Лейб - кампания

Великая Петрова дщеръ Щедроты отчи превышает... М. В. Ломоносов. «Ода на день восшествия на престол Елизаветы Петровны»

В ночь на 25 ноября 1741 г. на российский престол взошла дочь Петра Великого – императрица Елизавета Петровна... В этой главе мы рассказываем об истории учреждённой ею Лейб-кампании (кампания (от нем. Leib и фр. compagnie рота) – гренадерская рота лб.-гв. Преображенского полка в 1741-1762 гг.), также являвшейся одной из предшественниц Кавалергардского полка.

Указом 31 декабря 1741 г. Елизавета Петровна объявила об учреждении Лейб-кампании.

“Божией милостию мы, Елизавета Первая, императрица и самодержица всероссийская, и прочая, и прочая. Понеже во время вступления нашего на всероссийский родительский наш престол полки нашей лейб-гвардии, а особливо гренадерская рота Преображенского полка, нам ревностную свою верность так показали, что мы оною их службою... желаемый от всего государства нашего успех в восприятии престола, без всяких дальностей и не учиняя никакого кровопролития, получили; и яко же мы в том благодарны есть Господу Богу, подателю всех благ за неизречённую его милость к нам и всему государству нашему; так имея во всемилостивейшем нашем рассуждении... верную службу вышеписаных, не можем остаться, не показав особливой нашей императорской милости к ним, чего для соизволили мы учинить следующее (следует перечисление денежных наград гвардейским, Ингерманландскому и Астраханскому полкам)... А гренадерскую роту Преображенского полка жалуем: определяем ей имя – Лейб-кампания, в которой капитанское место мы, Императорское Величество, соизволяем сами содержать и оною командовать, а в каком числе каких чинов оная наша Лейб-кампания состоять имеет и какие ранги обер- и унтер-офицерам и рядовым мы всемилостивейше пожаловали, то следует при сем... Оной нашей Лейб-кампании во всех вышеписаных как унтер-офицеров, капралов и рядовых, кроме заротных чинов, всемилостивейше жалуем дворянами (кои до сего времени того не имеют) с таким указом, чтоб от них родившиеся от сего числа дети дворянство по наследству имели; которых ныне от нас всемилостивейше пожалованных дворян повелеваем в нашей герольдии вписать в дворянскую книгу и, для незабвенной памяти будущим родам государства нашего, о сем, от Господа Бога дарованном, успехе в восприятии нами всероссийского родительского нашего престола, в котором случае оные персоны нашей Лейб-кампании знатную свою службу нам и всему государству показали, сделать гербы по апробованному от нас рисунку; а которые есть из дворян, и тем в гербы их прибавить и сей новый герб и приготовить надлежащие дипломы к подписанию нашему...”

Императрица назначила свою коронацию на весну 1742 г. Времени для приготовления было немного, а потому пошла спешная работа; в числе других немало забот представляли постройка “кавалергардского убора” на 68 чинов Лейб-кампании и доставление им лошадей.

Первоначальное желание императрицы было, чтобы Лейб-кампания, или хотя часть её, имела своих верховых лошадей и чтобы она уже на коронации явилась бы конницей; последнее, вероятно, потому, что при коронации Екатерины I кавалергарды сопровождали императрицу в Вознесенский монастырь верхами. С этой целью в марте 1742 г. отправлен был в Малороссию камер-лакей Платон Гордеев с приказанием выбрать “как с отписных Миниховых и Головкина, так и со всех казённых – яко-то Конной гвардии и кирасирских – заводов лошадей, добрых, кроме заводных (заводских) жеребцов и кобыл”. Лошади эти предназначались “как для входу Е. И. В-ва в Москву, так и для высочайшей Е. И. В-ва коронации для церемонии под Лейб-кампанию”.

Гордееву было приказано набрать 400 лошадей, но он мог набрать годных всего 13 лошадей на заводе Миниха и 2 лошади на заводе Конной гвардии; да, кроме того, на заводах малороссийских и слободских полков Гордеев из числа представленных ему 40 лошадей выбрал 5. Таким образом, командировка Гордеева окончилась полным неуспехом: Лейб-кампания не получила лошадей ни к коронации, ни впоследствии; а когда кавалергарды, входившие в её состав, должны были являться конными, – лошади и пистолеты брались из Конной гвардии.

Одни за другими идут приказы и приказания о том, чтобы лейб-кампанцы вели себя “добропорядочно, как регул требует”; составленные почти в одних и тех же выражениях, возбраняя под угрозой “жесточайшего штрафования” одни и те же проступки и преступления, тянутся эти приказы и “ордеры” через всё двадцатилетнее существование Лейб-кампании, но мало исполняются.

Вчерашние солдаты, спившиеся ещё в казармах, люди грубые, которых не только “штрафовать падкою”, но “бить батогами” и далее “кошками” можно было сколько угодно, сразу пожалованы офицерами, сделаны дворянами; мало того, в манифесте объявлено, что “оные персоны... знатную свою службу нам и всему государству показали”.

Удивительно ли, что у них, попавших из “подлости” сразу на такую высоту, закружилась голова, что они возомнили, что всякое их безобразие будет им ради “знатной” их службы прощено? Восстановить дисциплину в Лейб-кампании можно было только двумя способами: путём крайней строгости, не останавливаясь ни перед какими мерами, или же путём более постепенным, но и более верным: дав Лейб-кампании офицеров, способных своим авторитетом и своим примером укрепить дисциплину. Ни того, ни другого не было сделано.

Первый способ был во всех отношениях неподходящ: он не соответствовал ни политическим взглядам императрицы, ни её личному характеру – крайне добросердечному и признательному, ни общему положению вещей. Рубить драчунам если не головы, то руки, бить кнутом ругателей, гонять сквозь строй пьяниц, когда эти-то лица только что названы “персонами”, оказавшими императрице и России “знатную” службу, было бы по меньшей мере непоследовательно, и на это никто бы не мог уговорить Елизавету Петровну. Заметим, что в то время строгости, неизбежные в военной службе, многие ещё считали немецкими новшествами, без которых русские войска могут обойтись, и бессердечное и пренебрежительное отношение большинства иноземцев-офицеров к солдатам как бы подкрепляло этот взгляд.

Ко второму способу Елизавета Петровна также не могла прибегнуть. Лейб-кампания была ею учреждена с целью иметь всегда около себя отряд решительных и преданных ей лиц. Лучшего выбора императрица не могла сделать: Преображенские гренадеры доказали на деле, что вполне обладают и тем и другим. Понятно, что команду над этими телохранителями Елизавета Петровна должна была поручить людям безусловно ей преданным; но, к сожалению, все участники 25 ноября были люди, не только не имевшие никаких военных дарований, но и не имевшие понятия о воинской дисциплине. С целью вознаградить, а может быть, и для того, чтобы на первых порах поставить во главе Лейб-кампании человека военного, капитан-поручиком её сделан был принц Людвиг Гессенгомбургский. Не ему, конечно, человеку бесхарактерному, бесцветному и слишком доброму, было командовать Лейб-кампанией. К тому же принц Людвиг уже в Крымский поход доказал, что имеет разве что отрицательные понятия о дисциплине. Занятый устройством придворных увеселений, в которых показал немалый талант, генерал-фельдцейхмейстер принц Гессенгомбургский посвящал более времени фейерверкам и “комедиантам”, чем Лейб-кампании; управление он сдал Гринштейну. Но мог ли авантюрист тёмного происхождения и едва ли не из жидов, вчерашний даже не гренадер, а солдат Преображенского полка иметь какой-либо прочный авторитет в глазах лейб-кампанцев? Мы должны, впрочем, отдать справедливость Гринштейну, что он круто взялся за дело и не скупился на наказания.