутурлина) благоразумие и неусыпное попечение" были взяты у шведов два шкота и одно судно; снятые с них шесть флагов отправлены ко двору.

С отъездом двора в Петербург Бутурлин был оставлен в Москве "главным командиром", причём ему же было вверено начальствование над войсками, расположенными в столице и её окрестностях. Его губернаторская деятельность не была, да и не могла быть особенно плодотворной; она скоро осложнилась другими обязанностями. В том же году Бутурлин сделан был сенатором и в 1744 г. командиром дивизии из полков, расположенных в Казанской, Астраханской и Нижегородской губерниях.

В 1748 г. Бутурлин был назначен в Сенат для объявления высочайших повелений по разным предметам. С небольшими перерывами он исполнял эту обязанность до 1760 г. За это время Бутурлин был пожалован в генерал-адъютанты, подполковники лейб-гвардии Преображенского полка, получил орден св. Андрея Первозванного и, наконец, 5 сентября 1756 г., в день тезоименитства государыни, возведён в фельдмаршальское достоинство.

Параллельно с занятиями в Сенате шли работы в Конференции, в которую вместе с возведением в фельдмаршалы был назначен Бутурлин. Главные заботы этой Конференции заключались в приготовлении русских военных сил к предстоящей борьбе с Фридрихом II. Скоро началась и сама война. Участвуя постоянно в заседаниях Конференции, А. Бутурлин имел полную возможность изучить сложный механизм мобилизации, познакомиться со взглядами товарищей на эту малопопулярную войну и быть свидетелем странного поведения племянника Елизаветы, наследника престола, который открыто радовался при получении известий о победах Фридриха и упорно не доверял рассказам о поражении пруссаков. От наблюдательного придворного, каким был Александр Борисович, не могло ускользнуть ни слабое здоровье императрицы, ни те перемены, которые должны были последовать после её смерти.

Положение дел при дворе действительно было таково, что требовалось с постоянным и неослабевающим вниманием следить за ходом событий. Здоровье Елизаветы день ото дня становилось хуже; дни её, по-видимому, были сочтены, и всем было ясно, чего можно было ожидать от её слабого духом и телом преемника. Вокруг супруги наследника великой княгини Екатерины Алексеевны, умевшей располагать к себе всех, уже группировался кружок преданных ей лиц.

Наученный горьким опытом, вынесенным из прежней придворной жизни, Бутурлин знал, как опасно не примкнуть вовремя к преобладающей партии. В его поступках заметны колебание и нерешительность, не ускользнувшие от Екатерины. "Хотя, – писала о нём великая княгиня, – это человек слабого характера и наклонен к плутовству, однако и из него можно извлечь пользу". Несомненные военно-административные заслуги, которые оказал Александр Борисович, будучи членом Конференции, побудили последнюю сделать представление Елизавете о назначении Бутурлина главнокомандующим на место Салтыкова. Таким образом, противником гениального Фридриха II становился вельможа почти без всякой боевой подготовки, с одними талантами хорошего администратора. Это назначение вызвало оживлённые толки и сильное неудовольствие и в публике, и в действующей армии.

Но во всех недоброжелательных отзывах, сложившихся отчасти по окончании войны, совершенно упускается одна сторона, на которую мало обращали внимания и наши историки. Без всякого сомнения, Бутурлин не отличался военными дарованиями, и возложенная на него задача была ему не по силам; но при оценке его поступков, бывших в общем точным повторением ошибок его предшественников, совершенно остаётся в тени его придворное прошлое, его близкое знакомство с настроением "молодого двора". Бутурлин ни на минуту не мог сомневаться в том обороте дел, который должен был наступить и действительно наступил после кончины императрицы Елизаветы. Приняв во внимание и другие причины, тормозившие успешный ход операций, – полную зависимость главнокомандующего от распоряжений Конференции, этого русского гофкригсрата (Гофкригсрат - высший военный совет), и недостаток доверия к австрийцам, – мы получим достаточно данных если не для оправдания, то для смягчения приговора о действиях Бутурлина, которому так и не удалось прославиться "побеждением неприятеля".

Впрочем, военные неудачи особенно не тревожили Бутурлина: он имел сильную поддержку при дворе в лице только что вошедшего в милость И. И. Шувалова, с которым состоял в переписке. Убеждая Шувалова внимательно читать его реляции, фельдмаршал заявляет, что из них видно, как "венский двор ничто иное желает, как токмо, по простой пословице, чужими руками жар загребать".

Распоряжения главнокомандующего носят отпечаток полнейшей растерянности и нерешительности. Лишённый возможности созвать военный совет, потому что Конференция запретила даже поминать это "мерзившее" ей слово, и предоставленный собственной инициативе, фельдмаршал в полной мере обнаруживает свою неспособность. Нужно ещё здесь же отметить зависть и открытое недоброжелательство Бутурлина к выдающемуся своими дарованиями Румянцеву.

Сдав команду Фермору, Бутурлин 28 декабря отправился в Петербург. На дороге он получил милостивый рескрипт Петра III. В этом рескрипте "противник Фридриха" обнадёживался в неизменной милости и благоволении со стороны нового императора. Милость на первых порах выразилась в том, что Бутурлин снова получил место главнокомандующего в Москве, двадцать лет тому назад находившейся под его управлением. Впрочем, ни в кратковременное правление Петра, ни в последующее царствование Екатерины II А. Б. Бутурлин не много времени посвящал административной деятельности. Его тянуло в Петербург, ко двору: хорошо знакомый с настроением умов, Александр Борисович зорко следил за событиями, предшествовавшими воцарению Екатерины II, и 28 июня, во время "петергофского похода", мы видим его в блестящей свите, окружавшей императрицу. Екатерина в день восшествия на престол пожаловала Бутурлину шпагу, богато украшенную бриллиантами, и грамоту с прописанием всех его заслуг, утверждавшую за ним и его потомством графское достоинство Российской империи; затем назначила его, с оставлением в звании генерал-адъютанта, командующим всей кавалерией, расположенной около Петербурга.

Депеши иностранцев раскрывают нам то участие, которое принимал Бутурлин в деле, живо интересовавшем высшие сферы, в составлении проекта брачного договора Екатерины с её любимцем графом Г. Г. Орловым. Несмотря на антипатию к Орлову, в короткое время сделавшемуся равным ему по чину, Бутурлин, верный себе, всё-таки одним из первых подписал бумагу, в которой от имени знатнейших представителей нации одобрялось это ни с чем не сообразное намерение...

Остаток жизни А. Б. Бутурлина протекал тихо, без треволнений и бурь, которыми были ознаменованы его молодые годы. Он то командовал парадом, причём неизменно получал высочайшую благодарность, то, явившись во дворец к наследнику престола великому князю Павлу Петровичу, рассказывал эпизоды своей богатой приключениями жизни и нередко становился предметом насмешек слушателей.

Приехав в Москву, Бутурлин в мае 1767 г. заболел и, несмотря на все заботы докторов, присланных императрицей, 31 августа скончался на руках своей семьи и близких ему лиц.