Придворная служба

Офицеры являлись благодарить государя при производстве в чин, пожаловании ордена и т.п. и приносили поздравления в день рождения и тезоименитства государя, при бракосочетаниях лиц царской фамилии, "с благополучным разрешением от бремени" и при приезде в Петербург великих княгинь.

На придворные балы приглашались или все офицеры полка, или поимённо; поимённо приглашались кавалергардские офицеры только на эрмитажные балы, а на остальные приглашались все полковники, по три обер-офицера с полка, и все бывшие камер-пажи вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны. Иногда приглашение передавалось словесно. Обыкновенно приглашение делалось от имени императрицы Марии Фёдоровны.

Придворная служба в царствование Александра I заключалась в нарядах: 1) на выходы; 2) на высочайшие балы и обеды; 3) для принесения поздравлений. Высочайшие выходы в церковь бывали каждое воскресенье и праздничные дни; церковной службе обыкновенно предшествовал развод, откуда прямо шли во дворец (Зимний или Таврический), в церковь. На выходах обязаны были присутствовать все офицеры, кроме новых должностных. В первый день Пасхи кроме выхода к заутрене был ещё выход в 4-5 часов дня к вечерне. После заутрени все офицеры, по старшинству полков, подходили христосоваться с государем и великими князьями и к руке императрицы, великих княгинь и великих княжон. Во время выходов кавалергардские офицеры собирались в тех же покоях, где собирались и лица, имеющие "вход за кавалергардов". Иногда на первый день Пасхи был парад всем войскам.

Свитская служба

Число кавалергардских офицеров, переведённых в адъютанты, а равно адъютантов, зачисленных в списки полка с оставлением в адъютантской должности, было весьма значительным (с 1800 по 1824 г. в полк поступило по спискам 318 офицеров, из них 70 – адъютантами).

В царствование императора Александра I зачисление в списки полка с оставлением адъютантами бывало особенно часто. Объяснение этому надо искать в том обстоятельстве, что в зачислении в кавалергардские списки усматривалась некоторая награда, ибо перечислялись в Кавалергардский полк не только адъютанты, числившиеся в армейских частях, но и числившиеся в гвардейских полках, тем более что до 1816 г. "генеральские" адъютанты "из полков лейб-гвардии" носили мундиры тех же гвардии полков, "из которых кто в адъютанты поступил".

За период с 1800 по 1824 г. число офицеров Кавалергардского полка, переходивших на адъютантские должности, составило около 15%. Значительный процент перехода в адъютанты может быть объяснён следующими обстоятельствами: 1) высоким образованием многих из кавалергардских офицеров и знанием ими иностранных языков, вследствие чего их охотно брали в адъютанты; 2) желанием участвовать в военных действиях в тех случаях, когда полк оставался в Петербурге; 3) родственными связями, протекцией и т.п.

Значительный процент за первую четверть XIX века особенно обращает на себя внимание потому, что император Александр I не жаловал штабной службы, "чернильных", по его выражению, офицеров, не любил "волонтёров" и преследовал "родственные" штабы.

Манёвры

С самого начала царствования Александра Павловича были сделаны попытки ввести лагерные сборы в гвардии, но попытки эти были слабые, и на расположение войск лагерем надо смотреть почти только как на сосредоточение их для манёвров. В 1801 г. по случаю похода в Москву манёвров не было; в 1802 г. лагерь был устроен на Волковом поле, но не на всю гвардию, а части чередовались; кавалергарды же в этот лагерь вовсе не выходили, так как находились в Новой Деревне. В конце августа назначены были манёвры у Красного Села, на которые полк выступил 21 августа. Манёвры продолжались два дня и были прекращены по случаю дурной погоды. Дошедшие до нас документы, относящиеся как до этих манёвров, так и до следующих, не только высоко-поучительны в отрицательном смысле, но позволяют установить, что аустерлицким погромом мы обязаны не одним австрийским стратегикам вообще и Вейротеру в частности, но и самим себе: под Аустерлицем мы хотели проделать то же, что делали на манёврах под Красным и Петергофом, и получили за это надлежащее возмездие...

Однако и после Аустерлица в организации и проведении манёвров мало что переменилось. Они даже проводились не каждый год.

По возвращении гвардии из-за границы в 1814 г. лагерные сборы ежегодно происходили под Красным Селом. Они почти всегда оканчивались в первых числах июля манёврами, продолжавшимися 2 – 4 дня. Манёврам предшествовали репетиции, или, как тогда говорили, "пример" манёвра. В царствование императора Александра I кавалергарды приходили в лагерь к самым манёврам и после них тотчас же уходили обратно в Новую Деревню; располагались они обыкновенно в Бартошинской слободе, а в 1823 г. в Русском-Капорском. В дальнейшем (при императоре Николае I) продолжительность лагеря была вообще увеличена, но кавалергарды по-прежнему вступали в лагерь последними; из Новой Деревни они к 1 июля переходили в Петергоф, а оттуда 3 – 6 июля – в Красное Село и располагались в Павловской слободе.

С переходом войск в Красное Село высшее начальство старалось воссоздать там боевую обстановку, но это плохо удавалось. Причина этому заключалась, вероятно, в том, что одного приказания недостаточно для того, чтобы фикцию приняли за действительность, между тем как система лагерного обучения ничего общего с боевой обстановкой не имела.

Нижеследующие приказы дают понятие о манёврах того времени.

"За бывшие вчерашнего и сего числа манёвры полку я отдаю полную мою благодарность всем эскадронам, а особенно 2-му дивизиону, который содержанием аванпостов в продолжение ночи перенёс весьма большие труды".

"Е.с. командующий Южным корпусом ген.-ад. граф Ридигер приказать изволил, чтобы на манёврах во всяком случае атака производилась рысью и чтобы атакующая часть останавливалась непременно на расстоянии 100 шагов от атакуемой части".

Исключительное внимание в лагере обращалось на парадно-показную сторону. Те же разводы с "парадирующими" караулами и ординарцами, то же увлечение пешим строем. Мало того: кавалерийское начальство усиленно практиковало не только "9-рядные учения", но и пешие по-конному даже таких масс, как дивизии. Стремление создавать несуществовавшую боевую обстановку отзывалось на дисциплине: выезды офицеров из лагеря были до крайности стеснены, а это, в свою очередь, постоянно вызывало самовольные отлучки; против отлучек принимались репрессивные меры, которые, однако, не помогали.