motroshilova_n_v_poznanie_i_obshestvo_iz_istorii_filosofii_x
.pdfс/Рио случаев и неосознанным, грядущей эволюции соци ального бытия.
Остановимся вначале на самом содержании объектив но-исторических технических и экономических измене ний, которые характерны для XVII и XVIII столетий, а также на вытекающих отсюда изменениях личности и общественной психологии.
Этот период в Марксовом анализе экономической структуры капиталистического общества характеризует ся как время господства мануфактурного этапа и спора дического применения машин. Первоначальное накопле ние, этап становления капиталистического производства, по существу осталось позади. Каковы же были его со циальные итоги?
Первым и главным достижением, которое должно бы ло оказать колоссальное воздействие на умы и чувства людей, в особенности тех, кто был крайне чувствителен к соблюдению гуманистических норм и принципов, было падение формального, как бы «от века» закрепленного общественного неравенства, лежавшего в основе феодального способа производства. Причиной, принудившей об щество отказаться от внеэкономического, юридически закрепленного насилия над личностью, ее заведомого не полноправия, была объективная потребность производ ства в «свободном продавце рабочей силы» (Маркс). Из бавление от феодальных повинностей, пусть завоеванное в ходе жестокой, мучительно долгой борьбы, в процессе кровавой истории, ниспровержение средневековых цехо вых регламентаций было по сравнению с предшествую щей эпохой несомненным прогрессом в завоевании чело веческой свободы. Благодаря ниспровержению крепост ной, феодальной зависимости от другого лица, констати рует Маркс, рабочий, теперь уже не прикрепленный к земле навечно, «получает возможность распоряжаться своей личностью» (2, 23, 727).
Процесс отмены юридического неполноправия лично сти (сколь бы постепенным и половинчатым ни был он даже в рамках европейской истории) стимулировал раз мышления о свободе и равенстве, тем более что он касал ся огромного количества людей, непосредственных про изводителей. Идея всеобщего равенства и полноправия неизменно шла в общественной мысли XVII в. рука об руку с представлением о «разумном» человеке и «разум
22
ных» социальных условиях. Подобно тому как эпоха ра бовладения и эпоха феодализма порождали представле ния о «естественном» характере рабства или феодальной иерархии, так и расширившиеся возможности личности, завоевание формальной свободы вызвали идею о «естест венности» всеобщего равенства людей, их предопреде ленности к свободному, самостоятельному действию, со общив этим принципам ту непререкаемость, аксиоматичность, с которой они высказываются, без дополнитель ного и длинного обоснования, в работах классиков бур жуазной философии.
Достаточно широко известно то объективное истори ческое обстоятельство, что уже начало мануфактурного периода знаменует довольно значительный, а по сравне нию со средневековьем неизмеримо возросший уровень разделения труда, которому повсеместное учреждение и усложнение мануфактур дает новый мощный толчок. Но ведь этот экономический факт должен был повлечь и действительно повлек за собой те существенные социаль ные изменения, которые к XVII в. становятся явными, те кардинальные перевороты в общественном сознании, которые обязательно должны были уловить философы данного периода, утверждая «естественность» свободы, принадлежность разумности самой сущности человека.
Прежде всего социальные процессы гораздо непосред ственнее, быстрее и глубже, чем это было ранее, затраги вали каждого отдельного человека, побуждая его быть более инициативным, сознательным, деятельным. На смену сословной предопределенности занятий, к тому же довольно немногочисленных, пришла * общественная по требность в разнообразных производственных, экономиче ских функциях, необходимость постоянной перемены сфер деятельности. Человек должен был подготовить се бя ие только к свободному передвижению, что также представляло разительный контраст по сравнению с на сильственной оседлостью средневековья, но и к разным функциям, которые он по мере возникновения новых экономических потребностей и новых отраслей производ ства должен был выполнять. В XV—XVII вв. жители Европы были действительно сдвинуты с тех мест, кото рые, казалось, были предуготова.ны им привычными заня
тиями предков, они устремились из деревень в |
города, |
из «старого» мира — в новые, неосвоенные земли. |
И хо |
23
тя исторически конкретные способы, обеспечившие мас совое передвижение, были насильственными, жестокими, перемещение само по себе означало пробуждение от об щественного застоя и активизацию больших слоев насе ления. Оно требовало, и притом совершенно объективно, пробуждения инициативы и более свободного индивиду ального решения. Разнообразие новых ситуаций воспи тывало более сложные и более многочисленные социаль ные и индивидуальные реакции. Время поставило перед индивидом, и поставило в универсальном смысле, почти неведомую для прежней, социально фатализированной эпохи проблему выбора и индивидуального решения, тес но связанного с социальным действием человека. Отсюда, а вовсе не от «вечной склонности к гуманизму» то вни мание к человеку, к его эмоциональным и волевым реак циям, к его разуму и самосознанию, которое мы находим в общественной мысли X V II—XVIII вв.
Объективные социальные процессы нашли свое вы ражение и воплощение в повсеместных социально-психо логических изменениях, в формировании личности, обла давшей новым эмоциональным и духовным строем. Рас ширение производства, все новые и новые возможности для приложения индивидуальной инициативы, открытие новых земель и новых производств в этих землях, раз грабление и порабощение Ост-Индии и Африки, торговая война европейских наций — все это социальные явления, делавшие рассматриваемый период европейской истории эпохой предприимчивости, успеха, инициативы. Те на строения, которые были следствием перечисленных исто рических событий, прекрасно описал Гегель: «Человек стал доверять самому себе, своему мышлению и чувст венной природе вне и внутри него. Ему интересно, ему доставляет удовольствие делать открытия в области при роды и искусств. На мирском горизонте взошел рассудок, человек осознал свою волю и силы, стал испытывать удовольствие от земли, от своей почвы, от своих занятий, так тсак юн находил в них справедливость и разум» (7, 206). Гегель правильно подчеркивает здесь, что че ловек в XV —XVII вв. «открыл» природу и самого себя. Важнейшим социально-психологическим следствием эко номических изменений было это восстановление утрачен ного средневековьем доверия к себе, к человеку вообще, «восстановление гармонии между умом и вещами», как
24
говорил Бэкон, хозяйски доверительного отношения че ловека к великой мастерской природы.
Можно в общем и целом утверждать, что к XVII в. капиталистическое общество не только начало порож дать, но в известной степени уже породило тот новый тип «объективной социальности», который был более не посредственно и определенно внедрен в деятельность, по ведение отдельной личности. Если человек всегда был и останется социальным по своей природе существом, если всегда и во все времена прогресс индивида действительно зависит от социального прогресса и определяется этим последним, то не всегда связь индивида с обществом обладала той мерой разветвленности, сложности, много сторонности, а в то же время и непосредственности, ко торую сообщила ей капиталистическая эпоха.
В издавна окружавшие человека предметы, как гово рит Маркс, «внедрилась теперь новая социальная душа», ио появилось и множество новых, созданных именно в эту эпоху материальных предметов, которые существен ным образом перестраивали жизнедеятельность индиви да. Характерной особенностью наступавшей капитали стической эры было то обстоятельство, что вещи, пред меты, концентрируясь в руках их капиталистических собственников, с одной стороны, утрачивали свойствен ную прежнему историческому периоду «интимную связь»
с производителем |
и |
деятельностью его |
семейства. |
Но |
||
с другой |
стороны, |
они полнее, |
настоятельнее, универ |
|||
сальнее |
заполнялись |
как раз |
своей |
«социальной |
ду |
шой»; связь вещей с отношениями собственности и с их
собственными «абстрактными» социальными |
функциями |
объективно становилась более прочной и |
всесторон |
ней. |
|
Аналогичные изменения происходили в сфере соци ального взаимодействия людей. Индивиды во всяком об ществе обязательно находятся во взаимной зависимости. Но на заре капитализма здесь появляются специфиче ские, неведомые прошлым эпохам особенности. Внутрен няя структура производственного организма впервые характеризуется возникновением новой «массовой», «об щественной» производительной силы. «...Капиталисти
ческий |
способ |
производства,— пишет Маркс,— является |
исторической |
необходимостью для превращения про |
|
цесса |
труда в |
общественный процесс...» (2, 23, 347). |
25
Но если сам процесс производства становится соци альным по своему характеру и социальность, следователь но, более непосредственно и очевидно, чем раньше, опре деляют индивида, детерминирует его, «проникает» в не го, то познание социальной сущности, общественной оп ределенности человеческого разумного действия реально стоит на повестке дня. И познание это начинается, хотя поначалу весьма робко, в зашифрованных, неадекват ных теоретических формах, в своем движении оно ис пытывает трудности и сомнения.
Философы XVII в., занятые специальными проблема ми философской науки, при этом вовсе не безразличны к процессам, происходящим в производстве. Уже Бэкон с вниманием и сочувствием относится к мануфактуре, ко торая к XVII в. становится превалирующей ячейкой производства в наиболее развитых странах Европы.
Мануфактура в самом деле заключала в себе новые возможности для развития и совершенствования лично сти непосредственного производителя. Маркс в «Капита ле» показывает, что эти возможности таит в себе даже такая форма мануфактуры, которая отличается от це хового ремесленного производства развю только большим числом занятых ib ней рабочих. Возросшее количество, ко операция, дает новое социальное и личностное качество: не только простой эффект соединения многих сил в одну, но «соревнование и своеобразное возбуждение жизненной энергии (animal spirits), увеличивающее индивидуальную производительность отдельных лиц» (2, 23, 337). Повы
шение производительности труда, как и повышение активности, «дееспособности» отдельных лиц, Маркс
определенно |
приписывает |
тому |
обстоятельству, |
что |
|
«человек по самой своей природе |
есть животное, |
если |
|||
и не политическое, как думал |
Аристотель, то во |
вся |
|||
ком случае |
общественное» |
(2, |
23, |
338). Мануф-актура |
именно потому и вытесняет предшествующие способы об щественной организации производства, что она способ ствует повышению производительности труда, совершен ствованию производительных сил. Причем в данный пе риод более значимый социальный эффект был обуслов лен не видоизменением орудий труда, остававшихся на протяжении всей мануфактурной эпохи еще весьма при митивными, но трансформацией деятельности, сил, спо собностей непосредственного производителя, этой «жи
26
вой» и важнейшей производительной силы, а также но выми — более разумными, более четкими — способами их объединения и организации. Мануфактура, как пока зывает Маркс, требует известного «минимума работоспо собности», находит способы более или менее точного оп ределения этого минимума, т. е. предъявления к отдель ному человеку конкретных социально-экономических требований, стимулирующих его активность. С другой стороны, функции, исполняемые отдельным рабочим в мануфактуре, определяются «природными особенностями рабочих» (2, 23, 361), их преобладающими способностя
ми. «Иерархия рабочих сил» и соответствующая иерар хия заработных плат также определяются индивидуаль ными способностями, возможностями и навыками рабо чих. В целом же производственный процесс в рамках мануфактуры требует освоения таких простейших опе раций, которые в принципе доступны каждому человеку. Маркс подчеркивает даже, что мануфактурный период предполагает в людях и объективно требует не высокую квалификацию, но «способность к труду вообще».
Так само производство внутренним образом порож дает принципы «естественного» равенства людей, кото рые подразумевали в этот период равную готовность и способность индаовидов выполнять простейшие произ водственные функции. Эти функции были столь просты и элементарны, что искусный ремесленник, превратив шийся в главную фигуру мануфактурного производства, мог без труда их освоить. «Односторонность и даже не полноценность частичного рабочего становится его до стоинством, коль скоро он выступает как орган совокуп ного рабочего. Привычка к односторонней функции пре вращает его (в орган, действующий с инстинктивной уве ренностью, а связь совокупного механизма вынуждает его действовать с регулярностью отдельной части маши ны» (2, 23, 362). То обстоятельство, что базисом ману
фактуры поначалу остается ремесло, способствует, по словам Маркса, «виртуозности» частичных рабочих. За крепление за рабочим механической функции, в дальней шем оказавшее столь пагубное влияние на личность, в XVI—XVII вв. еще сочеталось с наследием ассимилиро ванного ремесла: в кооперированные условия труда бы ли помещены рабочие, обладавшие свободной индиви дуальностью и воспитанные в духе уважения к своим
27
родким способностям. Вот почему имеет место недисци плинированность свободных рабочих мануфактуры, на которую не перестают сетовать предприниматели. Бун тарский дух был следствием соединения традиционной независимости виртуоза-ремесленника и гордого чувства человека, осваивающего столь разветвленное, сложное в целом общественно полезное дело, притом осваивающего его в производственной кооперации с другими людьми.
Но |
если личность непосредственного производителя — |
в силу |
целого ряда обстоятельств, о которых мы будем |
говорить ниже,— не могла служить эталоном и образцом подлинно свободной индивидуальной деятельности, то социальный, общественный, технический эффект от при менения мануфактур, их роль в расширении рамок обще человеческой свободы, в нарастании человеческих воз можностей, наконец их значение для развития опытной науки — все эти обстоятельства представлялись более очевидными. Мануфактура увеличивала общественное богатство и одновременно помогала рабочему, выражаясь словами Маркса, развивать свои «родовые потенции» (2, 341). Маркс постоянно подчеркивает такие особен ности мануфактурного труда и мануфактурной органи зации, как наибольшую целесообразность деятельности,
ставшей, правда, более односторонней и примитивной, как систематическое разделение труда, как новую не-
прерьгоно'сть, единообразие, правильность, порядок, ин
тенсивность труда, значительно более совершенного по своим количественным и качественным характеристикам, чем труд в рамках самостоятельного ремесла и даже в пределах простой кооперации. Мануфактура, бесспорно, предстает как совершенно неведомое предшествующему периоду универсально-общественное средство рациона лизации производства, более стройной организация тру
да, как новая форма, сообщающая большую «разум ность» человеческой деятельности.
**
*
В какой же мере и в какой форме сознавали и оце нивали мыслители рассматриваемой эпохи суммирован ные выше социально-экономические изменения?
Прежде всего следует отметить, что философы XVII
28
столетия, начиная уже с Фрэнсиса Бэкона, отличаются от мыслителей предшествующего периода тем, что воз росла мера позитивности их воззрений, мера одобрения конкретных экономических фактов и изменений. Они прямо, определенно ратуют за практическую философию, тесно связанную с развитием техники, с потребностями социальной практики, с материальным благополучием индивида и общества. «...Можно,— уверенно пишет Де карт,— достигнуть познаний, очень полезных в жизни, и вместо той умозрительной философии, которую препода ют в школах, можно найти практическую философию, при помощи которой, зная силу и действие огня, воды, воздуха, звезд, небес и всех других окружающих нас тел так же отчетливо, как мы знаем различные занятия на ших ремесленников, мы могли бы точно таким же спосо бом использовать их для всевозможных применений и тем самым сделаться хозяевами и господами природы. А это желательно не только в интересах изобретения бесконечного количества приспособлений, благодаря ко торым мы без всякого труда наслаждались бы плодами земли и всеми удобствами, какие на ней имеются, но, главное, для сохранения здоровья, которое, несомненно, является первым благом и основанием всех других благ этой жизни» (9, 305). Определенность, с какой Декарт ратует за практическую философию, за технические со вершенствования, непосредственно улучшающие челове ческую жизнь, словом, за все то, что помогает человеку стать господином природы, обусловлена очевидностью для мыслителей XVII века непосредственной связи меж ду развитием^ техники и экономики и материальным бла гополучием человека. Эти идеи впервые с большой чет костью выражаются Бэконом. «Механические изобрете ния», заявляет он, несравнимы ни с какими духовными
факторами |
в |
их |
«влиянии на человеческие дела» (4, |
192). |
|
|
|
Богатство |
постепенно становится — ов противовес аске |
||
тическому |
идеалу |
средневековья — вполне «позитивной» |
общественной и человеческой ценностью. Так, в отличие от бедных, отказавшихся от частной собственности оби тателей Утопии, жители бэконовской Новой Атлантиды высоко ценят богатство, главным источником которого, по убеждению Бэкона, является неизмеримо возросший уровень техники и науки. Если утопия Томаса Мора
га
во:шикаот из отрицания собственности и всех тех следотпий, которые обусловливаются ее существованием, то для характеристики «идеального» общества Бэкон берет и возводит в степень все то, что в существующем обще стве и его политической системе представлялось англий скому философу «благотворным» и «гуманным»: речь идет о технике, науке, частной собственности, религии, правда очищенных от сопутствующих явлений, которые могут приносить зло человеческой личности. Техника Новой Атлантиды используется исключительно на поль зу обществу и индивиду; то же относится и к науке, ос вобожденной от всякой таинственности и шарлатанства и потому понятной каждому человеку.
Производственные и технические возможности иде ального общества Бэконом неизмеримо расширены, но все-таки их изображение представляет собой почти абсо лютно позитивное описание, почти безоговорочное одоб рение технического развития существующего социально го организма. «Есть у нас дома механики,, где изготов ляются машины и приборы для всех видов движения.— Так рассказывает представитель Дома Соломона, техни ческого и научного общества, концентрирующего в своих руках изобретения, применение техники, научные откры тия и их популяризацию.— Там получаем мы более быс трое движение, чем, например,, полет мушкетной пули или что-либо другое, известное вам; а также учимся по лучать движение с большей легкостью и с меньшей за тратой энергии, усиливая его при помощи колес и дру гих способов,— и получать его более мощным, чем это умеете вы... Есть у нас суда и лодки для плавания под водой и такие, которые выдерживают бурю; есть плава тельные пояса и другие приспособления, помогающие держаться на воде. Есть различные сложные механизмы, часовые и иные, а также приборы, основанные на вечном движении. Мы подражаем движениям живых существ, изготовляя для этого модели людей, животных, птиц, рыб и змей. Кроме того, нам известны и другие виды движения, удивительные по равномерности и точности» (3, 40). В фантастической для того времени картине, начертанной Бэконом, нет тем не менее ничего утопи ческого, за исключением разве мечты о пресловутом «вечном двигателе», картина будущих открытий дана со строгим учетом реальных технических возможностей.
30
Позитивное отношение к современному экономическо му отрою вообще весьма характерно для взглядо!в Бэ кона и ряда его современников: Бэкон приветствует рас ширение колоний, давая подробные советы, касающиеся наиболее «справедливой» и безболезненной колонизации;
непосредственный |
участник |
экономической |
политики |
|
Англии, он высоко отзывается |
о |
деятельности |
торговых |
|
и промышленных |
компаний; |
его |
сочувствие |
вызывает |
личность «честного» дельца, инициативного предприни мателя; Бэкон дает немало рекомендаций относительно наиболее «предпочтительных», гуманных способов лич ного обогащения и т. д. Противоядие против бедности, а значит, против массовых смут и беспорядков Бэкон усматривает не только и не столько в гибкой и тонкой политике (которая его, конечно, весьма привлекает), сколько в экономическом пресечении бедности и в уве личении общественного богатства. Конкретные способы, рекомендуемые Бэконом,— мудрое экономическое и на логовое регулирование, но в особенности «открытие тор говых путей», «усовершенствование земледелия» и «по ощрение мануфактур».
Что касается Декарта, то его в мануфактурно-ремес ленном труде пленяет не только общий материальный эффект, им достигаемый, но и внутренняя разумность, це лесообразность, упорядоченность, систематичность дейст вий самого рабочего. Мы видели, что Маркс, характери зуя значительно усложнившуюся и более прогрессивную
общественную |
систему (капитализм), постоянно говорит |
|
о достигнутой |
здесь большей |
простоте индивидуальных |
действий. Философы XVII в. |
в соответствии с этой осо |
бенностью своей эпохи оценивают -простоту как одно из главных свойств подлинного разума, вооруженного пра вильным методом познания. И они сознательно восходят от абстрактных рассуждений о разуме к практическим, техническим и экономическим явлениям.
Формулируя одно из правил своего метода, рекомен |
|
дующее начинать |
с простых, легких, доступных вещей, |
«в которых более |
всего господствует порядок», Декарт |
далее пишет, что «примером последнего может служить искусство ткачей и обойщиков», которое он даже уподо бляет арифметическим действиям: «все эти искусства удивительно хорошо развивают ум, если только мы по стигаем их не с помощью других, а самостоятельно. Не
31