244 Глава XI

принявших славянскую письменность: «сим бо первые преложены кни­ги, мораве, яже прозвася грамота словеньская, яже грамота есть в Руси и в болгарех дунайских». Главное для летописца здесь — языковое един­ство, а не конкретная племенная принадлежность. Этим рассуждением он и заключает разыскания о славянах и славянской письменности: «А словеньскый язык и рускый одно есть, от варяг бо прозвашася русью, а первое беше словене; аще и поляне звахуся, но словеньскаа речь бе».

НАЧАЛЬНАЯ РУСЬ И НАЧАЛЬНОЕ ЛЕТОПИСАНИЕ. ВЗГЛЯД ИЗ КИЕВА И НОВГОРОДА

Историческое самосознание народа, формирующееся в средние века, прежде всего в его социальной и интеллектуальной элите — в княже­ском окружении (дружине) и у «книжников», естественно, было на­правлено на выявление «реальных» (с точки зрения средневекового человека) истоков и «реального» родства с миром цивилизации (ср. в главе VI). Проблема начала, исторических истоков, была центральной проблемой для формирования самосознания народа. Центральной бы­ла эта проблема и для «Повести временных лет» — Начальной летопи­си, формирующей это самосознание — взгляд на Русь «изнутри».

Русский летописец дал вполне однозначный ответ на вопрос, сфор­мулированный им в начале повести: «Откуда есть пошла Русская зем­ля» — от призванных в 862 г. (лето 6370 от сотворения мира по летопис­ной датировке) «варяг прозвася Руская земля» [ПВЛ, т. I, 18]. Это утверждение вошло во многие летописные своды и стало общим мес­том русской средневековой историографии. Почти та же фраза читает­ся в Новгородской первой летописи младшего извода (НПЛ), составлен­ной позднее, видимо, в XIII в.: «От тех варяг, находник тех, прозвашася Русь, и от тех словет Руская земля» [НПЛ, 106]. Казалось бы, летописи не дают серьезных оснований для споров, по крайней мере, о происхож­дении названия русь: но именно разночтения между «Повестью вре­менных» лет и Новгородской летописью привели к противоположным трактовкам начала руси. Дело в том, что повесть сразу, в космографи­ческом введении, где перечисляются народы мира, относит русь к варя­гам, а затем в начале легенды о призвании повторяет, что призывающие отправились за море «к варягам, к руси»; «сице бо ся зваху тьи варязи русь, яко се друзии зовутся свие (свей — шведы. — В. П., Д. Р.), друзии же урмане (норманны — норвежцы. — В. П., Д. Р.), анъгляне, друзии — гъте (готы — жители Готланда. — В. П., Д. Р.), тако и си», — комментирует летописец [ПВЛ, т. 1, 18]. Новгородская летопись, однако, не имеет подоб­ного космографического введения, хотя в цитированном вступлении Киев сопоставляется с Александрией и Римом, т. е. вводится во всемирно-

Русь и народы Восточной Европы в IX—Х веке 245

историческую ретроспективу. Текст же самой легенды о призвании варя­гов в новгородской летописи не содержит отождествления их с русью. А. А. Шахматов, опираясь на сравнительно-текстологический анализ «Повести временных лет» и Новгородской Первой летописи, предполо­жил, что та сохранила предшествующий повести летописный свод, составленный в Киеве в конце XI в. (1095 г.) и названный этим исследо­вателем Начальным. Там, по реконструкции Шахматова, русь не отож­дествлялась с варягами: это отождествление сделал составитель самой Новгородской летописи, учитывая известную ему повесть Нестора [Шах­матов 1908]. В целом построение Шахматова, согласно которому На­чальный свод предшествовал составлению «Повести временных лет» и Новгородской летописи, стало практически общепринятым в современ­ной науке. Однако последовательное применение методики самого Шах­матова показывает, что именно тексты о начале руси подверглись в Новгородской летописи определенной деформации и целостной концеп­ции происхождения руси эта летопись не дает.

Чтобы понять принципы работы летописцев, придется сопоставить тексты по шахматовской методике, не занимаясь историческими собы­тиями, описываемыми в них (об этом — ниже), но обратив внимание на их последовательность. После космографического введения, не содер­жащего дат, в ПВЛ говорится: «В лето 6360 (852 г.) ... наченшу Михаи­лу царствовати, нача ся прозывати Руска земля. О семь бо уведахом, яко при семь цари приходиша Русь на Царьград, яко же пишется в летописаньи гречьстем». Начальная дата правления Михаила III указана ле­тописцем неверно, но она была чрезвычайно важна для него, ибо дей­ствительно указывала на начало русской истории — первое упроминание Руси на страницах византийской, а значит и всемирной хроники. (Кроме того, в царствование того же Михаила была осуществлена и моравская миссия Кирилла и Мефодия, так же ставшая центральным событием на­чальной русской истории). Здесь Нестор приводит заимствованную из греческого хронографа (в русском переводе — «Хронограф по велико­му изложению») хронологическую таблицу всемирной истории, пере­числяя годы от Адама (сотворения мира) до главных событий ветхоза­ветной истории, правления Александра Македонского, Рождества Христова, воцарения Констанина, Михаила, и дополняет ее датами прав­ления киевских князей, от Вещего Олега до смерти Святополка Изясла-вича; его смертью и вокняжением Владимира Мономаха кончается «Повесть временных лет». Далее в тексте летописи следуют сведения из «греческого летописанья» — хроники Амартола о походе Михаила на болгар и их крещении (под 858 г.), повествование о дани, которую брали «варяги из заморья» под 859 г.; под одним 862 г. даны сведения об изгнании варягов и легенда о призвании варягов, т. е. происхожде­нии руси, походе двух варягов, бояр призванного князя Рюрика, — Аскольда и Дира — в Киев; поход руси на Царьград в изложении хроники

246 Глава XI

Амартола приписан летописцем Аскольду и Диру и помещен под 866 г. Под 882 г. рассказывается о том, как Олег, родич Рюрика, с его малолет­ним сыном Игорем отправляются с войском из варягов и словен из Новго­рода в Киев и там расправляются с провозгласившими себя князьями Аскольдом и Диром.

В Новгородской летописи после вступления о Киеве и русских князьях также начинается датированная часть: «В лето 6362. Начало земли Руской. Живяху кождо с родом своим на своих местех и стра­нах, владеюща кождо родом своим. И быша три братия...» Далее текст об основателях Киева — братьях Кие, Щеке и Хориве, соответствующий космографическому введению "Повести временных лет" — фрагменту о киевском племени полян — но не говорящий ничего о руси. О руси говорится лишь потом, в связи с походом на Царьград, но это очевидная вставка из греческой хроники, так как она разрывает текст о полянах, который продолжается после описания поражения Руси под Царьгра-дом. «По сих летех братиа сии (Кий, Щек и Хорив. — В. П.) изгибоша», поляне же были «обижены» древлянами и другими соседями: мифо-эпический период здесь (как и в «Повести временных лет», а значит, и в Начальном своде) все же отделен от исторического — далее рассказы­вается о хазарской дани на полянах, приходе варягов Аскольда и Дира в Киев (ср. о структуре этого текста: [Шахматов 1908, 97—99, 322— 323]), и лишь затем — о варяжской дани с людей новгородских, изгна­нии варягов и последующем призвании варяжских князей с дружиной, от которых «прозвашася русь», наконец, о походе Игоря с воеводой Оле­гом на Киев и расправе с Аскольдом и Диром.

Очевидна непоследовательность в изложении Новгородской лето­писи в сравнении с «Повестью временных лет». Неясен сам выбор на­чальной даты, хотя очевидно, что этот выбор также связан с царствова­нием Михаила и походом руси на Царьград. Из текста летописи неясно также, откуда появляются «роды» полян, откуда совершает свой поход русь, откуда являются в Киев Аскольд и Дир и т. п. Таблица дат все­мирной истории здесь отсутствует, зато во введении говорится, что исто­рия Русской земли будет рассказана «от Михаила цесаря до Александ­ра и Исакья». Этот хронологический предел был важен для летописца и всей Русской земли: речь идет об императорах Алексее и Исааке Ангелах, при которых Византия была завоевана крестоносцами, а в 1204 г. взят и сам Царьград. Погибель православного царства «богохранимого града Костянтина» — Константинополя, захват его фрягами-латыняна-ми, были для Руси предвестием конца истории вообще (как началом русской истории считалось упоминание руси в греческом хронографе).

Но тот же исторический предел важен и для истории русского летописания: введение к Новгородской летописи относится не к На­чальному своду, как считал Шахматов, а ко времени составления самой летописи новгородцем в XIII в. Интересует его не столько место Руси

Русь и народы Восточной Европы в IX—Х веке 247

во всемирной истории, сколько место Новгорода в истории русской. Все это оставляет открытым вопрос о соотношении «Повести временных лет» и Новгородской летописи в пассажах, связанных с Начальным сво­дом — ведь этот свод использовался новгородским летописцем в эпоху, отличную от времени Нестора, когда уже не было единого Древнерус­ского государства, что существенно влияло на исторические взгляды новгородца и заставляло его редактировать свои источники.

Можно считать очевидным, почему новгородский летописец XIII в. поместил вслед за главкой о начале Русской земли киевскую леген­ду, а не первое известие о руси. Это противоречие было «задано» Новгородской летописи еще в преамбуле, отличной от преамбулы «По­вести временных лет»: «Временник, еже есть нарицается летописание князей и земля Руския, и како избра Бог страну нашу [...] и грады почаша бывати по местом, преже Новгородчкая волость и потом Кыевская, и о поставлении Киева, како во имя назвася Кыев» (НПЛ, 103). Здесь Новгород, несмотря на то, что он отнесен к Русской земле, уже противопоставлен Киеву, как первая «волость», где сначала обоснова­лись призванные из-за моря русские князья. Из Новгорода Олег и Игорь перешли в Киев и принесли с собой имя Русь, Русская земля. Но и это понятие имело двойственное значение — широкое и узкое. В широком смысле под Русской землей понимали в раннем средевековье все зем­ли восточных славян от Среднего Поднепровья до Поволховья и Повол­жья. В узком смысле, особенно актуальном для новгородца начала XIII в. (времени составления Новгородской летописи), Русь — это прежде всего Русская земля в Среднем Поднепровье, как называли в Новгороде в эпоху раздробленности округу Киева, или старый великокняжеский «домен» с городами Киев,Чернигов и Переяславль. «Русский» князь, сидящий в Киеве, в Новгородской летописи противопоставляется «нов­городскому» [НПЛ, 31; ср. 219] и т." д. Недаром введение к Новгородс­кой Первой летописи начинается с «патриотического» утверждения о том, что «Новгородская волость» была «преже» Киевской; «заглавный» же вопрос Новгородской летописи стоит не о начале Руси, а о том, «како во имя назвался Киев». В главке «Начало земли Руской» и дается ответ на этот вопрос: Кий основал Киев, а от полян «до сего дне [...] суть кыяне» — киевляне. Начало же Русской земли, Русского государства в Новгородской летописи связано с варяжскими князьями, призванными в Новгород в соответствии с первенством Новгородской волости.

Тем не менее, и в начальных пассажах Новгородской летописи отчетливо прослеживается южнорусский — киевский — Начальный свод. Дело в том, что Новгородская летопись постоянно возвращается к киевской легенде как к некоей «точке отсчета» для описываемых ею событий. После рассказа об основании Киева тремя братьями помещен рассказ (из хронографа) о походе руси на Царьград; после смерти трех братьев приходят хазары и обосновываются в Киеве Аскольд и Дир, «во