Вопрос 21

Ценностное отношение человека к действительности стало предметом познавательной деятельности в работах Д. Юма и И. Канта. До этих философов рефлексивный и ценностный компонент познавательной деятельности не различались в ясно эксплицированной системе понятий как в философствовании, так и в теологических, этических, эстетических и иных учениях. В «Критике способности суждения» И. Кант писал: «Если бы мир состоял из одних безжизненных или отчасти из живых, но лишенных разума существ, то существование такого мира не имело бы никакой ценности, так как в нем не было бы существа, которое имело бы хотя бы малейшее понятие об этой ценности» [1]. Это рассуждение И. Канта не только указывает на ценностный характер разумного существа, но также содержит представление о том, что мир может быть помыслен незначимым, лишенным ценности. Это представление и такое мышление означает, что для И. Канта стало очевидным различие познавательного и ценностного отношения человека к действительности.

Идея возможности неценного мира была выражена И. Кантом теоретически и не определяла непосредственное соотношение собственного самосознания с бытием, как позднее эту идею развивали Ф. Ницше и М. Хайдеггер. Тем не менее, идея И. Канта о неценности мира без человека есть идея человека, допустившего в свой внутренний мир отношение безразличия к существованию самому по себе. Рационализация отношения к самому ценностному отношению означала переход к культурной ситуации, принципиально отличающейся от всех прежних этапов и форм развития культуры. При всем историческом, региональном, религиозном или этническом многообразии культур у них была одинаковая предпосылка: познание, поведение, социальные отношения были неотрывны от ценностного отношения человека к действительности. И. Кант обозначил начало такого изменения, которое стало существенной чертой современного миропонимания и миропонимания растущего культурного плюрализма постмодерна.

Обособление ценностной проблематики в познании задано процессом потери бытийного самопонимания человека. Как уже было выявлено в гл.2 и гл.3, этот процесс стал развиваться по мере становления человека-субъекта деятельности и становления системы общечеловеческой деятельности. Рассуждая абстрактно, можно констатировать, что человек стал в сущем частью этого сущего в качестве действующего субъекта, но субъекта, который своим качеством источника активности не представляет собой спонтанной активности, а функционирует элементом системы деятельности. Детерминация отсутствием бытийного самопонимания, с одной стороны, активизирует человека как субъекта деятельности, а с другой стороны, это активизация предполагает деятельную самоопределенность, что подразумевает понимание себя частью некоего, представляемого значимым, процесса. Содержание процесса не столь существенно, в сравнении с конституирующим значимость сущего принципом самопонимания, определяющим себя субъектом, помещенным в это сущее. В деятельном самопонимании мировоззренчески и концептуально человек может орентироваться на весьма различные значения себя, как например, человек есть вершина биологической эволюции, человек есть субъект исторического процесса, человек есть творение бога (в субъект-объектном теизме) и т.д. Несмотря на эти различия, исходящее представление о значимости сущего для его частички, какой является человек-субъект, выражает сам принцип, составляющий основу деятельного самопонимания: я существую как эмпирическое явление, как часть сущего, имеющего для меня значимость, из которой известна моя сущность, моя предопределенность и, благодаря знанию и познанию этой значимости, я действую, преобразую мир и самого себя. Потеря бытийного самопонимания «я существую», подразумевающего онтологическое самоопределение отдельного существования, восполняется активностью субъекта в качестве элемента системы деятельности, где интегративный эффект чистых форм действий структурирует потребности, интересы, мотивы, цели и обслуживающее их познание