Глава 2. Алексей I Комнин и его внутренняя политика.

К 1081 году управление Византийской империи находилось в плачевном состоянии. Представители провинциальной военной аристократии постоянно поднимали мятежи, стремясь захватить Константинополь и занять престол. Одному из них, Никифору Вотаниату, это удалось. В попытке умилостивить других мятежников новый император принялся щедро раздавать налоговые привилегии, чем ещё больше усугубил экономическую ситуацию. Владения Византии в Малой Азии сократились до крайности, в славянских районах Македонии происходили восстания.

В это время очередной мятеж поднял популярный полководец Алексей Комнин, ранее поддержавший Вотаниата и к этому времени занявший пост стратига-автократора Запада, то есть командующего войсками в европейской части империи⁶⁷. Алексей Комнин происходил из богатейшей семьи, принадлежавшей к провинциальной военной аристократии. Его дядя Исаак Комнин уже захватывал престол, хоть и вынужден был от него отречься. Братья Алексея также занимали посты стратигов в различных провинциях. Особенное влияние Алексею придало то, что он породнился со знатным столичным родом Дук, представители которого неоднократно перед тем занимали императорский престол и благодаря поддержке которого трон занял Вотаниат. По-видимому, Алексей Комнин уже тогда достиг соглашения со вдовой императора Михаила VII Дуки Марией, которая усыновила его⁶⁸. Несколько позднее мы видим, что её сын Константин помолвлен с дочерью Алексея Анной. Вероятно, в случае прихода к власти Алексей пообещал сделать Константина своим наследником⁶⁹, однако как только у него появился собственный сын, расторг помолвку⁷⁰.

Свой мятеж Алексей Комнин поднял в феврале 1081 года во Фракии, что ясно показывает, куда сместился центр феодальных владений знати, особенно той знати, которая благодаря своим заслугам получала новые пожалования от императора. Однако опасным соперником был Никифор Мелиссин, успешно поднявший свой мятеж в азиатской части. Анна Комнина сообщает, что через своих послов Мелиссин потребовал себе «дать в удел Азию», права «носить императорский венец» и быть «провозглашён вместе с тем... кто будет провозглашён»⁷¹ после победы мятежа Комнинов и Дук. Фактически Мелиссин предложил раздел империи на два государства, объединённых двумя полновластными императорами-соправителями. Таким образом, мы видим, что между различными группировками провинциальной аристократии проявился явный раскол. Комнин предложил Мелиссину компромисс: сан «кесаря» и город Салоники⁷². Анна Комнина не уточняет характер передачи «кесарю» города, однако Зонара пишет, что Салоники передавались «для жительства», то есть, по-видимому, в качестве вассального лена феодального образца⁷³. Мелиссин засомневался, однако, наблюдая успешный поход Комнинов-Дук на столицу, изъявил своё согласие⁷⁴ и вступил в союз с Комнином. 4 апреля 1081 года Алексей Комнин, путём подкупа занявший город и подвергший его грабежу⁷⁵, был коронован императором. Вотаниат добровольно отрёкся от трона.

Непосредственно после восшествия на престол новый император столкнулся со множеством проблем как во внутренней, так и во внешней политике. Особенно внушительной была военная угроза с Запада, где активизировались сицилийские норманны. Для вторжения у их герцога Роберта Гвискара был весомый предлог — Михаил VII Дука, стремясь заключить союз с могущественным военачальником, захватившим последние византийские владения в Италии, согласился женить своего сына на дочери Гвискара. Та прибыла в Константинополь, однако тут к власти пришёл Вотаниат, который расторг договор и фактически посадил дочь Гвискара под арест⁷⁶. Комнин в этой ситуации не собирался ничего менять, тем более что к этому моменту Константин Дука был уже помолвлен с дочерью самого Комнина. В качестве предлога для вторжения Гвискар изыскал самозванца, выдавшего себя за Михаила VII, и выступил в защиту его законных прав⁷⁷. Высадившись в Эпире, норманны заняли остров Корфу, ряд портов на побережье и осадили Диррахий. Император двинулся с войском на выручку. Войско это, что показательно, состояло из норманнских же наёмников, союзных сельджуков и вассальных частей правителя Зеты. Анна Комнина констатирует, что даже вместе с варяжской гвардией императорское войско насчитывало не более трёхсот человек⁷⁸. Гарнизон же самого Диррахия был набран по большей части из итальянцев — амальфитян и венецианцев⁷⁹.

В ходе сражения сельджуки быстро отступили, а зетские части и не собирались в нём участвовать⁸⁰. Варяжская гвардия, однако, оказала упорное сопротивление, но благодаря численному превосходству была разбита Гвискаром. Императору еле удалось спастись. После этого гарнизон Диррахия сдал город, и захватив этот важнейший пункт, норманны начали совершать набеги по всей западной части Византии, доходя до Лариссы в центральной Греции⁸¹. Единственным выходом для Алексея оказался союз с другими противниками Гвискара — германским императором, недовольным поддержкой норманнами папы, и Венецией, которой была нужна свобода торговли на Адриатике. Пообещав императору некий «брачный союз», Алексей добился того, что тот ускорил очередной поход в Италию, вынудив Гвискара срочно вернуться в родные владения. Вскоре император благополучно повернул обратно, однако основная цель была достигнута — главный полководец норманнов покинул территорию Византии⁸², тем более что интригами византийцев в его собственных владениях началось восстание. В мае 1082 года Алексей подписал договор с Венецией, предоставивший ей права торговать по всей территории Византии любым товаром, не платя никаких пошлин, а также мастерские и пристани в Константинополе⁸³, что наносило ущерб собственной торговле византийцев. Заручившись поддержкой мощного венецианского флота, разгромившего норманнский, византийцам удалось освободить Диррахий, отрезать норманнские войска и благодаря вспыхнувшей среди тех эпидемии чумы вытеснить захватчиков⁸⁴. В то же время военная тактика норманнов, делавших по общеевропейскому образцу ставку на тяжеловооружённую кавалерию, оказала влияние на последующие военные реформы Комнина.

Параллельно с самого начала правления Алексей Комнин начал борьбу с сельджуками, которые под руководством иконийского султана Сулеймана заняли Эдессу и Антиохию, продвигались всё глубже на территорию Византии и захватили даже Никею. Формальным предлогом для их экспансии была дань, которую по договору обязался выплачивать после поражения при Манцикерте Роман Диоген и перестали платить его преемники. Первоначально, как сообщает Анна Комнина, её отец применил оригинальную тактику. Уклоняясь от решительных столкновений, он высаживал с моря небольшие легковооружённые отряды, нападавшие на более слабые части сельджуков, принуждая их отступать и понемногу занимая прибрежные поселения. Постепенно численность византийских десантов наращивалась, что позволяло вести борьбу уже с большими отрядами сельджуков⁸⁵ и отвоевать Никомедию. В 1086 году скончался Сулейман, после чего Иконийский султанат утратил былую целостность. Потихоньку оттесняя противника, Алексей одновременно вступал с теми или иными сельджукскими государствами в переговоры, а однажды едва не заключил с султаном Мелик-шахом союз, скреплённый династическим браком. Эту инициативу прервала смерть султана⁸⁶.

Третьей опасностью были кочевники-печенеги на севере. Теснимые из южнорусских степей другими кочевыми племенами, печенеги на протяжении всего XI века проникали на территорию Болгарии. Неоднократно византийцы пытались их использовать, например, в середине XI века печенежский вождь Кеген был принят на византийскую службу, причислен к местной аристократии и награждён богатыми землями на Дунае⁸⁷. Однако в 1090 году печенеги, окончательно вытесненные со своих прежних земель, в союзе с одним из сельджукских эмиратов осадили Константинополь. Единственным выходом для императора вновь осталась дипломатическая интрига — он сумел договориться с половцами-куманами, врагами печенегов, вытеснившими их с коренных мест обитания, и те разгромили печенегов. Однако вскоре половцы, недовольные результатами своей победы, выдвинули претендента на престол и сами двинулись на Константинополь. На сей раз победы удалось достичь доказательством того, что претендент был самозванцем⁸⁸.

Таким образом, постоянная внешняя опасность диктовала необходимость укрепления государства и проведения реформ. Алексей, бывший ставленником военной аристократии, выражавшей децентрализаторские тенденции, не собирался следовать в русле политики этой партии. Пользуясь утратой Малой Азии, он окончательно подорвал могущество старых провинциальных родов, таких как Склиры, Фоки и Аргиры. Алексей отменил многие льготы, выданные Никифором Вотаниатом и, хотя поначалу сам активно раздавал экскуссии своим приверженцам, в дальнейшем практически прекратил выдачу экскуссий⁸⁹. Эту политику продолжали и его преемники. В то же время император стремился избежать влияния столичной гражданско-бюрократической знати. Был найден третий путь — опора на личные императорские владения для пополнения казны и собственных родственников при управлении страной. Иоанн Зонара писал, что Алексей Комнин «в себе видел не управителя, но господина, считая и называя империю собственным домом»⁹⁰. Следует отметить, что в этом отношении он продолжал идеи своего дяди и в особенности Романа Диогена, лишь применив их более последовательно. Императорские родственники получили не только обширные земельные владения (причём часто жаловались ими при рождении), но и право сбора налогов с определённых территорий. Привилегированное положение заняли также некоторые роды, находившиеся в родстве с Комнинами или оказавшие содействие приходу Алексея I к власти — Дуки, Палеологи, Мелиссины. Алексей охотно возвышал по принципу личной преданности представителей собственной челяди либо лиц, не принадлежавших к собственно византийской аристократии, как его полководец Григорий Бакуриани, имевший грузинское происхождение⁹¹.

Стремясь покончить с влиянием гражданской аристократии и синклита, чрезвычайно расросшегося в XI веке, новый император реформирует систему титулов. Ряд старых титулов был упразднён, и введены новые. Однако отныне вновь появившиеся высшие титулы, как севастократор, жаловались только членам императорской семьи и особо приближенным лицам, а остальные сохранившиеся — только наивысшим аристократическим родам⁹². Таким образом было покончено с проникновением чиновников по выслуге в ряды аристократии. С другой стороны, среди наместников провинций все стали именоваться «дуками», в то время как ранее это был высший титул среди наиболее влиятельных стратигов⁹³.

Внешняя угроза почти на всех границах требовала от Алексея Комнина реформы армии. Прежняя система, основанная на ополчении стратиотов по фемам, утратила дееспособность из-за упадка частного крестьянского землевладения. Как уже отмечалось выше, на протяжении XI века крестьяне-стратиоты постепенно попадали в зависимость от крупных землевладельцев, а правительство стремилось заменить воинскую повинность для стратиотов специальным налогом. Опасался Комнин и оппозиции со стороны руководителей фем. В то же время было очевидным, что только наёмной армией обойтись невозможно, и император делает ставку на конное войско по западно-европейскому образцу. Понятие «стратиота» постепенно переходит на феодала, которому выдаётся в пронию земельный участок и зависимые крестьяне. За счёт этого участка он должен явиться в армию сам конным воином вместе с определённым числом дружинников⁹⁴. Первоначально такие участки выдавались конкретным лицам на условии несения службы, однако постепенно приобрели наследственный статус. Тем не менее, значительная часть армии продолжала комплектоваться из наёмников. Анна Комнина неизменно упоминает, что византийское войско в том или ином походе состояло из «ромеев» и «кельтов», то есть варяжских наёмников. Кроме того, создаются отряды архонтопулов⁹⁵, профессиональных воинов на личном императорском обеспечении, то есть, фактически, подконтрольной императору как частному лицу дружины. Обширные войска, собранные с пожалованных им территорий, находились и в распоряжении ближайших императорских родственников.

Военная политика Алексея Комнина, позволив временно увеличить боеспособность армии и укрепить государство, одновременно привела к росту числа мелких и средних провинциальных феодалов и дальнейшему закрепощению крестьянства. Император пытался уменьшить роль крупнейших провинциальных аристократов, до того располагавших немалыми войсками (и ведших порой войны между собой). Следует отметить, что «дуками» при Комнинах назначались представители ближайшего к императору аристократического круга, а командование войсками Комнины либо осуществляли лично, либо доверяли ближайшим родственникам и наиболее доверенным лицам. Однако для укрепления страны Алексей Комнин использовал тот самый фактор, который в перспективе носил деструктивный характер и разрушал традиционную византийскую налоговую систему. Впрочем, династия Комнинов сделала ставку на доходы с собственных императорских владений, а не на общегосударственные налоги.

Между тем разорение свободного крестьянства и переход его в парики крупных земельных собственников продолжался. По-видимому, в этот период был составлен Фиванский кадастр, описывающий землевладение в Беотии. В этом кадастре уже практически не упоминаются мелкие свободные землевладельцы. Лишь одного из перечисленных в кадастре можно достоверно отнести к этой категории⁹⁶. Процессу разорения способствовала и финансовая политика Алексея Комнина. При нём особенно усилилась порча монеты, так что новая номисма фактически стоила в три раза дешевле чистой. При этом с населения стремились взимать налоги полноценной монетой. Ф. И. Успенский показывает в своём труде, что в результате сложных комбинаций соотношения чистой и порченной монеты разных номиналов (номисма делилась на милисиарии), подкреплённых императорскими указами, порой возникали абсурдные ситуации — например, оказывалось, что пол-номисмы в полтора раза дороже целой номисмы, и с крестьянина, которому надлежало уплатить налог в полторы номисмы, брали в результате две с половиной⁹⁷. Ситуация осложнялась активной отдачей сбора налогов на откуп, что усиливало гнет.

Неудивительно, что при Алексее Комнине, как пишет А. П. Каждан, впервые «провинциальная феодальная знать» стала стремиться «преимущественно к обособлению от империи»⁹⁸. Так, на Крите и Кипре был поднят мятеж Кариком и Рапсоматом⁹⁹, в Трапезунде же, отдалённом от основной части империи, сепаратистские тенденции проявлялись особенно активно. Местная аристократия существовала обособленно от константинопольской администрации на средства, собираемые со своих понтийских владений¹⁰⁰. В результате она оказывалась лишённой как прибыльных должностей в столице, так и налоговых сборов, уходивших опять же в столицу. За время правления одного только Алексея Комнина самостоятельно править в Трапезунде попытались сперва местный феодал Феодор Гавра, из-за своих успехов в борьбе с сельджуками утверждённый императором местным «дукой»¹⁰¹, а затем присланный после гибели Феодора Гавры столичный вельможа Григорий Таронит¹⁰². И если с представителем местной аристократии Феодором Гаврой император был вынужден пойти на переговоры и даже дать в жёны сыну Гавры свою дочь (чтобы держать сына заложником в столице)¹⁰³, то устремления Таронита удалось подавить и арестовать его. Впрочем, и столичная аристократия оказывала политике Алексея Комнина сопротивление — в «Алексиаде» неоднократно упоминаются придворные заговоры¹⁰⁴. Имелись и народные движения, хотя их мощь с укреплением государства постепенно сходила на нет. Наиболее мощными из них были выступления павликиан и богомилов, носившие как религиозный, так и антифеодальный и даже этнический (пользуясь поддержкой в основном славян) характер¹⁰⁵.

Сила провинциальных магнатов основывалась не только на больших земельных владениях и поселённых на них париках, но и на наличии собственных вассалов. В XI-XII веках в Византии появляются элементы многоуровневого вассалитета, хотя он и не получает такого широкого распространения, как в Западной Европе, в особенности во Франции. Тем не менее, развитие многоступенчатых вассальных связей происходит параллельно созданию ленной системы, подчинённой непосредственно государству и императору. Уже в первой половине XI века, как видно из упомянутого в главе 1 завещания Евстафия Воилы, крупные землевладельцы и наместники провинций стараются приобрести себе вассалов, выплачивающих денежные отчисления в обмен на покровительство и защиту. При этом сам Евстафий тоже передавал небольшие части своих владений в вассальное владение более мелким землевладельцам. Были вассалы и у Михаила Пселла. Земли в лен предоставляли и монастыри, которые, в свою очередь, могли находиться под покровительством знатных людей. Несколько позднее, когда сын Алексея Исаак Комнин передал по завещанию часть своих земель монастырю, к нему перешли и права на вассалов Исаака¹⁰⁶. Таким образом, по источникам мы можем проследить вассальную иерархию, насчитывающую как минимум три и даже четыре звена, если считать высшим из них государство. Я. Н. Любарский отмечает, что в «Алексиаде» уже широко употребляются греческие термины «человек» и «лидзий», возникшие для обозначения новых, имевших вассальный характер, отношений, что указывает на значительное их распространение¹⁰⁷.

Распространение вассальных отношений в Византии совпадает по времени с их расцветом в Западной Европе, однако различный характер имели и причины их возникновения, и самая суть этих отношений. Безусловно, политика Алексея Комнина по выделению ленов на условиях военной службы была сходна с политикой первых Каролингов. Но если в Западной Европе окончательное оформление вассальных отношений произошло в условиях почти полного распада прежнего государственного организма и стало основой для создания новой общественной структуры, то в Византии вассальные отношения обусловили кризис и ослабление централизованного государства, появившись в его недрах. В единую иерархическую структуру в Византии данного периода не были увязаны все собственники земли, и наиболее распространённым их видом оставалось получение лена, то есть земли в пронию, непосредственно от императора. Тем не менее, постепенно вырабатывалось новое понимание подобной связи и необходимый терминологический аппарат. Прония, как отмечает Г. А. Острогорский, начиная с Алексея Комнина стала пониматься только как передача земли на условиях военной службы и превратилась в важную часть государственной системы, в то время как первоначально давалась совершенно безвозмездно по самым разным причинам, по большей части в награду¹⁰⁸.

Однако наиболее существенным различием между византийским и западно-европейским вассалитетом оставался уровень обязательств. Если в Западной Европе вассальная присяга налагала обязательства как на вассала, так и на сеньора, то в Византии обязательства оставались односторонними, возникая только у вассала.

Наиболее ярко особенности понимания византийцами вассальных отношений в эпоху Комнинов можно проследить по присягам, которые принесли Алексею Комнину вожди Первого крестового похода и сведения о которых сохранились в «Алексиаде». Не касаясь подробно событий Первого крестового похода и дальнейших взаимоотношений Византии и крестоносных государств, необходимо отметить, что явившиеся в Константинополь западно-европейские рыцари вызывали беспокойство у Алексея. С другой стороны, их было выгодно попытаться использовать для борьбы с мусульманами в пользу Византии.

В 1097 году, когда крестоносные вожди явились в Константинополь, Алексей в обмен на помощь стремился заставить их принести клятву, «обычную у латинян»¹⁰⁹, и добился её от всех, кроме Раймунда Тулузского¹¹⁰, что впоследствии позволило ему и его преемникам выдвигать претензии на вассальную зависимость крестоносных государств от Византии, а пока в том же году заставить крестоносцев не оспаривать Никею, сдавшуюся византийцам, в результате чего Алексей получил возможность усилить натиск на восток и освободить ряд малоазиатских земель. При этом позднее именно Раймунд Тулузский, обделённый при разделе земель и опасавшийся попасть под сюзеренитет более успешных соратников, настаивал на признании и собоюдении вассальной верности новых государственных образований Византии¹¹¹. В результате многолетних дипломатических переговоров и военных столкновений при преемниках Алексея I Иоанне II и Мануиле I крестоносные государства, уже ослабленные к тому моменту, в целом признали этот вассалитет.

Между тем Анна Комнина приводит целиком, описывая борьбу Алексея со вновь образовавшимися государствами, чрезвычайно интересный документ — Девольский договор о вассальной зависимости, подписанный антиохийским графом Боэмундом Тарентским в 1108 году после того, как он попытался высадиться в Эпире, но был разбит. Составленный (по крайней мере, в греческой версии) с применением традиционных для Византии терминов¹¹², он является характерным примером документа об оформлении вассалитета византийскому императору.

Боэмунд признаёт, что прежний договор, составленный в 1098 году, утратил силу после того, как Боэмунд напал на своего сюзерена и обязуется быть «верным человеком» Алексея и его сына-наследника, то есть помогать военными силами против любого противника византийского императора независимо от вероисповедания этого противника, выступая во главе войск лично или, в случае неспособности явиться лично, посылая со своего владения войска императору. Кроме того, Боэмунд обязуется не захватывать императорских владений и не воевать с другими вассалами императора, а также не принимать мятежников из числа византийцев. Если ему удастся захватить какую-то территорию, ранее принадлежавшую Византии, то он должен передать её императору, за которым остаётся право пожаловать её в лен Боэмунду либо распорядиться ей иначе, если же Боэмунд сумеет захватить какие-то земли, никогда не принадлежавшие Византии, то они переходят в его владение, но как бы «данные... царственностью» императора (следует отметить, что шансов захватить в Передней Азии что-то, что бы никогда не принадлежало Византии, у Боэмунда было мало). Боэмунд также обязуется не приносить вассальной присяги никому другому и не брать вассальной присяги с византийцев. Если же его вассалами пожелают стать какие-либо «варвары», то он может стать их сюзереном, однако тем самым эти вассалы окажутся через Боэмунда и вассалами императора, который имеет право отобрать их у Боэмунда и заставить принести какую-либо другую вассальную присягу. Если «варвары» не будут согласны переходить в подчинение императору, то Боэмунд обязуется не принимать их и в свои вассалы¹¹³. Кроме этого, Боэмунд обязуется заставить всех своих уже имеющихся вассалов также принести клятву верности императору¹¹⁴. Кроме того, Боэмунд обязуется в своих владениях принимать епископа и клир из числа православных, утверждённых императором. В обмен на это император своим хрисовулом выделяет ему перечисленные в договоре города и земли в лен и выплачивает ежегодно двести талантов¹¹⁵. Наконец, и это особенно важно, договор распространяется лишь лично на Боэмунда, и он обязуется, что после его кончины все земли будут возвращены императору, который может ими распорядиться по своему усмотрению¹¹⁶.

Разумеется, Девольский договор несколько отличается от обычных пожалований земель, производимых императором. Здесь оформляется «задним числом» владение теми землями, которые и так принадлежат Боэмунду. В то же время в договоре присутствует ряд черт, которые характерны для понимания вассалитета Комнинами. Главной целью выделения земли в лен является военная помощь и обещание вассала не поддерживать мятежей и не воевать с другими вассалами императора, что было распространено среди аристократов в XI веке. При этом, помимо земли, с которой он должен представить войско, вассал получает и жалование от императора. В отличие от западно-европейского принципа, по которому вассал вассала не являлся вассалом верховного сюзерена, в Византии правительство стремилось укоренить обратную традицию и тем самым, даже если вассальная иерархия будет развиваться, поставить её на службу императору как верховному вассалу. Наконец, в договоре видно, что Комнин стремился выдавать лены лишь на срок жизни и сохранять за собой право распоряжения их судьбой, хотя позднее они и стали утверждаться за наследником умершего прониара.

Меры, принятые Алексеем Комнином, укрепили страну и позволили ей достичь при наследниках основателя династии значительного процветания. В то же время система управления Комнинов была завязана, в отличие от прежней, не на государственную идею, а на подчинение лично императору, опиравшемуся на свою семью. Таким образом, сильный император и верность ему родственников становились единственным залогом стабильности в государстве, что ярко проявилось позднее, после вымирания династии Комнинов. При ослаблении государства упадок свободного крестьянства и развитие феодальных отношений лишь способствовали его окончательному ослаблению и распаду под ударами крестоносцев.