Увольнение в запас армии

По окончании лагерных занятий унтер-офицерам, представленным к увольнению в запас армии, делался запрос о желании остаться в Петербурге, т. е. о том, кто пожелает поступить на частную службу.

Это заявление делалось, как правило, заблаговременно потому, что заявившим желание остаться в Петербурге некоторые офицеры предлагали должности для частной службы.

Надо заметить, что как унтер-офицеры, так и рядовые из более развитых охотно остаются в Петербурге и поступают на службу к офицерам или, по рекомендации, к их родственникам. В мою бытность в полку я замечал, что почти все без исключения унтер-офицеры после службы оставались в Петербурге или уезжали на службу в имения своих офицеров. Не возвращались на родину далее и такие, которые имели у себя в деревне сравнительно обеспеченное и благоустроенное хозяйство. Очевидно, деревня со своей грязью и тяжёлым трудом не притягивает своих воспитанников; последние, нанюхавшись городской жизни, где не так трудно, но чисто и сравнительно сытно, с лёгким сердцем изменяют своей воспитательнице – деревне. По этому можно заключить, что деревня ежегодно теряет большой процент своих лучших членов.

Под влиянием жалости к деревне у меня явилась было мысль вернуться на родину и послужить ей тем, что приобрёл в полку. Но эту, правда идеальную, но не имеющую практического значения мысль я принуждён был скоро оставить: кроме того, что я не имел никаких средств для ведения хозяйства, было сомнительно, чтобы приобретённые мною знания на военной службе могли принести фактическую пользу деревне. Если предположить, что я стал бы проповедовать о тех путях, которые ведут к благополучию сельской жизни, то мне всё равно не поверили бы и осмеяли – ибо нет пророка в своём отечестве, – и очень возможно, что деревенская тина опять меня засосала бы и заглушила. Если не поддаваться этой тине и барахтаться, то ради защиты своей шкуры пришлось бы тянуть в эту тину других и сделаться так называемым "кулаком". Кулачество же, как известно, осуждается высшим общественным мнением, и небезосновательно, так как оно не облегчает жизни другим, более слабым элементам, а ещё более запутывает их в тину...

Ввиду таких соображений я решил остаться в Петербурге, т. е. послужить на частной службе, чтобы запастись материальной силой и практическими знаниями, а там – что Бог даст.

После моего заявления о желании остаться в Петербурге я получил предложение от нескольких офицеров полка поступить к ним на службу в имение. Одно из этих предложений мною было принято. По прибытии полка в Петербург 24 сентября 1894 г. я взял двухмесячный отпуск (вплоть до увольнения 24 ноября) и отправился сначала на родину, а потом "на новую жизнь" – на частную службу в имение графа Уварова в Смоленскую губернию.

Последний день моего пребывания в полку ознаменовался для меня великим событием: почти все офицеры 2-го эскадрона, прощаясь со мною в офицерском собрании, жали мне руку и целовали меня. Таким весьма любезным отношением господ офицеров я был несказанно тронут. Это было для меня лучшей наградою за мою службу, и этот день был лучшим в моей жизни. Никогда не забуду этот день! Несколько десятков рублей, оказавшихся у меня в кармане после сердечного прощания, если можно так выразиться, уже не так меня прельщали – хотя таких денег я никогда не имел и они должны представлять для меня большую ценность.

Временно командующий тогда эскадроном штабс-ротмистр Шебеко 1-й при прощании со мною сказал небольшую речь, в которой благодарил меня за службу и между прочим выразил пожелание, чтобы я и после военной службы был так же полезен, как и на службе.

Это лестное пожелание я унёс с собою как задачу, которая всегда заставляет меня бодрствовать и стремиться её исполнить, хотя это очень трудно...

Простившись затем с товарищами и бывшими учениками – причём немало было пролито слёз, особенно я расчувствовался по выходе от корнета Казнакова, к которому заходил после всего переговорить относительно моих "Бесед", – я покинул полк.

Будучи уже на "воле" в Смоленской губернии после 24 ноября, когда кончался срок службы, я вместе с аттестатом получил знак разведчика 1-го разряда и золотой нательный крест от великого князя Николая Михайловича. (Золотые кресты от великого князя дарились всем нижним чинам, выходящим из полка, которые служили при нём и участвовали в подношении ему иконы, когда он выходил из эскадрона.)

Затем, как отголосок военной службы, следует упомянуть о том, что в 1899 г., по случаю столетнего юбилея Кавалергардского Её Величества государыни императрицы Марии Фёдоровны полка, полковником М.А. Серебряковым была прислана мне юбилейная бронзовая медаль...

Само собой разумеется, что службою я остался очень доволен. Все мои желания сбылись...

В заключение не могу не сказать того, что свой полк я полюбил сильно и успел привязаться к нему так, что чувствовал с ним какую-то родственную связь; и лица, где бы ни были потом встречены мною в форме Кавалергардского полка, казались мне родными. Я искренно радовался увидеть потом каждого кавалергарда, которые будили во мне хотя беспокойные, но, как видит читатель, интересные для меня воспоминания.

Все лица, которые встают в моём воспоминании, мне кажутся милыми, хорошими.

Да здравствует Кавалергардский полк!