292 Глава XI

прежде всего для далеких походов. В этом отношении сведения о похо­де на Рум и ал-Андалус, совершенном, по Ибн Хаукалю, русью немед­ленно после разгрома Хазарии, напоминает о раннем походе ар-рус — норманнов — на Севилью в 844 г. Правда, В. В. Бартольд [1963, 850] считал, что это случайное совпадение: арабский автор «произвольно свя­зал между собой такие события, как поход русов на Итиль и Семендер и поход норманнов к берегам Испании» (в Галисию) в 970 г.; кроме того, норманнские рейды на Испанию были совершены также в 966 и 968 гг. (когда русь появилась на Балканах). Однако в описании «Повести вре­менных лет» путь «из варяг в греки и из грек» как раз огибал Европей­ский континент и, видимо, был привычным и для руси, и для варягов. Так или иначе, поход на Хазарию Святослав должен был совершить, по всей вероятности, до середины лета 968 г. (Б. А. Рыбаков вслед за лето­писцем предполагает, что на его осуществление понадобилось не менее трех лет — с зимовками на Волге и Северном Кавказе.)

Поход Святослава на Болгарию (и Византию) летом 968 г. с целью утвердиться на Дунае в описании Льва Диакона действительно напоми­нал переселение — миграцию части населения, ибо русское войско вклю­чало не только «все молодое поколение тавров» (как уже говорилось, византийский историк именовал русь тавроскифами), но и женщин (в описании историка XI в. Иоанна Скилицы). Видимо, участие женщин в походах-переселениях было обычным для «варварских» народов: о том, что среди павших в войске аваров и славян, осаждавших Константино­поль в 626 г., были женщины-славянки, пишет патриарх Никифор. Прав­да, эти описания напоминают популярные и в средние века рассказы об амазонках и могут восходить к эпическому образцу — гомеровскому повествованию об осаде Трои. Но для дружин ранней руси, еще сохра­нявшей скандинавские традиции, характерно присутствие женщин — такие «девушки »-джарии сопровождали, к примеру, русов в их торговой экспедиции в Болгар на Волге — там их описал Ибн Фадлан [ср. Петрухин 1996]. Экспансия Руси при Святославе приобрела, таким обра­зом, наиболее угрожающий Византии характер: ее целью был не просто грабеж или даже заключение выгодного договора, а реальное утвержде­ние на Дунае.

Империя должна была сосредоточить все силы для борьбы с наше­ствием руси и использовала традиционные методы «геополитической» дипломатии: уже в 968 г., когда Святослав был в Дунайской Болгарии, греки спровоцировали набег печенегов на Киев. Князь успел вернуться и снять осаду города, но получил от киевлян весьма показательный уп­рек: «Ты, княже, чужея земли ищеши и блюдеши, а своея ся охабив». Киевляне, население столицы Русской земли, уже не называются пле­менным именем поляне — в Киеве живут выходцы из разных «пле­мен» и народов, и их интересы связаны с Русью — Русской землей. Однако князь по-прежнему видит центр своей земли в Переяславце на

Русь и народы Восточной Европы в IX—Х веке 293

Дунае, хочет от Руси лишь получения «всех благ» — «скоры (мехов) и воска, меда и челяди (рабов)». Потерпев поражение от греков (971 г.), на пути в Русскую землю Святослав пренебрегает мудрым советом воево­ды обойти на конях днепровские пороги и сознательно идет туда — в засаду печенегов, — следуя своей максиме: «Мертвые сраму не имут». Печенежский хан велит изготовить из черепа убитого на порогах князя чашу в соответствии с древним гуннско-тюркским обычаем (еще на рубеже н.э. гуннский шаныой велел сделать чашу из черепа правителя разбитых им юэчжей-кушан: [Бичурин 1950, т. 2, 183]). После разгрома Хазарии печенеги стали главными противниками Руси в степи.

Для понимания дальнейшей истории русско-хазарских отношений существенны данные восточных авторов о пребывании руси на нижней Волге (оттуда уже в 980-е гг. призвал русь в Дербент местный прави­тель); впрочем, факт этот не столь уж удивителен, если вспомнить о существовании русской и славянской общин в Итиле еще в середине Х в. (по ал-Масуди). Во всяком случае Саркел — Белая Вежа и Тмута­ракань становятся русскими городами. Ремарка летописца конца XI — начала XII в. — «володеют бо козары русьскии князи и до днешнего дне» — имела все основания.

После поражения Святослава на Дунае, где, по летописи, князь хо­тел, в соответствии со «славянской идеей», утвердить центр своей земли, с упрочением Древнерусского государства и новым пониманием его внешних и внутренних целей при Владимире меняется отношение к экзогенным факторам государственного развития, в том числе к варя­гам и хазарам (равно как и к Византии). Русские князья не раз призы­вали варягов из-за моря, и те вливались в их дружину (русь), но при Владимире произошел конфликт с варягами, демонстрирующий пере­мены в их положении. В 980 г. при помощи варягов и традиционных северных «федератов» — чуди, словен и кривичей — Владимир, кня­живший в Новгороде, захватывает сначала «кривичский» Полоцк, а за­тем Киев. Варяги требуют откуп с захваченного города (ср. «устав» Олега). Владимир тянет время, обещая собрать деньги, а когда варяги понимают, что откупа им не будет, и просятся на Царьград, князь от­правляет с ними послание императору, где советует не держать наемни­ков в столице. Сам он также отбирает среди варягов «мужей добрых, смысленых и храбрых» и раздает им грады [ПВЛ, т. I, 56]. Дело здесь не только в изменившемся отношении русского князя к варягам как к «чужакам» — дело и в возросшем значении русских городов (в данном случае Киева), что ясно из последующего решительного шага Владими­ра — новой общегосударственной реформы, последовавшей сразу за кре­щением Руси в 988 г.

Прежние «уставы» Олега, Игоря и Ольги поддерживали систему погостов для сбора дани. В 988 г. Владимир раздал сыновьям города — Новгород, Полоцк. Туров, Ростов, Муром, Тмутаракань и др. [ПВЛ, т. I,