В конюшне

Утром я проснулся от громкого возгласа дежурного по эскадрону, который, проходя из взвода во взвод, кричал: "К коням!" Обыкновенно так будились солдаты ежедневно ровно в 5 часов утра. Я вскочил быстро и, сразу сообразив, в чём дело, стал одеваться. Некоторые старые солдаты после первого возгласа "к коням" продолжали лежать, или, как говорят, "тянуться", но недолго, так как настойчивое движение дежурного заставляло и их вставать. Через десять минут в казармах, кроме дневальных, никого не оставалось: все шли в конюшню на чистку и уборку коней.

Когда я в первый раз явился в конюшню, на меня пахнул резкий, щекочущий в носу запах конского навоза. Здесь по обеим сторонам чисто разметённого коридора в разделённых столбами и перекладинами стойлах стояло до 35 лошадей. Над каждым стойлом на полке лежало седло со свешивающимися ярко полированными стременами; выше, на столбе, висели мундштук, уздечка и доска с надписью названия лошади, года её рождения и завода, где она родилась.

Взводный унтер-офицер (Туровец) указал мне коня, за которым я должен постоянно ходить и чистить. На доске, висевшей над этим конём, было написано: "Конь Единодушный". Это был статный гнедой, с густой чёрной гривой и густым волнистым хвостом мерин; на лбу белая звёздочка и во всю морду до губ белая узкая полоска; задние ноги по щиколотку также белые.

Мне дали щётку, скребницу и показали приём чистки, которая заключалась в следующем: прежде всего скребницей оскребается вся кожа, затем щёткой, сильно нажимая, проводится по шерсти и после каждого взмаха пыль со щётки оскребается скребницей; по мере накопления пыли в скребнице её выколачивают на разметённом земляном полу коридора против стойла; от выколачивания пыли на полу образуется белёсый квадрат соразмерно скребнице; следующая скребница выколачивается рядом, и таким образом получаются рядки серо-белых квадратиков. Эти рядки служат указателем степени чистоты лошади; вахмистр, который приходит при окончании уборки осматривать чистку, вместе с блеском шерсти коня обращает внимание на количество и качество рядков, и если эти рядки не очень густы и их мало, то он делает солдату замечание, хотя бы шерсть на его лошади блестела как следует.

Чистка и уборка обыкновенно продолжаются 3-4 часа, но каждая лошадь считается достаточно вычищенной, когда из неё будет выбито 10-12 рядков (квадратиков). В отношении чистки лошади бывают разные: иные содержат в себе пыли очень много и из неё 12 рядков можно получить в полчаса, иные же – очень мало, и этих 12 рядков с трудом можно набрать только в три часа. К последней категории лошадей принадлежал и мой Единодушный. На нём мягкая, шелковистая шерсть всегда блестела, но рядков добиться было очень трудно, да и те, которые выбивались, были жиденькие. То, что у меня получались рядки не такие густые и обильные, как у других, меня смутило, и я думал, что это происходит от неумения чистить; но старый солдат Китов, который с первого же дня подружился со мною, объяснил мне, что это такая лошадь – у неё всегда мало рядков. Он же мне объяснил, что старые солдаты в таких случаях, т. е. когда приходится чистить беспыльных лошадей, запасаются иногда золой и мукой, что, смешанное вместе, подходит под цвет пыли. Пыль иногда занимают у других лошадей; особенно отличался изобилием пыли конь Живой; сколько его ни чистили, пыль всегда высыпалась, как мука.

Мне хотя и приходилось часами потеть около своего Единодушного, но к фальшивым рядкам и к позаимствованию пыли у других лошадей я не прибегал; я сразу полюбил своего коня за красоту и смиренство, а поэтому тереть щёткой его хотя бы часами не представлялось очень тягостным. Первый раз я с трудом наскрёб семь бледных рядков. Мне было неловко, потому что меня могли обвинить в лени, – но рубаху у меня хоть выжми.

Только первые полчаса – час после прихода в конюшне слышались энергичное шуршание щёток и стук от выколачивания скребниц, затем это шуршание и стук затихали, и уже когда чисто разметённый коридор пестрел правильными рядками серых квадратиков, в конюшне совсем водворялась тишина; солдаты, сидя на перекладине, дремали; только новобранцы при проходе взводного принимались за шуршание, и потом опять всё стихало. Скучно, томительно... Но вот загремели ворота, и вдруг весь взвод, как один человек, бросился к лошадям, и пошла неистовая стукотня... В воротах появляется вахмистр. Он важно в сопровождении взводного и дежурного по конюшне идёт по взводу, осматривает лошадей и роняет взгляд на рядки. Мои семь тощих рядков, очевидно, обратили на себя его внимание: он на минуту остановился, посмотрел на коня, на меня и пошёл дальше, ничего не сказав.

По уходе вахмистра из конюшни послышалось отрадное: "Кончай!". Это всегда приводило солдат в неистовство; тут поднимался дым коромыслом; быстро поились кони, задавался корм, и солдаты стремглав мчались "наверх", в казарму.

На чистку и уборку коней у кавалериста уходит почти половина его службы (ежедневно, кроме первого дня Пасхи и одного дня Рождества, 3-4 часа утром, 2-3 часа вечером и 2 часа после езды); она представляет из себя самую скучную, а потому неприятную и утомительную работу. Сама по себе уборка коней занимает не больше часа, остальное же время приходится проводить сидя на перекладине около лошади и тревожно дремать или томительно ждать, когда в воротах появится вахмистр и принесёт с собою отрадное "кончай".

Придя "наверх", солдаты также стремглав бежали в солдатскую артель за кипятком, затем начиналась чистка себя и чаепитие. Поспешность в последнем случае необходима, потому что на чистку себя и на чаепитие оставалось времени не более получаса, а потом начинались занятия.