182 Глава VIII

Это осознание выразилось в тюркских орхонских рунических надпи­сях — поминальных похвальных словах тюркским каганам, высечен­ных на каменных стелах. Эти тексты, высеченные в 732—35 гг. в честь правителей Восточнотюркского каганата, повествуют о первых каганах VI в.: «Когда возникло сверху голубое небо и внизу бурая земля, между ними обоими возникли сыны человеческие. Над сынами человечески­ми воссели мои предки Бумын-каган и Истеми-каган. Сев, они поддер­живали и устраивали племенной союз¹ и установления (законы) тюрк­ского народа* (выделено нами. — В. П., Д. Р.}. Возникновение государства совпадает здесь с космогоническим актом, а тюркские каганы оказыва­ются правителями всего человеческого рода, опираясь на тюркский пле­менной союз и суперэтническую общность — «тюркский народ». Соот­ветственно, целью тюркского государства было установление порядка во вселенной — продолжение космогонического акта: «я привел в по­рядок и устроил народы четырех стран света ... имеющих головы заста­вил склониться, а имеющих колени заставил согнуться». Помещение «своего» народа и государства в центр Вселенной — этнический (и госу­дарственный) эгоцентризм — было свойственно архаическим систе­мам мировосприятия, в том числе и древним цивилизациям: ср. наи­менование Китая «Срединным царством» и т. п. Эти представления в немалой степени вдохновляли завоевателей, стремящихся покорить Все­ленную и распространить свой «порядок». Существенно, однако, что «свой народ » в новой этногосударственной системе ценностей должен был под­чиняться государственному порядку, но не племенным традициям; в тех же орхонских надписях о мятеже тюркского племенного объедине­ния — токуз-огузов — говорится: «Народ токуз-огузов был мой соб­ственный народ; так как Небо и Земля пришли в смятение, он стал нам врагом» (ср. [Базен 1986; Кляшторный, Савинов 1994, 79 и сл.; Кычанов 1997, 96 и сл.]). Отсюда характерное для тюркской этнонимии уничи­жительное наименование мятежных, «отколовшихся» племен (ср. ниже о болгарах, кипчаках и т. п.).

Внутренние распри, восстания подвластных тюркоязычных пле­мен, прежде всего тех, что входили в объединение теле — огузов, уйгу­ров (токуз-огузов), карлуков, а также енисейских кыргызов и курыканов, — постоянные войны с Китаем, наконец, начавшееся в VIII в. арабское завоевание Средней Азии привели к распаду Тюркских «империй». Усилившееся в Центральной Азии к середине VIII в. объединение уйгу­ров подчинило себе тюркоязычное население Тувы (чики), разбило союз­ных ему енисейских кыргызов и карлуков, на Востоке в Монголии — монголоязычных татар. На смену Тюркскому пришел Уйгурский кага-

1 Термин илин в других вариантах перевода трактуется как «государство» (ср. [Кычанов 1997, 96 и сл.]), но государственная структура у тюрков прямо соотносилась с племенной.

Тюрки и народы Сибири... 183

нат, в 787 г. заключивший договор о вассалитете с Китаем (за кагана была выдана принцесса из правящего дома Тан [Кычанов 1997, 123]) и простиравший свою власть от Монголии (столица располагалась на р. Орхон) до Тувы. В Туве были построены согдийскими архитекторами крепости и замки из сырцового кирпича и глинобитные, туда был на­значен наместник и правители отдельных районов (ышбары, тарханы). В систему укреплений входила также стена, призванная защитить ка­ганат от натиска северных племен. И здесь укрепления не смогли спа­сти древнее государство от военной опасности: Уйгурский каганат пал под натиском енисейских кыргызов в 840 г. (Кызласов 1979).

Древности Уйгурского каганата (Степи Евразии. С. 140)

184 Глава VIII

Древности культуры чаатас (Степи Евразии. С. 136)

Енисейские кыргызы. (киргизы) населяли Хакасско-Минусинскую котловину с гуннской эпохи и были упомянуты в китайских источни­ках под именем Хагас, Хягас (к нему возводится современное наимено-

Тюрки и народы Сибири... 185

вание Хакассия, хакасы). Считается, что тюркоязычные кыргызы смеша­лись на Енисее с иноязычными соседями — предками кетов (извест­ными по китайским источникам как динлин), сформировался и сме­шанный антропологический тип, сочетающий признаки европеоидной и монголоидной расы. Это объединение, возможно, существовало еще в гуннскую эпоху и оставило таштыкскую культуру (см. выше, главу V). Сам широко распространенный этноним кыргыз, киргиз (от тюркского кыр — 'поле' и гизмек — 'кочевать') означает степных кочевников. Но кыргызы сумели создать на периферии степных «империй» достаточ­но прочное государственное образование как раз потому, что основой его экономики было не только традиционное скотоводство, но и ирригационное земледелие (сохранились следы оросительных систем); жили кыргызы не только в переносных юртах, но и на постоянных поселениях, в срубных домах, крытых берестой. Известны и остатки пограничных крепостей, а также деревянного городка, посреди которо­го на каменном стилобате было построено из сырца дворцовое здание; Л. Р. Кызласов интрепретировал его как манихейский храм-дворец: ду­алистическая манихейская религия была распространена у тюркских народов (особенно у уйгуров) благодаря согдийскому культурному влия­нию. Другое дворцовое сооружение из сырцового кирпича — прямоу­гольный замок с четырьмя башнями с восточной стороны — приписы­вается самому кагану. Государственный аппарат включал чиновников шести разрядов (по китайскому образцу [Кычанов 1997, 124—125]). Власть государства кыргызов простиралась в период расцвета от Байка­ла до Иртыша, Алтая и Саянских гор, правитель претендовал на титул кагана, знать накопила богатства, которые обнаруживают во время рас­копок характерных каменных курганов, окруженных несколькими мен­гирами (стоячими камнями) — чаатасов, что значит по-хакасски 'ка­мень войны' (драгоценная посуда, украшения поясов и конской сбруи и т. п.). Вокруг чаатасов под курганами хоронили рядовых кыргызов. Караванные пути связывали землю кыргызов со Средней Азией, стра­нами Арабского Халифата (изображения верблюдов сохранили петрог­лифы); изделия минусинских ювелиров обнаруживают и на Руси (Гнез-дово, Новгород). Подвиги кыргызских богов восхваляли рунические надписи (т. н. енисейские руны) на поминальных камнях — стелах. Несмотря на то, что уйгурам и киданям удалось вновь вытеснить кыр­гызов за Енисей, их государство просуществовало еще несколько столе­тий, до монголо-татарского завоевания.

Среди объединений тюркских (телеских) племен Восточной Сиби­ри древними источниками упомянуты курыканы (гулигань китайских хроник), живущие на Ангаре. Им приписывается курумчинская куль­тура VI—X вв. в Прибайкалье (А. П. Окладников). Вопреки описанию Гардизи, арабского автора второй половины XI в., где в соответствии с распространенной архаичной традицией курыканы противопоставлены

186 Глава VIII

кыргызам как живущие в лесах и болотах дикари, не понимающие чужих языков, это объединение вело оседлый или полуоседлый образ жизни, основанный на комплексном хозяйстве — пашенном земледе­лии (главная культура — просо) и скотоводстве (мелкий и крупный рогатый скот, лошадь, верблюд). Кроме постоянных поселений с землян­ками и полуземлянками для них характерны городища-убежища, где можно было укрыть от врагов людей и скот. Могилы курыканы устраи­вали в виде конических юрт, сложенных из каменных плит. Известно было им и енисейское руническое письмо. Курыканам приписываются знаменитые памятники древнего наскального искусства — Ленские писаницы. Миграции тюркоязычных объединений на север Восточной Сибири предшествовали сложению этноса якутов.

Миграции тюркоязычных племен степи затронули лесостепь и повлияли на этническую историю племен тайги I тыс. н. э. В процессе этнокультурного взаимодействия происходит частичная тюркизация угорского населения в Зауралье и междуречье Оби и Иртыша кето-язычного и особенно самодийского населения в Среднем и Верхнем Приобье. Видимо, под давлением тюрков самодиицы (самоеды) расселяются в VII—IX вв. на Севере, в тайге и тундре, и на Саяно-Алтайском нагорье [Могильников 1974]: так, в этногенезе тувинцев-тоджинцев и тофаларов — оленеводов Саян, наряду с самодийскими и кетоязычными группами, принимают участие тюрки туба. Видимо, ранее — в начале н. э. — началось продвижение кетов на Енисей, вклинившихся в этнический ареал уралоязычных народов (ср. [Первобытная периферия, 147 и сл.]). Шире распространяются навыки производящего (скотоводческого) хо­зяйства у охотников и рыболовов южной части тайги. В Приобье скла­дываются археологические культуры (потчевашская, кулайская и др.), которые увязываются археологами с самостоятельными обско-угорски-ми (ханты, манси) и самодийскими (селькупы, ненцы) этносами.

На Дальнем Востоке тюркское влияние было ощутимо в культуре тунгусо-маньчжурских племен. Китайские хроники VII в. сообщают о живущих в Забайкалье племенах оленеводов увань — его сближают с самоназванием тунгусов эвенки. Увань, видимо, входили наряду с род­ственными племенами мохэ и чжурчженей — предков маньчжуров — в объединение племен хи, сформировавшееся еще в хуннскую (гуннскую) эпоху [Туголуков 1980]. На основании данных исторической ономасти­ки Г. М. Василевич предположила, что тюрки разделили пратунгусов во время своей миграции в Забайкалье. При этом передвижения самих тунгусских племен, видимо, способствовали дальнейшему расселению палеоазиатов на Крайнем Севере. Наиболее изученной остается эски­мосская древнеберингоморская культура I тыс. н. э. [Арутюнов, Сергеев 1969]: эскимосы, как и другие палеоазиаты, относились к представите­лям хозяйственно-культурного типа морских зверобоев: они создали гарпуны с костяными поворотными наконечниками, специфические типы

Тюрки и народы Сибири... 187

кожаных лодок-каяков и меховой одежды. Миграции тунгусов приве­ли к усвоению палеоазиатами новых культурных навыков; характерные черты материальной культуры, известные по данным этнографии, — свайные летние жилища, лодки-долбленки — роднят коряков, итель­менов и тунгусоязычные народы Приамурья; оленеводство было заим­ствовано чукчами и коряками у северных тунгусских народов (эвенов) [Гурвич 1980, 218 и сл.]. Считается, что племена мохэ участвовали в этногенезе тунгусоязычных охотников и рыболовов Нижнего При­амурья — предков нанайцев, ульчей, орочей, возможно, удэгейцев (ср. Деревянко 1981), сохранивших мохэские родо-племенные названия. Сами мохэ были пашенными земледельцами и скотоводами: их поселения с полуземлянками обнаружены на Дальнем Востоке. Мохэ основали го­сударство Бохай в северо-восточном Китае и южном Приморье (698— 926 гг.), которое сменило государство монголоязычных киданей. С этого времени (X в.) начинается проникновение монгольских племен в При­байкалье.

На юге, в Средней Азии, тюрки сами подверглись влиянию новой раннесредневековой цивилизации. В государстве Караханидов, основан­ном карлуками, и под давлением державы Саманидов тюрки приняли ислам (IX—X вв.), оставив традиционный культ Неба, воплощением которого был бог Тенгри (почитавшийся еще в гуннскую эпоху), и рас­пространившееся у тюрков Центральной Азии несторианство (учение одной из раннехристианскх сект). Обращенные в ислам тюрки направ­ляют оружие против соплеменников — язычников, кочующих на гра­ницах державы Караханидов. В это время (VIII—X вв.) в восточных степных регионах — на Алтае, в Прииртышье и Восточном Казахстане формируются объединения родственных племен кимаков и кипчаков, в Приаралье и Прикаспии — объединение гузов (западных огузов, узов, торков), на Енисее упрочивается государство кыргызов, далее на западе — в Поволжье, Северном Кавказе и в степях Причерноморья — объедине­ния болгар (протоболгар) и Хазарский каганат.

Предки кимаков (в арабских источниках — йемеки) входили в состав населения Западно-Тюркского каганата и кочевали в Приир­тышье. Легенда, приводимая Гардизи, связывает их родословную с пред­водителем «татар»: его младший сын бежал с любовницей-рабыней на некую реку, куда к нему явились «родственники татар» — 7 человек, имена которых стали эпонимами разных тюркских племен; среди них были и имена собственно татар и кипчак; рабыня вышла к ним и сказала: «иртыш» — «остановись» — отсюда название реки, где сфор­мировалось объединение кимаков и кипчаков (характерный мотив реки как этнической границы, ср. Дунай в славянской традиции). Тюркский этникон татары означал в восточной (арабской) историографической традиции XI в. уже широкое объединение тюркско-монгольских пле­мен Центральной Азии. Согласно той же традиции (Худуд-ал-Алам),

188 Глава VIII

кипчаки — народ более «дикий», чем кимаки: кимаки назначали к ним царя. Формирование кимако-кипчакского союза связывают с про­движением на Иртыш тюркоязычных (теле-уйгурских) племен, входив­ших в состав Уйгурского каганата: они оставили т. н. сросткинскую культуру IX—XI вв. (ср. [Могильников 1981, 44 и сл.; Кляшторный, Савинов 1994, 133 и сл.]). На востоке они соседствовали с енисейскими кыргызами. В X в. тюркоязычные племена, в первую очередь кипчаки, кочевавшие в степях Прииртышья и Северного Казахстана, продолжи­ли движение на запад, где на границах Хазарского каганата уже враж­довали гузы и печенеги, и в начале XI в. вышли в Поволжье.

Движение тюркских племен на Запад, в Закавказье и на Средний Восток на рубеже I и II тыс. н. э. во многом определяло политическую и этническую историю этих регионов. Гузы (западные огузы), в союзе с кимаками и карлуками вытеснившие печенегов в Причерноморские степи и занявшие их кочевья между Уралом и Волгой, продолжили миграцию в XI в. и сыграли значительную роль в этногенезе туркмен, азербайджанцев, турков и др. тюркоязычных народов; на западе евра­зийской степи племена гузов — узы (как называли их византийцы), торки русских летописей — вытеснили из Приаралья в Причерноморье печенегов, а затем сами были оттеснены кипчаками к границам Руси и стали федератами — союзниками Русского государства (летопись назы­вает этих язычников-тюрков «своими погаными»). Господствующее положение в степях — вплоть до монголо-татарского нашествия XIII в. — заняли кипчаки (шары или сары восточных источников, куманы или команы западноевропейских, половцы русских летописей), кочевья ко­торых к середине X в. простирались до Поволжья, в XI — до Дуная: сама евразийская степь стала именоваться Дешт-и-Кипчак, Половец­кое; лишь на востоке, в степной зоне между Северным Китаем и Вос­точным Туркестаном появляется наименование «Татарская степь» — там в IX—XII вв. формируется новое объединение тюркско-монголь-ских племен, называемых традиционным тюркским этниконом татары.

Само имя кипчак означает, видимо, 'неудачливый, злосчастный, пустой человек': по гипотезе С. Г. Кляшторного таким презрительным именем победители-уйгуры стали именовать одно из тюркских объеди­нений — сиров, — некогда занимавших наряду с тюрками-ашина гла­венствующее положение в разгромленном уйгурами Тюркском кагана­те. Это парадоксальное для народа наименование вместе с тем характерно для исторической ономастики раннего средневековья: ср. приводившиеся примеры противопоставления полян и древлян и даже чехов и ляхов в славянской этнонимии. Несмотря на презрительное наименование, потом­ки сиров кипчаки смогли возродиться после разгрома: их этноним в героическом эпосе тюркских (огузских) народов возводится уже к од­ному из соратников Огуз-кагана, эпического правителя и культурного героя тюрков, беку по имени Кывчак (прочие беки также получили имена,

Тюрки и народы Сибири... 189

ставшие эпонимами огузских племен). Имя кипчак сохранилось в эт­нонимии многих современных тюркских народов (алтайцев, киргизов, казахов, узбеков) как родовое или племеное название — кипчаки при­няли участие в их этногенезе, равно как и в этногенезе народов Север­ного Кавказа — ногайцев, кумыков, карачаевцев и др. Русское наиме­нование кипчаков половцы связано с характерными для тюрков цветовыми этническими и географическими классификациями: цвето­вое обозначение «половый, светло-желтый», видимо, является переводом тюркского этнонима сары, шары — 'желтый').

Вообще этнонимическая номенклатура тюркоязычных народов оказалась чрезвычайно устойчивой, как и родоплеменное деление, и со­храняла не только собственно тюркскую, но и общеалтайскую этнони­мию: так, этноним китаи (монголоязычные кидань) сохранился у тюрко­язычных народов Средней Азии (узбеков, каракалпаков, туркмен, казахов); древний этникон теле, означающий колесный транспорт, по­возку и народ, передвигающийся на телегах в тюркских и монгольских языках (ср. летописное предание о телегах, в которые обры запрягали дулебских жен), сохранился в этнонимии алтайцев (телеут, теленгит); у народов Южной Сибири сохранились и древние этниконы тюргеш, туба, уйгур и т. п., и, конечно, собственно тюрк.

Характерна также связь родоплеменного деления тюркских (и монгольских) племен с иерархизированной военно-административной организацией. В тюркском героическом эпосе об Огуз-кагане, вариант сюжета которого донесен средневековым историком монголов Рашид-ад-дином, шесть сыновей Огуза нашли на охоте золотой лук и стрелы (ср. Скифский рассказ Геродота): лук получили старшие, составившие главное, правое, крыло войска, стрелы — младшие (левое крыло); такое деление известно было и монголам, сохранилось у туркмен и киргизов. Этногония тюрков свидетельствует в существовании у них дуальной организации и непосредственно связана с космогонией: три старших сына Огуза родились от его брака с небесной девушкой и носили имена Солнце, Луна, Звезда; младшие дети родились от земной женщины и звались Небо, Гора, Море.

Уже говорилось, что древнейшие памятники тюркской письменно­сти — орхонские рунические надписи, также начинают повествование о власти каганов с мотива космогонии: «Когда вверху возникло голубое небо, а внизу — бурая земля, между ними обоими возникли сыны чело­веческие. Над сынами человеческими воссели мои предки... Четыре угла света все были им врагами. Выступая в поход с войском, народы четырех углов света они все покорили...» Космогонический миф завер­шается переходом к «государственной» истории: такова характерная структура раннеисторических описаний (см. выше, в главе IV, о четырех­угольной Скифии и т. п.); специфика исторического взгляда правителей «кочевой империи» — взгляда из безграничной евразийской степи —

190 Глава VIII

заключается в том, что государственный и космический порядок воз­можны тогда, когда весь обозримый мир оказывается подвластен кагану.

П огребальный обряд тюрков VI—X вв. (Степи Евразии. С. 121)

Помимо собственной рунической письменности, общетюркскую культуру характеризуют определенные достижения в области кочевого быта: с тюрками распространяется характерное переносное жилище

Тюрки и народы Сибири... 191

кочевников — юрта, жесткое седло с подпругой и металлические стре­мена, а также новое оружие конного боя — палаш или сабля [Вайн-штейн 1991]. Традиционным древним тюркским обрядом было трупо-сожжение: в могилу захоранивался пепел, рядом с погребением воина устанавливались камни-балбалы, по числу убитых им врагов (аллеи таких балбалов у тюркских правителей достигали 2—3 км, включали более 500 камней). Когда в первой четверти VII в. обряд изменился и тюрки перешли к трупоположению, их враги китайцы обратили на это особое внимание: «То, что они своих покойников, которых по обычаям следует сжигать, теперь хоронят и сооружают могилы, показывает, что они поступают вопреки предписаниям своих предков и оскорбляют духов» [История Сибири, 284]. Для китайцев, приверженцев культа пред­ков, это было свидетельством упадка и даже причиной гибели Тюркско­го каганата. Для современных исследователей, в первую очередь для археологов, часто усматривающих за сменой обряда смену религиозных представлений или даже смену населения, важно, что в случае с тюрка­ми ни того ни другого, видимо, не произошло. Полагают, впрочем, что обряд трупоположения распространился у алтайских тюрков-тугю под воздействием обычаев родственного центрально-азиатского объедине­ния тюрков-теле (ср. [Степи Евразии, 31]). Со второй половины VI— VII вв. тюрки хоронили свою знать (мужчин и женщин) под курганами (само слово курган имеет тюркское происхождение) в сопровождении коня (иногда его чучела, когда мясо убитого животного приносилось в жертву богам, а голова и конечности покрывались шкурой). Тюрки со­оружали также поминальные комплексы, не связанные прямо с погребе­нием; поминальные комплексы каганов включали целые храмы (в Туве раскопан такой храм в виде восьмиугольной юрты), у рядовых воинов — каменные оградки; характерной чертой тюркской поминальной обряд­ности была установка балбалов и статуй — «каменных баб», — вклю­чавших и женские, и мужские изображения предков (ср. [Шер 1966]) с восточной стороны от культовых оградок. Памятники тюркской ранне-средневековой культуры известны во всей евразийской степи, от Тувы до Подунавья; конечно, они различаются по стилю, вариантам обряда и т. п., как различались по культуре и разные объединения тюркских племен.

Непрочности «кочевых империй» соответствовала непрочность эт­нических связей внутри создаваемых ими этнополитических объедине­ний. Сам этникон тюрки, ставший продуктивной основой для наимено­ваний многих тюркоязычных племен и народов, не был общим самоназванием населения Тюркского каганата: обобщающим этнико-ном он стал в византийской и средневековой арабской литературе, ког­да политоним (название государства) был распространен и на зависи­мые от каганата и родственные тюркам племена степей Евразии.

192 Глава VIII

Каменные изваяния и поясные наборы тюрков VI—X вв. (Степи Евразии. С. 128)

Тюрки и народы Сибири... 193

Более прочными становились те государства, где возможным ока­зывался синтез кочевой и оседло-земледельческой экономики, опираю­щейся на сеть городов — административных и торгово-ремесленных центров. Для начальной истории России и славянства характерны различные формы такого экономического и этнокультурного синтеза в послегуннскую эпоху.

РАННИЕ БОЛГАРЫ, АВАРЫ И УГРЫ В ЭТНИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ

Распад Гуннской державы сопровождался отходом части кочевых племен из Подунавья на восток, в степи Причерноморья, и приходом новых номадов с востока; византийские источники долго продолжали именовать все кочевое население Центральной и Восточной Европы гун­нами (равно как и скифами), хотя им известны были наименования отдельных племен, вступавших в контакт с империей. «Страной гун­нов» с V в. называли и область савиров на Северном Кавказе, к северу от Каспийских ворот (Дербента); во время походов в Закавказье и в результате постоянных контактов с христианскими странами — Грузией, Кавказской Албанией — в «стране гуннов», по сведениям сирийского автора середины VI в. Захарии Ритора, распространилось христианство (ср. Пигулевская 1941, 165—166; Гмыря 1995).

Прокопий Кесарийский [Война с готами, IV, 5.15 и сл.] рассказывает, как гунны-утигуры вернулись из Подунавья на свои земли к Меотий-скому болоту, к западу от которого еще жили кутригуры, кочевавшие между Доном и Дунаем и совершавшие набеги на империю, а на Днеп­ре — гунны-акациры. Дорогу к Меотиде утригурам преградили уцелевшие там готы (тетракситы), но противникам удалось договориться о союзе, и готы перешли вместе с гуннским народом на восточное побережье Меотиды, расселившись на берегу Понта, а утигуры заняли степи к се­веру. Императору Юстиниану удалось направить утригуров против род­ственных им гуннских племен кутригуров, те были разгромлены и под­чинились империи, став ее федератами (впрочем, это не помешало им, воспользовавшись смутой в Византии, угрожать самому Константино­полю в 559 г.). С помощью утригуров в первой четверти VI в. Византии удалось утвердиться в городах Боспора Киммерийского — ее союзни­ками здесь были остатки готов-христиан.

Проявляли активность в Северном Причерноморье и новые пле­мена. Еще в 463 г. в Восточно-Римскую империю прибыли послы от племенного объединения, возглавляемого сарагурами, в которое входи­ли также огуры (уроги, огоры) и оногуры: они покорили акациров, но просили империю о союзе, видимо, теснимые с востока очередной вол­ной кочевников — савиров, которых Прокопий, Иордан и другие авторы

194 Глава VIII

также относят к гуннам; савиры, в свою очередь, подверглись нападе­нию аваров. Этникон савиры, вероятно, был известен еще Страбону (савары) — земли савиров лежали между Каспием и Доном, а ранее, воз­можно, в Сибири: иногда само название Сибирь возводят к имени савиров. Византийский историк конца VII — начала VIII в. Феофан именует их гуннами и рассказывает о набеге, совершенном ими в 516/517 г. через Каспийские ворота — проход через Кавказский хребет возле г. Дер­бент — на Армению [Чичуров 1980, 49]. Савиры прочно обосновались на северо-восточных предгорьях Кавказа, вожди разных племенных груп­пировок савиров ориентировались на союз с Ираном или Византией, получая деньги то от тех, то от других. Характерны их требования, описан­ные сирийским автором VI в. Захарией Ритором: послам шаха савиры, прошедшие Кавказские ворота и вторгшиеся в Иран, заявили, что им «недостаточно того, что дает ... персидское государство, как дань лю­дям-варварам, изгнанным подобно диким зверям богом в северо-за­падную сторону. Мы живем оружием, луком и мечом и подкрепляемся всякой мясной пищей». Эти требования увеличить дань имели вполне определенные основания, ибо византийское посольство обещало «гун­нам» большие выплаты, если те разорвут союз с персами [Пигулевская 1941, 66]. Но не менее важна и "этнокультурная" установка савиров (даже в редакции сирийца-христианина): они не желали мириться с тем, что их держат за "диких" варваров. Неслучайна, вероятно, и христиа­низация части гуннов (по сведениям того же Захарии) — "варвары" приобщались к цивилизации.

В сложившейся ситуации конфликта с Ираном империя была за­интересована в союзе с объединением сарагуров (как позднее в союзе с Тюркским каганатом), и те, соединившись с соседним «гуннским» на­родом акацирами, пошли через земли аланов и Каспийские ворота (кото­рыми мог именоваться и Дарьялский проход через Кавказский хребет — «Ворота аланов») в поход на традиционного врага империи. Объедине­ние сарагуров, по-видимому, составило основу объединения болгар (бул­гар): уже в 480 г. император Восточно-Римской империи Зенон искал союза с ними против непокорных остготов, а в 501/502 г. они совершили набег уже на римские провинции Иллирик и Фракию. Против них и прочих варваров император Анастасий вынужден был построить в 512 г. «Длинные стены» от Мраморного моря до Черного, ограждающие центр империи. Болгары, которых Иордан помещал на восток от акациров, возглавили многочисленные племена, частью входившие в гуннский союз, частью подвластные некогда Тюркскому каганату: тех же огуров, оно-гуров (оногундуров), а также утургуров (утригуров), кутургуров (кутри-гуров) и др. Происхождение самих болгар вызывает споры в современ­ной историографии. М. И. Артамонов [1962, 83 и сл.] и А. П. Новосельцев [1990, 72 и сл.] усматривали в этнонимии болгарского союза и в имени самих болгар этникон угры и считали этот союз объединением ураль-

Тюрки и народы Сибири... 195

цев-угров, тюркизированных еще в эпоху переселения гуннов. С. Г. Кляшторный [1994, 64 и сл.] видит в этнониме огур архаичную форму тюркско­го этникона огуз: они были западной частью объединения тюркоязычных теле, обитавших первоначально в Казахстане и Джунгарии. Экспансия жуань-жуаней — аваров — заставила их двинуться на запад, сохраняя традиционные тюркские племенные наименования: сар огур — 'белые огуры', он огур — 'десять (племен) огуров'; само название болга­ры, видимо, означает "отколовшиеся, мятежники". Очевидно, что в состав объединения болгар входили не только тюрки и «гуннские» племена, в том числе ослабленные взаимными распрями утигуры (утургуры) и кут-ригуры (кутургуры), но и угорские и иранские племена: некоторые исследователи приписывают последним пеньковскую культуру VI— VII вв., считая антов потомками ираноязычного населения, подвергше­гося славянизации (ср. [Русанова 1967, 111—112]). При этом пеньковская культура пережила нашествие аваров и продолжала существовать в VII в., в то время как имя антов исчезает со страниц источников с начала VII в.

Авары под натиском Тюркского каганата, как уже говорилось, дви­нулись на запад и во второй половине VI в. установили свое господство в степях Северного Причерноморья. Здесь они стали союзниками Ира­на, и Византия использовала в борьбе с ними болгар: Кубрат (Куврат), представитель правящего болгарского рода Дуло, воспитывался в Кон­стантинополе и даже принял там крещение в 619 г. Кубрат возглавил раннегосударственное образование болгар в Северном Причерноморье, центром которого считается древний город Фанагория, где с античной эпохи рядом проживали греки, евреи и степняки. Видимо, его власть простиралась до Среднего Поднепровья, где были обнаружены богатей­шие комплексы — «клады», представляющие собой остатки поминаль­ных или погребальных памятников кочевых вождей, в том числе т. н. Перещепинский клад, включающий конское снаряжение, оружие и дра­гоценную посуду сасанидского и византийского производства: находку у Перещепина считают могилой самого Кубрата. Болгарским центром в Среднем Поднепровье было торогово-ремесленное поселение — Пас­тырское городище. Великая Болгария распалась после смерти Кубрата в 660 г.: власть хана поделили пять его сыновей, а с востока началась экспансия хазар. Часть болгар, в том числе те, что перешли к оседлому и полуоседлому быту, остались под властью Хазарского каганата, соста­вив наряду с аланами большую часть его населения. Кочевая орда бол­гар во главе с Аспарухом двинулась в Подунавье, где, объединившись с местными славянскими племенами, создала Болгарское государство на Балканах, признанное Византией в 681 г. Там болгары перешли к осед­лому быту и усвоили славянский язык, дав свое тюркское наименова­ние новому государству Болгария и славяноязычному народу, поэтому в

196 Глава VIII

современной науке тюркоязычных болгар Кубрата и Аспаруха принято именовать праболгарами или протоболгарами.

Другое объединение болгар отступило на север, в Среднее Поволжье и Прикамье. В IX—Х вв. там образовалось государство Болгария Волжско-Камская, которое иногда именуют Булгарией, а ее население — бол­гарами или булгарами (см. ниже).

Тем временем авары при поддержке кутургуров продолжали про­двигаться из Восточной Европы на запад и обосновались в Подунавье. В 558 г. их посольство явилось в Византию (Константинополь) к Юстини-нану, требуя денег и плодородных земель. «Весь город сбежался смот­реть на них, — пишет византийский историк второй половины VII — начала VIII вв. Феофан, — так как никогда не видели такого племени. Сзади волосы у них были очень длинными, связанными пучками и пере­плетенными (характерный для тюрков обычай заплетать волосы в косы. — В. П., Д. Р.), остальная же их одежда была подобна одежде остальных гуннов» [Чичуров 1980, 52]. В византийской историографии распростра­нилось представление о том, что угрожавшие империи кочевники не были теми аварами (жуань-жуани), которые некогда господствовали в Центральной Азии: византийский историк первой половины VII в. Феофилакт Симокатта [книга седьмая, VII—VIII] писал о том, что оби­тавшие у реки Тил (Итиль — Волга) гуннские племена огор, разбитые тюрками и бежавшие в Европу, присвоили себе это имя, а своему прави­телю — титул каган. Хотя аварские племена на пути в Европу действи­тельно включили в свой состав разные тюркские и угорские этнические группы евразийской степи, информация о «псевдо-аварах», полученная византийским историком, восходит к письму тюркского кагана Даньгу, адресованному императору Маврикию — каган хотел принизить статус своих врагов.

Каково бы ни было происхождение аваров, Юстиниан вынужден был частично принять требования их кагана Баяна, пообещать земли в Паннонии и вручить послам драгоценные подарки — золотые украше­ния и парчовые одежды; взамен с ними был заключен союз против утигуров, «гуннского» племени залов и савиров — тогдашних врагов империи. Их союзниками в Восточной Европе были традиционно дру­жественные Византии северокавказские аланы. В свою очередь тюрки, узнав о союзе Византии с аварами, совершили рейд на Боспор Кимме-рийский и дошли в 580 г. до самого Херсонеса, но не смогли удержаться в Северном Причерноморье. Авары же, не дождавшись обещанных Ви­зантией земель, продолжили политику экспансии в Центральной Евро­пе и на Балканах. Их орды дошли до Эльбы и заняли Паннонию (578— 568? г.), затем, в начале VII в. — Далмацию, воевали с греками, лангобардами и франками. Под властью Аварского каганата в Поду­навье оказалась значительная часть славян — склавинов. Жестоким ударам со стороны аваров подверглось и объединение антов (уже около

Тюрки народы Сибири... 197

560 г.), разгромленное в 602 г.: анты в правление Маврикия (582—602) были уже «союзниками ромеев», авары же находились во враждебных отношениях с империей [Свод, т. 2, 43]. Напротив, склавины стали союз­никами аваров в экспансии против Византии — опустошительные по­ходы совершались на Балканы, варвары стремились захватить Фессалонику и сам Константинополь. В 626 г. состоялась осада столицы объединенными аваро-славянскими войсками, при этом союзником аваров были персы, союзником же Византии — Западнотюркский кага­нат, который вел боевые действия против Ирана в Средней Азии и За­кавказье, где главной силой каганата уже были хазары [Новосельцев 1990, 75 и сл.]. Авары не смогли взять штурмом стены Констанинополя, после чего славяне покинули лагерь осаждавших, а за ними отступи­ли и авары [Свод, т. 2, 79].

Симбиоз со славянами способствовал становлению комплексного скотоводческо-земледельческого хозяйства. Но главным источником богатств (прибавочного продукта) оставались военные походы: авары получали от Византии гигантские контрибуции (в начале VII в. — 120 тысяч золотых солидов в год); авары принесли в Европу новое оружие и тактику конного боя — в аварских могилах находят сабли и железные стремена.

Разгром аваров под Константинополем в 626 г. способствовал ус­пешному сопротивлению народов Европы аварской экспансии. На запа­де против каганата выступили франки и славянское «государство Само», на востоке былые союзники кутригуры вошли в состав враждебного аварам болгарского объединения племен. Правитель Великой Болга­рии Куврат восстал против власти кагана. Натиск франков и внутрен­ние распри привели к гибели Аварской державы в конце VIII в.: рус­ское летописное предание свидетельствует об исчезновении аваров как допотопных великанов, не оставивших потомков²: на смену им в Подунавье пришли франки-волохи, а тех вытеснили угры-венгры. В Восточ­ной же Европе все большую военную активность проявлял новый коче­вой народ — хазары.

² По некоторым предположениям, название дагестанских аварцев (самоназ­вание — маарулал, аварцами их называют соседние кумыки и даргинцы) восхо­дит к имени одного из правителей (или его титулу авар) средневекового княже­ства Серир на Северном Кавказе и может относиться к эпохе аварских походов на Кавказ.