Дух и дисциплина

Мы уже видели, какой был дух и какова была дисциплина в Кавалергардских эскадронах. То же самое мы должны сказать и о Кавалергардском полку. Порывность сформирования эскадронов согласно идее хотя и верной, но плохо отвечавшей действительности и не разработанной в деталях, поручение этой задачи сначала графу Мусину-Пушкину, никогда не отличавшемуся избытком энергии и самостоятельности, а затем пришлому маркизу д'Отишану не сулили успеха полку. Недаром ещё 3 июля д'Отишан обращался к Мусину-Пушкину с просьбой ходатайствовать перед государем о приостановке на некоторое время дальнейших назначений в кавалергарды. Нужно было разобраться в собранном материале, нужно было его рассортировать и профильтрировать, но для этого нужно было время, а его не давали.

Кому из нас не известно, что при сформировании части из других частей последние стараются спустить весь свой физический и нравственный брак? Так было и при сформировании Кавалергардского полка: полки в числе своих фурьеров, капралов и т. д. отправили всё, что было у них худшего. Неудивительно поэтому, что в числе присланной молодёжи оказались не только дурно воспитанные люди, но даже воришки.

Так, кавалергард Иван Смердов "ночью, разломав замок в комнате, где хранятся принадлежащие к обозу вещи, с двух вьючных попон ободрал позумент и одну из них похитил, а выжигу продал за 5 руб.; потерял карабин и шпоры; продал казённые вещи: фуфайку, перчатки, шляпу и чемодан... всего на 128 руб. 40 коп.". Суд постановил: Смердова повесить. Генерал-аудитор заключил: лишив Смердова настоящего звания и дворянства, написать в отдалённые гарнизонные полки вечно в солдаты. 27 августа 1797 г. по делу Смердова последовала нижеследующая высочайшая резолюция: "Весьма так".

9 июля дежурный по полку ротмистр Титов 1-й рапортовал маркизу д'Отишану: "Сего 9 июля дня стоящий на квартире на Вознесенской улице в доме купца Тразина кавалергард Кроткой 1-й прибил эскадрона вашего превосходительства кавалергарда Колтовского, которого, по осмотру моему, нашёл я весьма больно прибитым в левый глаз и щеку; от коего удара видны во всю левую сторону синие знаки с великою при том опухолью". Драка произошла из-за неуместной и гнусной шутки Колтовского относительно сестры Кроткого. Глубоко возмущённый кулачною расправой между кавалергардами, д'Отишан ходатайствовал перед графом Мусиным-Пушкиным об исключении обоих из полка. 28 июня Мусин-Пушкин прислал ордер д'Отишану: "Его Императорское Величество всевысочайше указать соизволил, чтобы кавалергардов, содержащихся под арестом, Кроткого и Колтовского, за худое их поведение из полку Кавалергардского выключа, отослать в государственную Военную коллегию для определения в армейские полки в рядовые".

Но что можно было ожидать от молодых кавалергардов, когда большинство их офицеров были типичные gatchinois вроде поручика Букина, который, будучи дежурным, напивается пьяным, самовольно покидает дежурство и под предлогом, что кавалергард Сербии не отдал ему чести, бьёт его на улице и сажает на конюшню, а не под арест. Маркиз д'Отишан стремится насадить порядочность в высочайше вверенном ему полку, в котором каждый рядовой – дворянин, в полку, который должен служить рассадником офицеров армии.

Шеф полка при назначении д'Отишана даёт ему (20 июня) ордер, в котором значится: "Полк Кавалергардский препоручается в полное командование в. пр-ва, почему имеете вы оный осмотреть во всех частях, а при том рекомендую в. пр-ву при собрании всех господ штаб- и обер-офицеров объявить, чтоб не осмеливались они унтер-офицеров и рядовых штрафовать палкою, также и бранными или грубыми словами, а обходились с ними ласково и вежливо, как должно с благородными людьми. Ежели кто окажется в худом поведении или в нерачении своей должности, о таковых представляли бы они вам, а вы уже по мере преступления имеете штрафовать по вашему рассуждению, сходно со званием кавалергарда". Так писал рождённый в благородстве и действительно благородный человек другому себе подобному, но... писать было одно, а действительность была иная. Запрещение "штрафовать палкою благородных" слишком походило на потёмкинские времена, когда даже "неблагородным" разрешалось, и то в крайних случаях, давать не более шести палок. Но потёмкинские времена решено было вырвать с корнем и даже след его могилы замести; признано было, что "при князе Потёмкине... вместо службы обращались в передней и в пляске", а Аракчеев шёл дальше, у него язык поворачивался боевые знамёна называть "екатерининскими юбками"!

Подтянуть некоторую распущенность, существовавшую в конце царствования Екатерины II в войсках вообще и в гвардии в особенности, было необходимо, но вместо того, чтобы сделать это исподволь и пригодными для русских мерами, решено было подтянуть на прусский образец, т. е. при помощи суровых телесных наказаний, давно уже выведенных у нас Потёмкиным. "Эмблемою их и служила трость, заимствованная от пруссаков вместе с их одеждой и уставами". Исправить армию должны были "гатчинцы".