7. Целование ног молодого новобрачной, соблюдавшееся, по словам Рейтенфельса, в Московской области [157, с. 52].

Особняком стоит следующий свадебный обряд. Перед отправ­лением невесты к венцу запирают (в губерниях Костромской, Ярославской, Нижегородской и др.) двери, и все присутст­вующие на несколько времени садятся [187, 2, с. 180; 51, с. 48; 153, с. 156]. Обыкновение это соблюдается также при отправле­нии кого-либо в дальнюю дорогу. Этот обычай указывает на от­даленное время славянской жизни, когда малочисленное населе­ние было разбросано на большом пространстве, и выданной за­муж девушке приходилось далеко ехать. Отсюда возникла необ­ходимость временного отдыха перед отправлением молодой в дом мужа²⁶.

Умыкание и купля невесты сказались в глубоко тоскливом тоне свадебных песен и в обильных слезах невесты. В Великой и Малой России, в Верхнем Пфальце [226, с. 348] и в Тироле [269, с. 22] выработалось даже убеждение, что невеста, желаю­щая в замужестве быть счастливой, должна много плакать на свадьбе. Г.Кулиш в грусти малорусских свадебных песен видит следы влияния кровавых битв южнорусского народа с татарами [95, 1, с 158]. Грусть эта — результат древних семейных отно­шений, порабощенности девушки, и идет она с тех пор, когда «умыкиваху у воды девиця».

В свадебных песнях черными красками обрисована чужая дальняя сторонушка жениха; она

В темном лесу да во раменье-Тоской кручинушкой изусеяна, Горючьми слезьми исполевана, Она печалью да огорожена, Кручинушкой изувязана

[151, с. 38].

В песне лаборских русских в краю жениха «хлеб не родить, лем дрібни бандурки (бульбы)» [40, 4, с. 431].

Люди в жениховом краю не имеют на стенах икон, «на по-кутье на лопату Богу молятся» [139, с. 119].

Чужи люди, словно темный лес, Словно туча грозная. Без морозу сердце вызябнет, Без беды глаза выколют

[160, 3, с. 173].

Изба жениха немытая [139, с. 118]; углы в ней не обрубле­ны, вершины не очищены [154, с. 476]. Родители жениха, — и назвать их невеста не хочет:

От горя—горя свекор — батюшка,

А от тоски—тоски свекровь — матушка.

[91, с. 80].

В действительности богоданный батюшка «старичище ста­рое», богоданная матушка — «муравьище кипучее», вместе они, что медведь с медведицей, деверьецо — братьецо — «ножи то булатные», «шипица колючая», сестрицы — «крапива то жгу­чая», «сороки вещицы» [154, с. 476; 187, 2, с. 247].

Сам жених только от злата венца «ладоладушка» [91, с. 80], в действительности, как крапива жгучая, как осока резучая [142, с. 448]. Он редко-редко обещает свою жену «сытно кор­мить, сытой поить, к отцу, к матери пускать, в обновы одевать, чужим людям хвалить», и то под условием, чтобы она кланялась его батюшке, матушке, всей родне [160, 3, с. 169].

Ввиду тех особенностей, которыми отличаются жених и его родня, неудивительно, что у молодой замужней женщины, по словам песни Архангельской губернии, «помутятся очи ясные, прокатятся слезы горькие, што по белу лицу бледному, по лицу истомленному» [62, с. 30]. Предчувствуя это, невеста (Шенкур­ский уезд Архангельской губернии) просит родителей о благо­словении следующей печальной песнью:

Батюшка и матушка! Благословите мыкать горе великое

и со слезами горючими. Отведите вы горя великого за

три горы высоки, а горючих-то слез за три Дунай-реки

быстрые [61, 1, с. 165].

ПЕСНИ И ОБРЯДЫ, СВИДЕТЕЛЬСТВУЮЩИЕ О ДОГОВОРНОМ БРАКЕ

В браке по договору отличают: а) заключение брака по дого­вору одних родителей, причем воля самих молодых людей ни­чего не значит, и их только для соблюдения внешней благовид­ности спрашивают о согласии на вступление в брак, и б) заключение брака по взаимному уговору брачащихся, причем родительское согласие и благословение имеет только экономиче­ское и нравственное значение. Договорная форма брака вырабо­талась в глубокой древности и жила у одних и тех же народов бок о бок с умыканием и куплей. По свидетельству летописца Нестора, брак полян совершался в договорной форме. В форме исключительно родительского уговора встречается брак в Вели­кой России. Только в очень немногих местах жених и невеста имеют самостоятельное значение; так, в Олонецкой губернии браки происходят с согласия жениха и невесты, которому и сами родители не в состоянии сопротивляться [47, с 61; 76, с 610]. В Малороссии получило полное право гражданства и всеобщее распространение заключение бракосочетаний по взаимному до­говору самих брачащихся. У малорусов Астраханской губернии никогда против воли не женят, не отдают замуж [197, с. 209]. В малорусской песне девушка договор родителей скрепляет своим согласием, выражающимся обрядовым положением руки невесты на руки ее отца и женихова свата во время рукобитья:

Змовленая Марусенька Положила бшу руку на заруку [118, с. 124].

У чехов молодые заранее, до сватовства, входят между собой в соглашение и меняются кольцами [270, с. 92]. У сербов лу­жицких жених обыкновенно сватает сам [234, 2, с. 228]. У сер­бов княжества жених выбирает, а сватом идет его отец [75, с. 43]. Заключение брака по договору в настоящее время рас­пространено у всех славян, хотя мнениям и чувствам самих брачащихся не везде придается одинаковое значение; более всего свободы предоставляется им у южных и западных славян и менее всего у славян северо-восточных.

Договорное бракосочетание:

I. [Сказалось] в обрядовом спрашиванье жениха и невесты их родителями или сватами о согласии на вступление в брак, распространенном в Сербии [120, с. 131] и во многих местах России, в губернии Вятской [39, с. 93], в Волынской [126, с 303] и др.

II. Сват спрашивает у невесты позволения ввести жениха в избу в Орловской губернии [187, 2, с. 196].

III. Жених и невеста изъявляют согласие на вступление в брак после продолжительного в присутствии гостей смотре-

3 Зак.22

33

ния друг на друга в губерниях Ярославской [33, с. 105], Орлов­ской, Вологодской [187, 2, с. 196, 231—232] и др.

IV. Родители невесты осматривают дом жениха, что в Тульской губернии называется «смотреть колушки» [33, с. 105], у лаборских русских «смотреть углицы» [40, 4, с. 414]. Обычай этот встречается во многих местах Великой и Западной России [104, с. 187] и у сербов лужицких [234, 2, с. 228].

V. Родня жениха во время сговора становится у порога и прислуживает родственникам невесты в слободе Трехизбян- ской Старобельского уезда Харьковской губернии [167, с. 10].

VI. Родители молодой высказывают намерение взять ее обратно в случае дурной жизни в доме мужа.

В галицкой песне:

Вийди, Маруненько, до нас вийди, Ци нема тобе крівди Може ті е крівдонька, Возьмемо тя назад с собою

[40, 3, с. 281].

VII. На невесту надевают шапку жениха. Об этом обряде говорится в одном рукописном сборнике половины XVI столетия [146, 2, с. 749; 25, с. 47]; встречается он и в настоящее время. В Украине, после свадьбы, парня, заменяющего жениха, одевают в намитку, как молодую [251, I, с. 231].

VIII. Невеста в опочивальне раздевает жениха и жених не- весту у южноавстрийских сербов [254, с. 147].

IX. Жених посылает невесте сорочку, а невеста жениху в Германии [266, с. 347] и лишь в очень редких случаях в России. Здесь дело обходится тем, что одна невеста дарит жениху со- рочку.

X. Поднесение невесте ключей женихом или от ее собствен- ного сундука с приданым, или от сундука жениха соблюдается во многих местах Великой России [170, 4, с. 146] и в Германии [245, с 300].

Только бракосочетание по взаимному согласию молодых лю­дей могло отразиться в народной поэзии веселой песней, и неве­ста с уверенностью могла сказать: «лепше миленький, як брат рідненький» [40, 4, с. 87] и надеяться, что у свекра и свекрови найдет более привета и ласки, чем у родного отца и матери [33, с 111].

На первых страницах Несторовой летописи встречается уже ясное свидетельство об умыкании девиц по предварительному сговору с последними. Умыкание происходило вблизи рек «на игрищах межю селы». Поляне развились до степени договорного брака: «не хожаше зять по невесту, но приводяху вечер, а завтра приношаху по ней, что вдадуче»; это значит, что жених не участвовал в сватовстве; сватовство вели его родители; они уговаривались с родителями невесты о выдаче последней замуж, причем, быть может, взносили за девушку известную плату; молодую приводили в дом мужа по общему всем ариям обычаю, вечером; на другой день утром приносили ее приданое, состояв­шее, вероятно, из платья, женских украшений и т.п. добра. Приданое могло идти рука об руку с веном. Думаем, что Полян­ский брак имел большое сходство с греческим браком гомерового времени. Неосновательно думать, что у древлян, радимичей, вятичей и северян «брака не бываше». Наверно, и у них были брачные церемонии, вовсе не так резко отличавшиеся от брачного ритуала полян, как старается изобразить преданный своему племени древний летописец; только у них бытовало больше древних, в глазах образованного по своему времени ле­тописца, очень грубых, свадебных обрядов. Народы эти жили в лесистых местах, удаленных от главных торговых путей и по­тому, естественно, сохранили в своих нравах и обычаях более первобытной грубости, чем поляне, осевшие в плодородном Приднепровье на великом торговом пути древнего русского мира из варяг в греки.

Полянская свадьба, по свидетельству Нестора, продолжалась довольно продолжительное время, в течение которого должно было совершаться немало обрядов, судя по современным рус­ским свадьбам, имевших религиозное значение, обрядов, выра­жавших бракосочетание светил небесных, участие последних в людском брачном торжестве и формы поклонения им древнего человека.

НЕБЕСНЫЕ БРАКИ

В отдаленный доисторический период народного развития, с зарождением личного брака как определенной формы соедине­ния двух полов черты брака человеческого были перенесены на небо. Простодушная и наивная мысль древнего человека небес­ное и земное переплела нераздельно; события человеческой жизни она перенесла в воздушные сферы; небесными явлениями она украшала скромное человеческое существование; солнеч­ными лучами обливала новобрачную и сделала ее также луче­зарной и священной, как само солнце, цветами радуги опоясала стан девушки и рассыпала плодотворные молнии, пролила ве­сенний животворный дождь среди пирующих свадебных гостей. Солнце, луна, звезды, земля и молния стали принимать де­ятельное участие в судьбе человека, определять время его рож­дения и счастье или несчастье всей будущей жизни, устраивать бракосочетания и т.д.²⁷.

Перенесение брачных свойств светил небесных на человече­ский брак сделало последний таинством. У многих народов, в том числе у образованнейшего народа древности — греков, брак считался таинством [183, с. 448]. Небесный брак стал освящаю-

з* щим первообразом брака земного и придал последнему священ­ное, таинственное значение. У древних индусов все восемь форм брака (брахма, дайва, арша, праджапатья, асура, гандхарва, ракшаса и пайшача) носили имена богов или демонов. Наи­более уважаемые формы брака получили имена наиболее чтимых богов.

С женитьбой и замужеством издавна соединяли мысль о предопределении. Кто на земле вступает в супружеский союз, — значит, так было заранее предназначено в небесной книге. Отсюда выражения: «суженый», «суженая», «суженого и конем не объедешь». В великорусских песнях муж, свекор и свекровь для новобрачной богоданные; в малорусской песне: «тим я его полюбила, що судився мш»; по польскому народному выражению: «smierc i zona od Р. Boga przeznaczona».

Отметим супружеские небесные пары, в большей или мень­шей мере входившие в мировоззрение славянских народов.