Ой, милый Боже! кобы целый,

Щобы всю земленьку осветив,

Прійшов над море, та й спочив.

Соответственно этому и парубку нужна подруга жизни, чтобы, поработав, имел он с кем отдохнуть в свободное время [40, 2, с 293]. По великорусской пословице, «неженатый чело­век — полчеловека». Древние греки имели подобное воззрение на брак, как на божественное учреждение, возводящее половин­ную жизнь, жизнь холостую, к высшей целости [257, 2, с 492].

Б. Солнце — мужское начало, месяц — женское.

Бракосочетание солнца и месяца, как мужа и жены, было верованием древних перуанцев и египтян [196, 2, с. 349, 350]. В греческом рассказе о браке Диониса и Ариадны видят брак сол­нца и луны [248, 1, с. 508]. Прекрасный солнечный бог древних германцев Фро с именем Одира является супругом Фроувы, бо­гини луны. Когда Одир уехал, Фроува искала его по всему миру и в горести плакала золотыми слезами (звезды) [249, с 123—124] <...>

В прекрасном стихотворении Гейне «Закат солнца» (из «Северного моря»):

Einst am Himmel glänzten, Ehlich vereint,

Luna, die Göttin, und Sol, der Gott, Und es wimmelten um sie her die Sterne, Die kleinen, unschuldigen Kinder.

Doch böse Zungen zischelten Zwiespalt,

Und es trennte sich feindlich

Das hohe, leuchtende Ehpaar.

Letzt am Tage, in einsamer Pracht,

Ergeht sich dort der Sonnengott,

Ob seiner Herrlichkeit

Angebetet und vielbesungen

Von stolzen, glückgehärten Menschen.

Aber des Nachts

Am Himmel wandelt Luna,

Sie arme Mutter,

Mit ihren verwaisten Sternenkindern,

Und sie glänzt in stiller Wehmuth,

Und liebende Mädchen und sanfte Dichter

Weihen ihr Thränen und Lieder.

Die weiche Luna! Weiblich gesinnt,

Liebt sie nochimmer den schönen Gemahl.

Gegen Abend, zitternd und bleich,

Lauscht sie hervor aus leichtem Gewölk,

Und schaut nach dem scheidenden schmerzlich,

Und möchte ihm ängstlich rufen: «Komm!

Komm! die Kinder verlangen nach dir».

Aber der trotzige Sonnengott,

Bei dem Anblick der Gattin erglüht er

Jn doppeltem Purpur,

Vor Zorn und Schmerz,

Und unerbittlich eilt er Hinab

In sein fluthenkaltes Wittwerbett.*

Закат солнца

Некогда в небе сияли, В брачном союзе, Луна-богиня и Солнце-бог; А вкруг их роились звезды, Невинные дети-малютки.

Но злым языком клевета зашипела,

И разделилась враждебно

В небе чета лучезарная.

И нынче чета лучезарная.

И нынче днем в одиноком величии

Ходит по небу солнце,

Ни у одного славянского народа в поэзии миф о женихе «солнце» не получил такого сложного и разностороннего разви­тия, как у народа болгарского. В особенности замечательна в этом отношении песня о свадьбе солнца, записанная в трех ва­риантах Дозоном, Миладиновым и Дриновым. Содержание песни о свадьбе солнца по варианту, записанному Дозоном, со­стоит в следующем. У Дешки умирали дети. Дешка родила дочь — замечательную красавицу и при крещении дала ей имя Грозданка. Когда девушка выросла, она пошла в отцовский сад. Здесь ее увидело солнце. Три дня и три ночи оно дрожало на небе и не могло зайти за небосклон. Мать приготовила ему ужин и ждала его. Когда солнце возвратилось в свое жилище, мать стала выговаривать ему за то, что оно опоздало. Солнце

За гордый свой блеск Много молимое, много воспетое Гордыми, счастьем богатыми смертными. А ночью

По небу бродит луна, Бедная мать,

Со своими сиротками-звездами,

Нема и печальна...

И девушка любящим сердцем

И кроткой душою поэты

Ее встречают

И ей посвящают

Слезы и песни.

Женским незлобивым сердцем

Все еще любит луна

Красавца мужа

И под вечер часто,

Дрожащая, бледная,

Глядит потихоньку из тучек прозрачных

И скорбным взглядом своим провожает

Уходящее солнце

И, кажется, хочет

Крикнуть ему: «Погоди!

Дети зовут тебя!»

Но упрямое солнце

При виде богини

Вспыхнет багровым румянцем

Скорби и гнева

И беспощадно уйдет на свое одинокое Влажно-холодное ложе.

Перевод М.Михайлова

призналось, что увидело на земле прекрасную девицу и не хо­чет, если не женится на ней, светить так, как светило прежде. Оно послало мать спросить у Бога, можно ли похитить девушку, живущую на земле. Бог сказал, что можно и вполне прилично. В день святого Георгия с неба была спущена золотая качель, и, когда все пошли качаться на качелях «на здоровье», Грозданка села в золотую качель и была поднята вверх на небо. Плачущая ее мать приказала ей не говорить с свекром, свекровью и мужем девять лет, что дочь и исполнила. Солнце, опечаленное ее мол­чанием, хотело жениться на другой девушке. Грозданка была выбрана крестною матерью и покрыла невесту покрывалом, ко­торое при этом само собою сгорело. Кончился для Грозданки срок молчания, и она заговорила. Солнце женилось на ней, ото­славши назад свою невесту [228, с. 17—20]. По варианту, запи­санному Миладиновым, невеста солнца Яна молчала три года, и мать солнца вместо нее выбрала другую невесту Дзвездоденицу, т.е. утреннюю звезду [119, с. 15—16].

Миф о брачном соединении солнца и месяца мало-помалу затемнился в народном веросознании. Вместо отношений супру­жеских между солнцем и месяцем являются отношения поссо­рившихся товарищей, вообще двух молодцов, недружелюбно относящихся друг к другу, большей частью из-за девушки. Сербская песня «сунце и м]есец просе щ'евойку» отдает предпо­чтение последнему [74, 1, с. 155]. В болгарской колядке солнце является молодцом, имеющим прекрасную сестру, которую уступает юнаку в силу того, что последний обогнал его на своем коне. Юнак этот, можно думать, и есть месяц [18, 2, с. 9].

Солнце и месяц у славян получили значение покровителей человеческого брака. В Великой России девушки стерегут появ­ление молодого месяца и, увидев его, вертятся на пяте правой ноги, приговаривая: «Млад месяц, увивай около меня женихов, как я увиваюсь около тебя» [109а, с. 11]. В волынской веснянке девушка идет ночью к колодцу и обращается к месяцу с прось­бой сказать правду, пойдет она замуж за милого или за нелюба [87, 4, с. 38]. В сербской песне жених обращается к солнцу с просьбой:

Жарко сунце, раступи ступове, Док ja CBoje опремим сватове, Да доведу лщепу zrjeeoJKy

[143, с 186].

В чешской сказке рыцарь Лабуш, отыскивая свою милую, попавшую в руки чародеев, обращается к солнцу с просьбой о помощи [180, с. 41]. В чешской песне девушка обращается к солнцу с просьбой сказать ей, в какую сторону она пойдет за­муж [259, 1, с. 536].

В антропоморфическом образе солнце у славян явилось Ла­дом или Ладой, смотря по тому, мужское или женское его оли­цетворение брало верх в народном веросознании. Вследствие совместного существования и отчасти сближения разновремен­ных по происхождению представлений солнца мужчиной и жен­щиной, явилось двое возлюбленных Лад, или Ладо и Лада.

Лада — женский символ мировой производительности, вы­зываемой светом и теплом. В силу внутренней связи древних религиозных представлений, она заключала в своей природе ха­рактер божества земледельческого и любовного. Божество зем­ледельческое обыкновенно в народных мифологиях принимает на себя функции божества брака; время его празднования дела­лось временем бракосочетаний. У германцев плуг стоял под по­кровительством богини земли и земледелия Гольды [230, с. 246—253], покровительствовавшей в то же время любви и браку.

Лада удержалась в припевах свадебных и хороводных песен, причем ее часто сопровождает слово «Дид», например в припеве: «Ой Ладо, ой уряди Дид — Ладо, уряди». Припевы «Ладо» и «Дид — Ладо», как окаменелый остаток далекой древности, присоединяются иногда к песням новейшего происхождения; так, припев «ой Ладо, ой уряди Дид — Ладо, уряди» встречается в одной южносибирской песне, указывающей на военные роты и полковников [44, с. 14]. Юнгман сравнивает славянское Дид с индусским аЫсИ — «свет», «красота» [233, с. 347].

В польских свадебных песнях встречается Лель и Полель, в русских — только Лель. Очень мало известно об этих древних продуктах народной фантазии, сохранившихся в одних припе­вах. Народ в настоящее время Лелю не придает значения живо­го божественного существа. В одних случаях припев «ой Лелю» имеет музыкальное значение; мягкий склад слова содействует благозвучию стиха. В других случаях «Лелю» имеет значение ласкательного слова; например, в Костромской губернии на Фоминой неделе в честь молодой замужней женщины поют:

Ой Лелю, молодая, о Лелю, Ты вьюная, о Лелю Ты по горнице пройди, о Лелю, Покажи свое лицо, о Лелю; Да в окошечко, о Лелю...

[170, 4].

В Нерехотском уезде Костромской губернии на третий день после свадьбы соседи молодых, собравшись перед домом ново­брачного, кричат: «олелю, молодые!», за что их угощают вином; словами этими приветствуют молодых, когда они катаются на масленице [56, с. 26].

В христианское время народного развития языческие боги, покровительствовавшие браку, были заменены двумя святыми христианской церкви, Космой и Дамианом³¹, которых народная фантазия сливает иногда в нераздельное лицо Кузьмодемьяна, быть может, под влиянием нераздельных Дид-Лада, Ладо-Лада. Праздник Космы и Дамиана в некоторых местах считается де­вичьим праздником и называется Кузьминками. Девушки вскладчину варят пищу и пекут пироги и блины. В Ярославской губернии в день Космы и Дамиана зять непременно гостит у своего тестя [152, с. 100]. В свадебных песнях Косма и Дами-ан — устроители брачного союза; они куют свадьбу [209, с. 546; 208, с. 297; 187, 2, с. 448; 6, с. 62]. Что кование свадьбы перво­начально относилось не к самим Косме и Дамиану, а к тому или тем языческим божествам, которых они заменили в христиан­скую пору народного развития, видно из следующей польской песни, которую поют во время обручения молодых:

Pósrod pola Kuznia stala, A w téj kuzni. Dwa kowalczyki. Lado! -Lado! Bij§ mtoty W perscien* zloty, Z mtodym Jasienkiem Ku slubowi, Lado! tado!

[265, 2, c. 72].

В песне не названы имена двух кузнецов; но, по местополо­жению кузни, по припеву и по материалу, из которого сделано кольцо, можно думать, что в песне скрывается раздвоенный бог-громовник, сковывающий посредством молнии в грозовом облаке кольцо для земных молодых, как он сковывал перстень для не­бесных молодых. Солнце и луна могли считаться золотыми кольцами, скованными громовником, кольцами, которыми не­бесные светоносные супруги меняются в своем брачном соедине­нии.