9. Ожидание приступа.

Бабка. Гляди-ка, Тимоха, ушел.

Тимофей. Что он теперь, сутками около нас сидеть должен?

Бабка. Временами, дескать. А кто знает, когда эти времена начинаются? Может, сегодня же и начнется.

Тимофей. Не начнется. Если б сегодня, по нем бы сразу заметно было.

Бабка. Ну, так завтра.

Тимофей. Ладно, будешь теперь. Начнется так начнется, нет так нет. Может, правду Танька сказала?..

Бабка. Про Мишку, что ли? Так зачем же ему придумывать-то, если самому теперь бегать каждый час? Нет, как только они зашли, я сразу сообразила: что-то не то. Стоял – стоял, та как Таньку увидел – весь аж напружинился. И как теперь ее куда прятать?

Тимофей. Что он ей при нас сделает?

Бабка. «При нас»… а во дворе где поймает?

Тимофей. Пусть не выходит.

10. Приход хозяйки.

Входит Катерина.

Катерина. Танька дома? На крышу слазили?

Бабка. Тссс!

Катерина. Чего?

Бабка. Тише! Мы сами тут сидим только шепотом. А то ведь раздражишь.

Катерина. Кого раздражишь?

Бабка. Кого, да его! Вон, за дверью сидит. Аж ходить пошто-то охота на цыпочках.

Катерина. Кто сидит? (Тимофею.) чего у вас тут?

Тимофей. Ты сначала в город съезди, костыли купи, а потом спрашивай. Ничего, вот выйдет, я без костылей и пальцем не шевельну, пусть он вас тут…

Катерина. Да кто выйдет-то?

Тимофей. Увидишь еще – кто, да поздно будет. Ты понимаешь, что мне уже давно ходить надо? Врач что говорила?

Катерина. Лежать – вот что! Ты мне объясни: чего она тут трясется?

Бабка. Да не трясусь я, Катька, а только сама-то посуди, вот он счас сидит тихо, смирно, а к ночи что у него на уме будет?

Катерина. Да у кого – у него-то?

Бабка. Да у жильца, у кого ж еще-то?! Кто ж тут еще-то из дурдома?!

Катерина. Какого дурдома?

Бабка. «Какого»… Казенного! Мишка привел, оставил, да и сам убежал.

Катерина. Буйный какой или чего делает-то? Зачем его сюда привели-то?

Бабка. Так вот спроси! Мишка привел! К празднику, дескать. Ну хошь бы и к празднику, а нормального-то нельзя, что ли?

Тимофей. И чтоб именины мне сделали, иначе я вам устрою!

Бабка. Во, а этот с именинами какими-то!

Тимофей. Не «какими-то», а моими. Мне их хоть раз делали?

Катерина. А кому, мне, что ль, делали?

Бабка. Вот когда будет на пенсию, вроде б как юбилей, тогда и проведем. Все же так делают.

Тимофей. Так все со сломанными ногами не лежат, как я.

Катерина. А тебе, значит, за то, что по пьянке сломал, именины устраивать?

Тимофей. Не за то, что сломал, а за то, что лежу. Все равно же делать нечего в это время, вот и проведем.

Бабка. Может, правда? Катька? А потом бы уж не делали.

Катерина. Ага, «правда» вам! Сначала кого-то за стенкой посадили, потом именины требуют, а дальше что скажете? Ну надо же, опять на крышу не слазили! Это ж сколько можно терпеть-то?

Бабка. Так его боимся, Катька!

Катерина. А он вам что?

Бабка. Кто знает, что у него на уме?

Катерина. Ага, вы, значит, такие хорошие, а я, значит, такая плохая, мне, значит, не жалко этих котенят. Так только если они вырастут – все десять-то или сколько их там? – куда мы потом с ними? Если они все десять-то там затопочут, что мы потом?

Тимофей. Где ты видела, чтоб кошки топотали?

Катерина. Затопочут, не беспокойся! А если еще эти десять да своих по десять принесут, тогда совсем возрадуемся.

Тимофей. Как это они принесут, если из них всегда половина котов бывает?

Катерина. А коты что, цыплят помилуют? Да пошел ты с котами своими! (кричит.) Танька, ну-ка счас же лезь на крышу! Я их сама утоплю, ты только достань.

Таня (из своей комнаты). Темно уже совсем.

Бабка. Катька не о том разговор, кто хороший, а кто плохой, а только она на крышу, а он ее там…

Катерина. Да где – там-то, если он, говоришь, здесь сидит?

Тимофей. Да пошли вы… Сами хуже всякого дурдома.

Бабка. Катька, ты пошто не поймешь-то?..

Катерина (перебивает). Ладно, хватит! Давайте ужинать. (кричит Тане.) И чтобы завтра на крышу как штык, безо всяких разговоров!

Бабка с Катериной собирают на стол.