9. Под дулом пистолета

Следующий день застал нас с Васькой в пути. Район Нешкова прочесывали каратели, теперь это бы­ло для нас ясно. Надо было убираться из этого райо­на подобру-поздорову, и я, к великой радости Васьки, решил отправиться обратно в Кушнаревку.

В сумерки мы подошли к спуску в овражек у де­ревни Краснолучка. Внезапно позади нас раздались выстрелы из нагана и послышался крик: «Стой, ребя­та!» Я оглянулся. За нами бежало пять человек. Пе­редний держал в вытянутой руке наган и палил из не­го вверх через наши головы. Васька с быстротой вспугнутого зайца помчался через пашню к лесу и ис­чез в нем. Я скатился в овражек и прилег за кустом. Можно было бросить в моих преследователей гранаты и скрыться, но я сдержался. То, что они стреляли вверх, а не в нас, и кричали «ребята» могло означать, что это не гитлеровцы и не полицейские, а партизаны. «Что же ты, восемнадцать дней ищешь партизан, а теперь будешь с ними биться?» — мысленно упрекнул я себя. Преследователи остановились на краю оврага. На светлом фоне неба чернели их силуэты. Один был с автоматом. Кто-то сказал нерешительно:

• Он, наверное, здесь.

Я поднялся и крикнул:

— Да, я здесь, идите сюда!

Пять человек, как по команде, уставили на меня оружие.

• Руки вверх!

Руки плохо подчинялись мне. Правая рука неволь­но тянулась к маузеру. Ко мне подбежали, и я почув­ствовал холод стали, прижатой к моему виску. В мгно­вение ока с меня были сняты компас и часы, выхвачен маузер из-за пояса, опустошены карманы. Тот, что держал над моим ухом пистолет, внезапно разразился самой похабной бранью по моему адресу. Я спросил:

• Кто у вас командир и почему вы так обращае­тесь с неизвестным вам, да к тому же еще и обезору­женным человеком?

• Все мы командиры,—ответил боец.

• Кто вы такой? — наконец обратился ко мне вы­сокий парень в армейской фуражке.

Я назвал себя.

• Слышал про такого,— оказал высокий; окру­жавшие называли его Пашкой и, видимо, подчиня­лись ему.

• Э, да что тут слушать? — загорячился малень­кий парень с пистолетом.— Известное дело, фашист­ский шпион. Разменять его, да и все тут!

Его поддержали еще двое. Отборная брань снова повисла в воздухе. Я понял: секунда—и загремят вы­стрелы. И я, опустив руки, обрушил на парней поток такой неистовой ругани, что они притихли. Тогда я спокойно и твердо сказал:

• Будь я даже фашистский шпион, и в этом слу­чае вы обязаны сначала допросить меня, а уж потом расстреливать.

• Обождите горячиться,— сказал Пашка и, отозвав двоих ребят в сторону, начал с ними совещаться.

Я предложил оставшимся увести меня к себе в лагерь.

• Мы всякую сволочь к себе не водим,— заявил мне боец с пистолетом.

Во мне все опять закипело.

• Сам ты сволочь, если собираешься застрелить командира Красной Армии! — сказал я и отвернулся.

Боец смутился и отошел к совещавшимся. Вскоре все подошли ко мне, и Пашка предложил мне раз­деться и показать нательную рубашку. Хотя нелегко было разобраться из-за грязи, но все же определили, что белье у меня советское. Пиджак Садовского тот­час же надел на себя маленький боец с пистолетом Начали спрашивать меня, кого я знаю из руководите­лей Красной Армии. Ответил. Где родился Сталин. Ответил. Но тут маленький боец вступил со мной в спор, утверждая, что Сталин родился не в Гори, а в Горках, под Москвой. Я начал стыдить его за незна­ние таких вещей, которые известны любому школь­нику.

Это решило мою участь. Меня отвели в Кажары и отпустили под поручительство Зайцева. Парни скры­лись. Зайцев сказал мне, что это были люди из пар­тизанского отряда Щербины. Из его слов выходило, что Щербина — командир храбрый, но молодой, «а люди у него со всячинкой».

Несмотря на усталость, я немедленно пошел в лес искать Ваську, у которого осталось последнее мое ору­жие — браунинг. Но, сколько я ни бродил и ни кри­чал, Васьки и след простыл. К вечеру я вернулся к Зайцеву. Хозяйка собрала мне поужинать, но я чувствовал себя настолько усталым, что мне было не до еды. Тотчас же ушел в сарай, забрался в сено и дол­го не мог заснуть. Неудачи преследовали меня одна за другой, и тревожные думы не давали покоя. За­былся лишь на рассвете, да и то ненадолго. Рано ут­ром меня разбудил Зайцев. Он принес мне ватную те­логрейку и сказал, что надо торопиться в Кушнеревку.

• Был у меня только что человек один от Куле­шова, вас ищет,— заговорил он, присаживаясь возле меня.— Я ему не сказал, конечно, что вы у меня. Го­ворил посыльный, будто Кулешов с разрешения нем­цев ездил на побывку к своей матери в соседний рай­он и привез какие-то важные для вас новости. Но вы будьте осторожны. Кулешов что-то замышляет, — предупредил Зайцев.

Выходить из селения было уже поздно. Наступил день — пасмурный и теплый. Оставаться у Зайцева тоже было опасно, и я решил дождаться вечера в ольшанике у деревни.

Моросил мелкий дождь. Определять время без часов было трудно, и оно тянулось бесконечно мед­ленно. Моя одежда промокла, но под ней было че­ловеческое тело, давно привыкшее к холоду и сырости. 6 наступлением темноты я пробрался в Кушнеревку, зашел в сарай, где спрятал колодку от маузера, по­весил ее под телогрейку таким образом, чтобы из-под полы виднелся конец кобуры. Явиться к Кулешову безоружным было рискованно.

Кулешов встретил меня деланой улыбкой и, по­колебавшись немного, сказал нерешительно, что нашел моих людей. Я сдержал волнение и рассыпался в по­хвалах по его адресу. Кулешов заметно повеселел и стал рассказывать, как он ехал из района, как встре­тился в лесу с двумя бойцами моего отряда.

— Один был в такой же шапке, как у вас,— про­должал он свой рассказ и все чему-то ухмылялся. — Я спрашиваю его: «Москвич?» Он глянул на меня и го­ворит: «Проваливай!» Тогда я ему: «А товарища Б. знаешь?» У парня чуть автомат не выпал из рук. Он бросился ко мне и стал расспрашивать, что я знаю о Б. Я ему обещал показать вас живым и здоровым. Ну, расстались, можно сказать, друзьями. Только вот де­ло-то какое: вчера ваш комиссар был у меня с не­сколькими бойцами, а вас-то не было, и сдается, за­подозрили они меня в нехорошем. Послезавтра обе­щали опять явиться. Уж вы, пожалуйста, их дожди­тесь. А не придут — значит к тому месту пошли, где у вас встреча была назначена.

Подробности, которые сообщил мне бургомистр, убеждали меня, что он на этот раз говорит правду. А радость была так велика, что еле сдерживал внешнее спокойствие. В памяти всплыл весь облик друга-ко­миссара. Мне даже показалось, что я знаю, кто из моих десантников разговаривал с Кулешовым. «Неуже­ли кончились мои одиночные блуждания?» — возник­ло у меня в мыслях.

Счастье было так велико, что оно казалось чудом.

— А Васька разве не с вами? — прервал мои раз­мышления Кулешов и как бы вскользь заметил,-— Тут товарищ его, интендант, о нем беспокоится.

Я удивился: куда же мог деваться Васька, кроме как вернуться в Кушнеревку?