Тема 2. Истоки формирования британской нации. Наследие кельтов и римлян (III в. До н.Э. — н. V в. Н.Э.)II Кельтская Британия

В первом тысячелетии до н.э. сообществам бронзового века пришлось столкнуться с новым вызовом — миграцией на британские острова очередной группы племен, сила и могущество которых опирались на более совершенные технологии в производстве орудий труда и оружия. Для их изготовления они использовали не только бронзу, но и железо, поэтому их появление на британских островах связывается с началом железного века в этом регионе.

Поскольку в I тыс. до н.э. масса кельтских племен и народов расселилась практически по всей европейской периферии античного мира и даже умудрились разорить Рим, понятен интерес античных авторов к этому этническому элементу древней Европы. С кельтами связаны почти все сообщения древних авторов о британских островах. До их появления острова были известны лишь финикийцам, вывозившим из Британии олово еще в начале I тыс. до н.э. В V веке до н.э. карфагеняне, захватив испанский город Тартесс, получили возможность исследовать атлантическое побережье Европы, что, по-видимому, и было осуществлено путешественником Химилко. Есть основания полагать, что его вояж не ограничился континентальной Европой. У Плиния мы встречаем сообщение о том, что тот добрался ad exterea Europae noscenda.

Думается, что именно на сведения Химилко опирался Геродот, когда писал: «Я ничего не знаю также, существуют ли острова Касситериды, откуда к нам привозят олово». Оловянные острова, видимо, и есть Британия, но карфагеняне, контролировавшие Гибралтарский пролив, предпочитали не распространяться о своих торговых контактах, поэтому Геродот и сомневался в существовании этих островов.

Около 325 г. до н.э. британские острова описал посетивший их грек из Массилии (Марсель) Питеас (Пифей). Пройдя Гибралтарский пролив, он проплыл вдоль испанского и французского побережья, вышел к берегам Бретани и вскоре не только достиг Британских островов, но и обогнул их. Острова эти были названы им «претанскими», известными на валлийском языке как Инис Придайн, а на латыни — Insulae Brittannicae. Он же первым упомянул о таинственном северном острове Фуле/Туле, находящемся в шести днях пути от Британии, сообщив, что на нем бывают белые ночи и очень короткие дни. Британская Энциклопедия утверждает, что результатом путешествия Пифея стал рост перевозок олова через Францию. К сожалению, произведение этого первого античного исследователя Британии, названное им «Об Океане», не сохранилось, но некоторые сведения об этом путешествии были пересказаны греческим историком Тимеем (356-260 до н.э.) и античными авторами рубежа эр: Полибием, Плинием Старшим, Диодором Сицилийским и Страбоном. В середине I в. до н.э. Британию лично посетил Ю. Цезарь, изложивший свои впечатления в «Записках о галльской войне». Кстати, именно ему принадлежит первое использование термина «Британия» для обозначения самого крупного острова из системы британских островов. «Записки» Цезаря стали настоящим кладезем информации о населявших Британию кельтах и отправной точкой для всех последующих сообщений о британцах.

Несмотря на древность интереса к этому удивительному европейскому народу, на вопрос «Кто такие кельты?» до сих пор нет ясного и полного ответа. Это связано с тем, что основную информацию о кельтском мире мы можем черпать только из сочинений античных авторов, т.к. сами кельты письменных источников о себе не оставили. Проблема, однако, заключается в том, что первые упоминания об этом народе у античных авторов относятся к середине первого тысячелетия до н.э., в то время как формирование кельтского этноса относится к более ранней эпохе. К тому же античные авторы тогда контактировали лишь с южным рубежом кельтского мира и не могли дать ответы на вопросы о том, что происходило в его глубине.

Так, например, Тит Ливий и Юлий Цезарь прародиной кельтов считали Галлию (современная Франция), однако у этой точки зрения много противников, т.к. данные французской топонимики не содержат большого количества кельтских названий. Между тем, если бы кельты действительно были древнейшим населением этого региона, географические объекты древней Галиии содержали бы гораздо больше названий, этимологию которых можно вывести их кельтких языков.

Другая группа ученых, например, один из признанных исследователей кельтского прошлого А. Юбер, помещает прародину кельтов рядом с прародиной греков и италиков на основании определенного языкового единства этих народов, а его коллеги М. Диллон и Н. Чэдвик отбрасывают греческий элемент в кельтском языке и оставляют только итальянский.

В настоящее время наибольшее распространение имеет теория, согласно которой исконные земли кельтов находятся где-то между Дунаем и Рейном (Юго-Западная Германия). Здесь много географических названий, имеющих основу в кельтском языке, в том числе названия обеих рек, ограничивающих область кельтской прародины (так считают, например, французские историки Ж. Доттен, Ж. Моро, немецкий ученый Г. Герм), среди отечественных историков этой точки зрения придерживается Н.С. Широкова). По мнению большинства ученых этой группы, протокельты жили на этих территориях за 2 тыс. лет до н.э. Потом на эти земли вторгся «народ урн», и в результате сплава двух культур появились исторические кельты. Собственно с кельтами археологи связывают два последовательных периода европейской истории: Гальштатский и Латенский (от названий местностей в Австрии и Швейцарии), поскольку хронология относит их к тому периоду, когда кельты обосновались в Западной и Центральной Европе, и еще потому, что эти цивилизации представляют собой совокупность однотипных черт, просуществовавших в Галлии, Западной Германии, Центральной Европе, дунайских областях и на Британских островах вплоть до начала исторического периода.

Не менее интересен вопрос о причинах миграции древних кельтов. Н С. Широкова, глубоко исследовавшая освещение этого вопроса в мировой литературе, выделяет три возможные причины, приводившие в движение кельтские племена. Во-первых, распространенный в кельтском обществе обычай «священной весны», который сводился к тому, что возмужалые юноши покидали племя в поисках собственного «счастья», что приводило к постепенному рассеиванию населения. Во-вторых, применение бронзовых и железных орудий труда, приводивших к усовершенствованию способов обработки почвы, а, следовательно, к накоплению богатства и демографическому росту, требовавшему расселения избыточного населения. И, наконец, в-третьих, преимущественное занятие охотой и скотоводством, являющееся источником постоянной потребности в обширных территориальных пространствах. Вероятно, были и другие причины, например, климатические.

Согласно данным современной археологии миграция кельтов на британские острова происходила в несколько этапов. Около VI-V века до н.э. появились гойделы (гэлы), начавшие свою колонизацию с юго-востока и постепенно заселившие северо-восток острова и юго-западную Шотландию, а чуть позже перешедшие к. колонизации Ирландии. Данные археологии свидетельствуют о том, что вряд ли их нашествие было результатом организованного военного натиска — скорее, небольших миграций авантюрного типа. Годейлы являлись представителями Галынтатской культуры. Об этом свидетельствуют их фортификационные сооружения (земляной, иногда каменный, вал, обложенный бревнами и защищенный снаружи рвом) и особый тип мечей и кинжалов (колющие с характерной рукояткой). Данные археологии и аэрофотосъемки позволяют говорить о том, что их культура была преимущественно земледельческой (выращивали рожь, ячмень, яровую и озимую пшеницу, фасоль); помимо земледелия держали свиней, овец, коз, коров, домашнюю птицу, занимались охотой и рыбной ловлей. Характерные для этой культуры поселения (часто незащищенные) свидетельствуют о том, что образ жизни гойделов еще не сильно отличался от того, который вели люди позднего бронзового века. Помимо входивших в употребление железных орудий продолжали использовать бронзовые и даже каменные. Керамику по-прежнему делали без гончарного круга, а зерно молотили с помощью примитивных ручных мельниц.

С IV века до н.э. на британских островах начинается распространение элементов новой культуры, представители которой являлись носителями уже железного века и освоили юго-запад страны: думноны — Корнуолл, дебуны — верховья Темзы, ордовики — Уэльс. Вторая волна переселенцев принадлежала уже к Латепской культуре. Как и в первом случае, их экспансия не носила выраженного военного характера, представляя собой очередную миграцию разных родов и племен. Но поскольку их приход явно дестабилизировал демографическую ситуацию в Британии (в III в. до н.э. начинается вторая волна миграции этой культуры), они столкнулись с упорным сопротивлением своих предшественников и вынуждены были осваивать центральные и северные районы Англии. Отличительными маркерами носителей этой культуры стали укрепленные городища на холмах, длинные рубящие мячи и кинжалы с характерной антропоморфной рукояткой, колесницы, особый художественный стиль (криволинейный орнамент и так называемый «звериный стиль»), тесные торговые связи в Арморикой, откуда, по-видимому, и происходила миграция второй волны кельтов.

Ее представителей называют бриттами, а их язык родственен языку галлов. Ученые выделяют две ветви кельтского языка — q-кельтскую (гойдельскую) и р-кельтскую (галло-бретонскую). Обе они являются ответвлениями единого пракельтского языка и отличаются друг от друга тем, что в первом случае звук qu- этого языка перешел в q- или твердый звук с- в одной ветви и в р- в другой. Гойдельский язык явился предком современного шотландского, ирландского гэльского и мэнкского языков; от галло-бретонского произошли так называемые кимврские языки— валлийский, бретонский и корнский. Из двух ветвей наибольшее число загадок преподносит гойдельский. Он явно выделился из общего пракельтского языка на континенте раньше галло-бретонского, но по непонятным причинам практически не сохранился в континентальной топонимике, при этом великолепно проявив себя на британских островах, куда попал значительно позже. Возникает вопрос: каким путем тогда гойделы должны были осваивать британские острова? Как видим, вопросов пока что больше, чем ответов.

Последний этап колонизации британских островов относится к концу II — началу I в. до н.э. и, в отличие от предшествующих, отражен в письменных источниках, в частности, в «Записках» Цезаря о галльской войне. Это были светловолосые и голубоглазые племена белгов: кантии поселились юго-восточнее современного Лондона, катувеллауны — на территории Кембриджа и Бедфордшира, атребаты и дуробрии высадились на о-ве Уайт и южно-английском побережье Дорсета и Гэмпшира. Их отличие от других кельтских племен также четко фиксируется в типах керамики и фортификационных сооружениях. Кроме того, белги принесли с собой множество технических новшеств: железные топоры для вырубки лесов, тяжелый плуг, способствовавший улучшению обработки почвы, гончарный круг. Да и ювелирами они были более искусными, чем их предшественники, владели искусством чеканки. Существенным отличием белгов от гойделов и бриттов является их первоначальная приверженность золоту, а не серебру, что позволяет археологам фиксировать их передвижения по территории острова.

Все это кельтское население постоянно смешивалось, рождая конгломераты региональных вариантов культурного синтеза. Его важным элементом являлись и иберы. Несмотря на их явное покорение завоевателями, они без сомнения не подверглись тотальному истреблению. «Очаги» этой расы до сих пор дня сохранились на западе Шотландии и прилегающих к ней островах; характерные ее черты составляют весьма примечательный элемент в облике населения Ирландии (особенно южной) и Уэльса, где они выступают даже в более отчетливом виде, чем кельтские. Признаки смешанных рас часто проявляются в отдельных представителях.

Особой исследовательской проблемой является культура древних пиктов — загадочного народа, жившего на территории Шотландии на момент начала кельтской колонизации северных регионов Британии. Язык этих племен, дошедший до нас благодаря двум десяткам письменам, до сих пор не понят и не расшифрован. Немногочисленные произведения искусства тоже пока что мало способны пролить свет на культуру пиктов. Да и археологические находки (каменные надгробья с насечками и пиктограммами, антропоморфные и зооморфные изображения), относимые исследователями к этой культуре, весьма немногочисленны. Каких только мнений не высказывается на этот счет: пикты поочередно объявляются то скифами, то кельтами, то потомками иберов, то результатом смешения бриттов с племенами протокельтов — народом неиндоевропейского происхождения, то просто докельтским народом, прародину которого уже практически невозможно установить. Римляне называли их «pic tae», т.е. «разрисованными».

Об общественной жизни и нравах британских кельтов мы можем судить по археологическим раскопкам, а также древним ирландским сагам и судебникам. В частности, известно, что, несмотря на большую роль земледелия в культуре кельтов, немаловажное значение в их жизни по-прежнему имела война. Об этом свидетельствуют многочисленные укрепленные лагеря (hill-forts), возводимые на возвышенном месте и защищенные рвом и частоколом из срубленных деревьев, промежутки между которыми были засыпаны землей, камнем и щебнем. Иногда такие лагеря становились центрами экономической, политической и религиозной жизни страны — другими словами, укрепленными городищами. Как правило, такие центры возникали на юго-востоке Англии, в местах активного земледелия. Быстрый демографический рост в этом регионе вел к растущему земельному голоду, а, стало быть, и к борьбе за наиболее пригодные для земледелия территории. В таком случае возводимые для защиты от врагов hill-forts очень скоро превращались в крупные центры политической жизни региона. Таким центром можно считать Hod Hill, укрывавший около 300 домов с общим населением 500-1000 человек, и Maiden Castle в Дорсете, Vertta (ныне Винчестер) и другие. Особенно быстро укрепленные центры кельтской жизни возникали в долине Темзы и ее окрестностях. Такие поселения как Wheathampstead (Нартфордшир) и Bigbury (Кент) контролировали гораздо большую территорию, чем обычные племенные союзы, приближаясь по своему масштабу к средневековым городским центрам.

Правда, на территории Британии обнаружено чрезвычайно мало таких центров. Как свидетельствует археологический материал, британские oppida (город — лат.) чаще являлись временными убежищами местном)' населению, предпочитавшему жить в селениях сельского типа. Стараясь обеспечить собственную безопасность, гораздо чаще они строили палафиты — маленькие деревни, окруженные полисадом. Примером подобного поселения может служить стоянка в Гластонбери, расположенная посередине болота и включающая в себя около 70 хижин круглой формы, построенных из отесанных бревен и покрытых куполообразными крышами из соломы и камыша. В центре дома (гомстеда) располагался очаг, и дым от него выходил через круглое отверстие в центре крыши. На перекрестье балок над очагом подвешивался большой котел для приготовления пищи. «Обстановку» дома составляли в основном брошенные на земляной пол шкуры; на них сидели и спали.

Еще меньше крупных городищ было на территориях Ирландии и Уэльса. Большинство местных укрепленных лагерей — это либо центры религиозной жизни, построенные еще в бронзовом веке, либо небольшие крепости, служившие убежищами для кельтской аристократии и их личных хозяйств.

Социальная организация кельтов была достаточно разнообразной и ее структура («аристократия», «свободные», «рабы» и особняком стоявшая каста жрецов-друидов) не оставалась неизменной на протяжении веков. Каждая группа в свою очередь делилось на статусы, связанные определенными обязательствами и правами в соответсвии с «ценой чести» — главным параметром, определявшим повседневную жизнь человека и его поведение в тех или иных условиях.

Высшим статусом среди кельтской «аристократии» обладал, конечно, «король». Сразу следует оговориться, что принятый по отношению к кельтским предводителям термин «король» несет в себе совсем иную по сравнению с современными представлениями нагрузку. Скорее они напоминали племенных вождей, которым иногда удавалась подчинить себе огромную территорию.

«Король» небольшого королевства (tuath) назывался ri, крупного, объединяющего несколько туатов, — ri-ruirech — верховный король. Значение слова «туат» гоже не совсем ясно: одни (например, Е. МакНейл) считают, что под ним следует понимать племя, другие (С.В. Шкунаев, Н.С. Широкова) — территорию «королевства» и населяющих его людей.

«Королевская» власть не передавалась по наследству и была выборной, что препятствовало сосредоточению власти в руках прямой линии потомков. В выборах участвовало все свободное население племени, а вот сами «избираемые» обязательно должны были принадлежать к определенным слоям «благородного» населения. Со временем образовался небольшой круг семей, из которых, как правило, выбирали «королей».

Сами выборы носили не столько политический, сколько религиозный характер. Так, например, в Таре, где проходили выборы верховного короля Ирландии, находился священный камень Фаль (Fo-аit) на который усаживали претендентов на «должность» короля. Считалось, что под настоящим королем камень должен «запеть». Можно представить к каким ухищрением вынуждены были прибегать организаторы выборов для того, чтобы это случилось. Порой претендентам предстояло сразиться друг с другом или промчаться на колесницах между валунами, которые должны были «пропустить» только истинного короля. Не менее известен обряд священного «бракосочетания» короля со своей землей, в результате которого вновь избранный правитель становился «Царем Мира».

Законно выбранная королевская власть окружалась множеством запретов, многие из которых имели мистический характер. В законодательных и эпических текстах древних кельтов постоянно подчеркивалась связь между поведением короля и благополучием его земли. В частности, чтобы сохранить свои мистические добродетели, король не должен был пахать землю, разводить свиней, терять свою физическую силу и красоту. Как полагали кельты, при хорошем короле на каждой ветке росло по 9 орехов, а на каждом суку — по 9 ветвей. И наоборот: военные неудачи короля могли привести, например, к тому, что у коров племени исчезнет молоко. Все это дает основание некоторым исследователям полагать, что фигура короля была скорее сакральной, нежели политической.

Однако функции короля все же не сводились к сакральным. Король должен был следить за соблюдением законов и обычаев племени и сам соблюдать их, не потакать порочным судьям — иными словами охранять правопорядок и публичную юрисдикцию. Не менее важной была и военная функция короля, в распоряжении которого были все свободные члены племени. Таким образом, кельтские короли символизировали собой два типа власти (сакральные предводители и военные вожди), и в зависимости от ситуации на первый план выступала то одна, то другая ее ипостась.

За королем шли еще шесть благородных статусов, различие между которыми не всегда поддаются четкой дифференциации. Вероятно, большое значение играл объем накопленного человеком материального богатства и в первую очередь (особенно на ранних ступенях развития кельтского общества) поголовье скота.

«Свободные» общинники возделывали землю, владея своей частью семейного надела и уплачивая определенную ренту королю. В их среде также постепенно началось расслоение на несколько подгрупп. Довольно часто они вступали в клиентские отношения с представителями благородного сословия, не теряя при этом своей свободы. Клиентская связь проявлялась главным образом в том, что патрон жаловал своему клиенту определенное количество скота и покровительство в случае притеснения со стороны других благородных представителей сообщества в обмен на выплату определенной ренты, несение военной службы и другие услуги. По мнению С.В. Шкунаева, институт клиентелы восходит своими корнями к глубокой древности, к функционированию патриархальной семьи. Основа его состояла в том, что при достижении свободным человеком совершеннолетия его утверждали в правах, предоставляя определенный объем материальных благ для ведения независимого хозяйства. Эти материальные блага обеспечивали в то же время материальную ответственность человека за его участие в социальной жизни. Вообще понятия свободы и несвободы имели относительный смысл, т.к. индивид, имея определенный социальный статус, выступал одновременно и в роли члена определенного коллектива, что влекло за собой наличие прав и обязанностей, которые не могли быть отчуждены при личных сделках.

Помимо свободного населения имелись группы полусвободного населения, которых лишь условно можно назвать «рабами». Эта категория населения была лишена возможности пользоваться правами жителей племени и состояла из людей, которые по разным причинам лишились не только земли, но и права на жизнь. В таком состоянии они были выкуплены господином, в результате чего возвратили себе часть «цены ести». Полусвободное население имело возможность вести хозяйство на земле господина, будучи обязано ему за это не определенными четко услугами и выплатами.

Таким образом, перед нами — не устоявшаяся структура социального устройства отражающая динамичные условия развития кельтского общества. Процесс социального расслоения зашел уже достаточно далеко, налицо большое количество промежуточных слоев населения и форм зависимости. Переход из одного статуса в другой был возможен, и лишь при переходе из «свободного» в «благородное» состояние требовал длительного времени (три поколения).

Одновременно с принадлежностью к определенному статусу каждый свободный член кельтского социума был еще и членом большой семьи, включающей три-четыре поколения родственников. Большая семья была одновременно юридической и экономической единицей общества, т.к. несла коллективную ответственность за действия ее членов и распоряжалась своим земельным фондом. Роль семьи — оберегать от расхищения землю предков как основу существования человека в качестве полноправного члена коллектива.

Однако наряду с кровнородственными отношениями существовали уже общинные отношения соседского характера (сельская община), т.к. помимо племенной земли, распределяемой между большими семьями, существовали земли, полученные членами сообщества самыми разнообразными путями. К этим землям большая семья не имела никакого отношения, и они могли отчуждаться так, как вздумается ее владельцу. С.В. Шкунаев, специально занимающийся изучением этого вопроса, делит весь земельный фонд древних кельтов на 5 категорий:

• земля, служившая источником дохода королю на время выполнения им своих функций;

• собственность людей, полученная без участия родового коллектива;

• земля, распределенная между большими семьями;

• фонд необработанной земли, находящейся в совместном пользовании родового коллектива;

• свободные земли, не использующиеся в хозяйстве.

Данная классификация позволяет сделать вывод, что помимо общественной собственности на землю и собственности больших семей в кельтском обществе уже существовали элементы частной собственности. Соответственно усложнялись и общинные отношения. Их действия в области земледелия начали выходить за рамки больших семейных объединений. Давние традиции совместного пользования пастбищами, поддержания дорог постепенно превращались в узел связи соседского типа, хотя родовые устои при этом до конца не взрывались.

Особую роль в жизни кельтского общества играла каста жрецов-друидов (druvid «сила-мудрость»), представлявших собой могущественную корпорацию, в ведении которой находились практически все важные стороны жизни кельтов. Они умели гадать, прорицать, врачевать, знали астрономию, географию, астрологию, физические науки, религию и мифологию своего народа. Их первой и главной функцией была жреческая: гадание, выполнение определенных ритуалов, истолкование предзнаменований. Порой это было сопряжено с практикой человеческих жертвоприношений, причем в качестве жертв могли выступать как пленники, так и соплеменники. Делалось это изощренными с точки зрения современного человека способами: будущих жертв распинали в храмах или сжигали в специальных «корзинах» из ивовых прутьев. Гадали по конвульсиям, кровотечениям и внутренностям убитых, поражая выбранную жертву ударом меча в спину.

Помимо ритуальной, жрецы были облечены судебными и политическими функциями (именно они являлись организаторами выборов кельтских королей).

Другой важной задачей друидов было воспитание юношества. При этом друиды делили свое учение на две составляющие: секретную — для посвященных и общую — для народа, который они учили морали и нравственности. Это была целая система прекрасного образования и воспитания. Обучение у друидов было многоступенчатым и продолжалось более 20 лет. В течение первых семи лет из юношей готовили бардов, владевших навыками композиции и декламации. Такое внимание к стихосложению как необходимому профессиональному навыку было абсолютно необходимо в условиях устной передачи знаний. Часто жрецы-наставники прибегали к излюбленному методу вопросов и загадок, обострявших ум и поэтическое видение мира. Долгое время кельтологи полагали, что практика устного обучения связана с отсутствием письменности, однако исследования нового времени заставляют усомниться в этом. Сегодня уже точно известно, что ирландские кельты V-VI веков владели навыками так называемого «огамического письма», представляющего собой систему насечек и линий, прочерченных на камне или дереве. Нежелание кельтов доверять свои знания бумаге могли быть связаны с целым комплексом причин, о которых мы сегодня можем только догадываться: чрезвычайная магическая нагруженность письма, желание сохранить элитность образования и т.п.

Следующая семилетняя ступень, после прохождения которой человек становился «ваттом» (или оватом), заключалась в овладении тайным языком, основами правовых и философских знаний. Наконец, последний семилетний цикл открывал посвященным все тайны религии, магии и естественных наук. С этого времени они одевались только в белое — цвет высшей истины и Солнца.

Носило ли знание друидов характер целостной доктрины или просто являлось кладезем древней мудрости — на этот вопрос нет однозначного ответа. Учение друидов настолько тяжело поддается реконструкции, что многие ученые вообще отказываются отвечать на этот вопрос. Основательные попытки реконструировать кельтскую мифологию и религию на основе текстов ирландских саг, свидетельств римских авторов, а также параллелей с другими древними религиями была предпринята M.Л. Сжостед, а в отечественной литературе Н.С. Широковой. Они полагают, что религия древних кельтов носила характер строгого учения со своеобразной космологией, эсхатологией и пантеоном богов и лишь исчезновение друидов предопределило гибель основных частей их доктрины. Так, например, кельтские мифы содержат в себе сведения о циклическом процессе возникновении Космоса из Хаоса и затем разрушении Мира, после которого все надо начинать заново. Мир этот имеет собственное пространственное и временное измерение. В центре него располагается сакральная территория, обеспечивающая ему равновесие и гармонию. В центр Мира традиционно помещался и «Король», который, как мы помним, сосредотачивал в себе совершенство благодетельного правления, излучая это совершенство не только внутрь, но и за пределы Мира, где, согласно кельтской мифологии, обитают силы зла.

С понятием пространства у древних кельтов было тесно связано и понятие времени. Лучше всего это видно на примере кельтских праздников. Так, например, один из самых важных кельтских праздников Самайн, справлявшийся 1 ноября, символизировал не только конец уходящего года и начало нового, но и встречу двух миров — мира людей и сверхъестественного мира. Каждый из этих миров, в обычное время отделенный от другого непроницаемой преградой, в этот день начинают соприкасаться, в результате чего осуществляется контакт божественного и человеческого. Кельты свято верили в бессмертие души, ее возможность переселения из одного существа в другое, поэтому так легко шли на смерть. Этим объясняется и убранство кельтских могил, снабженных всем необходимым для загробной жизни, и странный на первый взгляд культ головы у островных кельтов. Деревянные статуэтки с изображением головы находят на британских островах повсюду; самая известная— маска медузы, найденная в английском городе Бат. Дело в том, что именно голова считалась вместилищем человеческой души — основы вечной жизни. Голову поверженного врага они считали средоточием его силы, ловкости и удачи, ее следовало отсечь и привезти домой.

Труднее всего, оказывается, реконструировать пантеон кельтских богов. Так, например, Я. Филип считает, что у кельтов вообще не было единого пантеона, а А. Юбер, напротив, полагает, что не только у британских кельтов, но и у континентальных были общие боги. П. Ламбрехт и П. Дюваль идут еще дальше и уверяют, что у кельтов был всего один бог, личность и атрибуты которого раздробились в различных человеческих сообществах и вследствие контакта с римской цивилизацией, К. Жюллиан же выстраивает пантеон кельтских богов в полном соответствии с религией греков и римлян.

Но прежде чем перейти к рассмотрению главных богов кельтского пантеона, следуют несколько слов сказать о некоторых отличительных особенностях кельтской религии. Первая из этих особенностей заключается в создании тройственных образов своих божеств. Они могли либо просто объединять их в триады, либо утраивать самые важные в том или ином отношении части божества — голову, рог и т.д. Другой особенностью их традиции стало устойчивое и долговременное существование анималистических мотивов. Кельты обожествляли многих животных, полагая, что души умерших могут вселяться не только в людей, но и животных. В их эпосе герои часто сходятся для поединка, превратившись в могучих быков. Наиболее почитаемыми среди животных были бык, волк, кабан, лошадь и медведь.

Одушевление окружающего мира было важной частью кельтского мировосприятия. Причем одушевление касалось не только животных, но и растений. Кельта верили, что души их героев могут вселяться, скажем, в могучие деревья, отсюда их поклонение священным рощам и особенно дубравам. Почитали кельты и водную стихию, полагая, что каждый водоем, река, источник или озеро имеет своего духа, и приносили им безобидные жертвы в виде маленьких глиняных статуэток.

И, наконец, третьей отличительной чертой кельтской религии являлся культ богинь-матерей. Среди археологических находок в Британии часто встречаются триады так называемых Матрон, изображавшихся в виде трех женщин — молодой, зрелой и старой. Согласно кельтским представлениям, они ведали линией человеческой жизни и символизировали соответственно рождение, жизнь и смерть. Исследователи склонны видеть в данном культе сохранение древнего обычая почитания Матери-Земли, тем более, что родовой строй кельтов долгое время сохранял в себе пережитки матриархата.

Среди мужских божеств кельтского пантеона чаще всего встречается описание и изображение бога Луга (Луда), который вероятно был панкельтским божеством и являлся покровителем искусств (в частности, поэтического искусства) и ремесел; кроме того, он считался благодатным богом и в этом качестве занимал центральное место на кельтском празднике Бельтайн (1 мая), заведуя благодетельным друидическим огнем. Вероятно, Луг являлся и богом земных царей; праздник Лугназар (1 августа) — праздник королевской функции бога — опять приводит нас к богу Лугу. Наконец, под покровительством Луга проходил уже упоминавшийся нами праздник Самайан. На этом празднике Луг проявлял одну из самых страшных своих сущностей-функций — в жертву ему приносился король, который, по мнению кельтов, уже не мог больше приносить благо своей стране. Его топили в бочке вина или сжигали заживо в королевском «дворце».

После Луга самым значительным лицом в кельтском пантеоне был бог Дагда. Его имя буквально означает «добрый, хороший бог». От Дагды никто не уходил голодным, т.к. этот бог был у кельтов покровителем урожая, и его неизменным атрибутом являлся котел изобилия. Дагда был милостивым и справедливым, а также всеведущим богом, гарантом договоров и клятв. Не случайно именно он считался у кельтов покровителем Другого Мира — мира мудрости и благополучия. Многими своими чертами этот бог напоминал Луга: он был всеведущ и мудр, связан с потусторонним миром, покровительствовал поэтическому (что, впрочем, неудивительно, ведь поэзия в друидическом учении сродни божественной мудрости) и военному искусствам. Однако, как считает М.Л. Сжостед, а за ней и Н.С. Широкова, Дагда и Луг воплощали две различные концепции знания: первый являлся покровителем единого и недифференцированного знания, второй — экспертом в различных специализациях, на которые расчленяется первоначальное единство культуры.

В кельтской мифологии был бог, которого называли «богом-связывателем» (связывателем людей с Творцом) — Огмий. В отличие от Дагды он имел власть над всем темным, беспорядочным, неистовым, магическим. Он покровительствовал военному искусству, связывая врагов своими путами и, тем самым, обезоруживая их. Как бог-связыватель, Огма, кроме того, являлся покровителем ораторского искусства. Не случайно его часто изображали в виде старика, связывающего людей нитями своего слова (при этом один конец нити был продет через кончик языка бога, другой — через кончик уха слушателя). Являясь богом красноречия, именно Огмий считался изобретателем огамического письма древних кельтов. В данном случае он вновь выступал в качестве связывателя, только теперь он связывал письменностью.

В пантеоне кельтских богов было много других, каждый из которых по своим функциям чем-то напоминал указанных трех. Сказанное позволяет сделать вывод о многофункциональности и амбивалентности кельтского пантеона, зыбкости граней, отделявших одного бога от другого. Трудно сказать, является ли подобное положение дел изначальной чертой кельтской религиозно-мифологической традиции или результатом «разрастания» первоначально узко специализированных богов. Однако черты сходства этих богов с германо-скандинавскими и даже индийскими богами уводят религиозно-мифологическую традицию древних кельтов к единым индоевропейским истокам.

Интересную информацию о нравах и обычаях британских кельтов мы узнаем из IV и V книг «Записок о галльской войне»«. Цезарь описывает внешний вид бриттов, предпочитающих брить свое тело, оставляя только волосы, раскрашенные яркими прядями, и усы. Судя по «Запискам», пристрастие к ярким краскам было характерной чертой этих народов. Именно от них к нам пришли пестрые полосатые и клетчатые ткани с яркой расцветкой и броскими узорами. Их повседневный костюм состоял из льняной или шерстяной рубахи, перехваченной вышитым поясом, штанов и плаща, скрепленного заколкой, кожаных башмаков или полотняной обуви с кожаными подошвами. Что касается шотландских кельтов, то характерной чертой их одежды была голоногость. Вместо штанов они носили некое подобие фартука, трансформировавшегося впоследствии в знаменитую шотландскую юбку килт. Ученые до сих пор не могут ответить на вопрос, существовал ли в древности этот обычай на всей территории Англии или изначально являлся традицией определенной группы племен.

Любовь к ярким краскам заставляла кельтов украшать свое тело татуировками и разнообразными раскрасами. Одни раскрасы предназначались для войны, другие — для исполнения религиозных обрядов, третьи — для влюбленности и сватовства.

Еще одной слабостью британских кельтов были украшения — многочисленные браслеты, кольца, шейные гривны, бляшки и подвески, украшавшие человеческое тело и одежду. Кельтам было чем поразить римлян, ведь помимо всего прочего они были искусными кузнецами и ювелирами. Церемониальные предметы и оружие, конская сбруя и ювелирные украшения — таков далеко не полный перечень предметов, изготовленных и украшенных древними кельтскими мастерами.

Интересным феноменом культуры является кельтское искусство, разнообразное, многозначное, сложное, вычленить истинную природу которого нелегко. Его исследователи уже давно отказались рассматривать его как вид примитивного искусства. Помимо впечатляющего реализма его характерными чертами были духовность и склонность к абстракциям, выливавшиеся в изобразительном искусстве в фантастическую игру линий, в которой, по образному выражению П. Дюваля, «геометрия становилась выражением мечты». Эти рисунки способны многое поведать не только об эстетических предпочтениях, но и о религиозных верованиях кельтов. Так, например, многие рисунки, поначалу кажущиеся абстрактными, при пристальном рассмотрении обнаруживают элементы человеческих лиц, что, по-видимому, отражает веру кельтов в постоянные превращения. Историки назвали данный тип искусства «чеширским стилем» в честь знаменитого кота Льюиса Кэррола. Более глубокое проникновение в мир кельтской жизни способно обеспечить и внимательное изучение зеркал, использовавшихся кельтскими аристократками. Предполагают, что после их использования они подвешивались верхней стороной вниз, т.к. на рукоятках многих из них были изображены кошачьи морды, которые различимы только в таком положении.

Можно ли назвать этот мир кельтской Британии варварским? Если да, то только с большой долей условности. Кельты были, по-видимому, лучшими металлургами Европы, прекрасными ювелирами и гончарами, строителями дорог, они изобрели мыло, наконец. Нельзя не воздать должное обширным естественнонаучным познаниям кельтов, развитым формам литературного и музыкального творчества, высоким навыкам в военном деле, строительстве и фортификации.

Рассуждая о британской истории, ученые часто впадают в грех чрезмерного упрощения, видя ее истоки в синтезе двух элементов — римского и англосаксонского. При таком подходе за пределами внимания остается третий элемент, сыгравший не меньшую роль в формировании современной цивилизации на британских островах — кельтский. Между тем кельты наложили большой отпечаток на язык, топонимику и культуру этих островов. Нельзя недооценивать этот вклад только на том основании, что на некоторое время они были покорены римлянами и частично ассимилировали. Их духовная культура и после римского завоевания продолжала подспудно развиваться, оказывая колоссальное воздействие на средневековую европейскую цивилизацию.