Заключение

Omnia mutantur, nihil interit

(Все меняется, ничего не исчезает)

Овидий

Что нового можно узнать, обосновывая и проверяя выдвинутую гипотезу об институциональных матрицах? Что выступает для меня самыми важными результатами исследования, которыми хочется поделиться с читателем на заключительных страницах книги?

Во-первых, изучение институциональных матриц представляется мне одной из попыток преодолеть знакомое, видимо, многим и описанное еще Ключевским состояние человеческого духа, который «тяготится хаотическим разнообразием воспринимаемых им впечатлений, скучает непрерывно льющимся их потоком» (Ключевский, т. 2, с. 238). Наш ум, продолжал он, стремится «эти мелочные, разбитые или разорванные явления объединить отвлеченной мыслью, сводя их в цельное миросозерцание», и если это нам удается, мы лучше понимаем реальность. Даже если это всего лишь наша иллюзия, мы, тем не менее, приближаемся к состоянию покоя и гармонии с окружающим миром, к чему, думаю, все мы стремимся. Рассмотрение социальной реальности через призму институциональных матриц не раз позволяло мне получать ответы на те вопросы, которые до этого казались необъясняемыми, помогало различать временное, то, чему суждено измениться, и неизменное, которое не исчезает и сохраняется, и в этом для меня – одно из главных значений разрабатываемой теории.

Во-вторых, теория институциональных матриц, изложенная в настоящей работе, пытается дать свой ответ на тот исторический вызов, перед которым уже не одно столетие стоит общественная российская наука. В чем он? С точки зрения большинства западных теорий, происходящее в России часто воспринимается как парадокс, как исключение из общего правила, как логически необъясненное противоречие. Поэтому так часто и в самой России, и со стороны внешней, звучат призывы кардинальных изменений государственного устройства и всего хода российской жизни. Но еще в Евангелии от Матфея сказано «Чего не понимаешь, тому можешь только дивиться, а отвергать его не дерзай» (Библия, Мф 8, 27). Поэтому первым шагом является приятие нашей реальности такой, какова она есть. А вторым – попробовать найти научное, объективное обоснование устойчивости этого «парадокса и противоречия». Ведь до тех пор, пока в социальных науках не сформулирован общий закон, в рамках которого это противоречие может быть объяснено, оно воспринимается как досадное недоразумение, как проявление чьей-либо злой воли или плод субъективных человеческих заблуждений. Путь к преодолению этого противоречия заключается в поиске того неизвестного всеобщего закона, в рамках которого российские реалии явились бы частным случаем. Теория институциональных матриц и направлена на выявление такого закона. Она предлагает формирование новых научных рамок и системы понятий и категорий, в которых российская действительность, которую, казалось, «умом не понять», методологически корректно может быть соотнесена с тенденциями мирового развития. Таким образом, изложенная теория дополняет научный арсенал концепций, в которых ставится задача понять российскую историю с позиций всеобщего закона, которого не может не быть, если мы придерживаемся материалистического взгляда на природу развития обществ.

В-третьих, познавательное значение теории институциональных матриц не исчерпывается ее полезностью для России. Обществоведов всегда искушала задача разработки теорий, которые бы на едином терминологическом языке объясняли социальную ситуацию в разных странах и в разные исторические эпохи. И это не только отражение вечной потребности мысли, стремящейся просто понять суть сложные вещи. Это необходимо и с практической точки зрения для того, чтобы корректно сопоставлять результаты культурного, экономического и политического развития отдельных государств и частей мира и прогнозировать тенденции возможных изменений. Кроме того, без таких универсалистских теорий вряд ли возможно понять, объяснить и использовать зарубежный и часто привлекательный опыт социально-экономических и политических реформ. Усилившиеся в эпоху глобализации международные контакты ученых, представивших мировому социологическому сообществу разноликие картины социальной жизни своих стран, служат здесь дополнительным катализатором. Невозможность «уложить» происходящие в государствах процессы общественного развития «в прокрустово ложе» имеющихся понятий требуют формирования нового общенаучного языка и теорий, адекватно описывающего изменившуюся реальность и однозначно воспринимаемого специалистами разных наций. И многие ученые в мире пытаются сегодня это сделать. Задача, таким образом, состоит в выработке общего набора понятий, построении своеобразной системы отсчета, относительно которой можно строить разнообразные социологические рассуждения. Чтобы та или иная система могла выполнять роль системы отсчета, она должна быть практически неизменяемой (Кузнецов, 1964). Только в этом случае она задает постоянную единообразную координатную сетку, в которой исследуемые объекты размещаются в разные моменты времени. Можно предложить охарактеризованные выше связи базовых институтов в Х и Y-матрицах и сами институциональные матрицы использовать в роли своеобразной системы отсчета для анализа социальных процессов.

В-четвертых, гипотеза об институциональных матрицах дает новые основания для научного дискурса по ряду давно обсуждаемых наукой проблем. Хотя разработка, проверка и верификация данной теоретической гипотезы только начаты, уже сейчас полученные на ее основе выводы позволяют включиться в некоторые теоретические дискуссии, ведущиеся по проблемам социального развития. Одной из таких дискуссий в общественных науках уже около полувека является полемика об эффективности и неэффективности институтов. В 1950 г. Арменом Алчияном (США) была выдвинута эволюционная гипотеза, предполагающая, что всепроникающая конкуренция должна устранять более слабые институты и способствовать выживанию и развитию тех институтов, которые способны лучше решать человеческие проблемы (Alchian, 1950). Тем самым фактически постулировано положение о присущей институтам эффективности, об их способности наилучшим образом регулировать общественную жизнь. Это положение было принято широким кругом ученых и составляет одну из методологических основ направления path dependence в институционально-эволюционных исследованиях. В то же время обосновывается и противоположный тезис об устойчивости неэффективных институтов. На это неоднократно указывает в своих работах Норт (North, 1981; Норт, 1997а), обсуждая проблему выживания неэффективных – с его точки зрения, вернее, с точки зрения рыночной теории – институтов собственности в странах «третьего» мира.

Разрабатываемая теория институциональных матриц позволяет предложить новую систему критериев для оценки эффективности или неэффективности экономических, политических и идеологических институтов. Сложившаяся в обществе система базовых институтов, или его институциональная матрица, как предполагается, является исторически устойчивым и технологически обусловленным способом выживания общества в данных ему условиях, и в силу этого она эффективна. Таким образом, поддерживается гипотеза Алчияна об эффективности действующих в обществах институтов. Когда же, по мнению западных исследователей, речь идет о так называемых неэффективных экономических институтах, то, по сути, имеет место действие институтов альтернативного типа, свойственных природе Х-матрицы, трудно различимой адептами классической рыночной парадигмы. Действительно, при Y-матрице доминирование этих институтов будет неэффективно, но в условиях Х-матрицы, характерной для большинства государств третьего мира, их действие и господствующее положение неизбежны. Другими словами, при рассмотрении эффективности или неэффективности тех или иных конкретных институтов следует принимать во внимание тип характерной для данного общества институциональной матрицы и соотноситься с долговременными тенденциями выживания общества и реальными перспективами его социального развития.

В заключение отметим, что в теории институциональных матриц сделана попытка описать социальную реальность как двуединое целое, как стремящееся к гармонии единство двух важнейших альтернатив общественного развития, представленных двумя типами институциональных матриц. Дальнейшие исследования будут направлены на то, чтобы сделать это представление явным и обоснованным для большинства ученых и практиков. Хочется привести точно выражающие эту мысль слова Германа Гессе, осознававшего необходимость решения аналогичной творческой задачи (Hesse, 1963, p. 76): «Будь я музыкантом, я без труда мог бы написать двухголосную мелодию, состоящую из двух линий, из двух тональностей и нотных рядов, которые бы друг другу соответствовали, друг друга дополняли, друг с другом боролись, друг друга обуславливали, во всяком случае, в каждый миг, в каждой точке ряда, находились бы в теснейшем и живейшем взаимодействии. И всякий умеющий читать ноты мог бы прочесть мою двойную мелодию, всегда бы видел и слышал к каждому тону его противотон, брата, врага, антипода. Так вот, то же самое, эту двухголосность и вечно движущуюся антитезу, эту двойную линию я стремлюсь выразить в своем материале. Вот стоящая передо мной дилемма и задача. Можно много говорить здесь об этом, а вот разрешить их нельзя. Пригнув оба полюса жизни друг к другу, записать на бумаге двухголосность мелодии жизни мне никогда не удастся. И все-таки я буду следовать смутному велению изнутри и снова и снова отваживаться на такие попытки. Это и есть та пружина, что движет мои часы».