56 Введение в этническую психологию

Какое же основание имеет Вундт называть эту объ­

яснительную науку, сводящуюся к законам импуль­

сивных волевых действий, этнической психологией?

В статье о целях и путях этнической психологии

Вундт мотивировал право на это название тем, что

народ является «важнейшей» формой духовного обще­

жития (<S.> 25; ср.: Logik... - III. - <S.> 228). В Völker­

psychologie он повторяет тот же аргумент, но признает

само название «несовершенным», так как осмыслен­

нее было бы, по его мнению, противополагать инди­

видуальной психологии социальную (I. <S.> 2). Наконец,

этот же мотив в Elemente der Völkerpsychologie застав­

ляет его предпочесть старый термин не только «соци­

альной психологии», но и «коммунитетной психоло­

гии» (Gemeinschaftspsychologie... — S. 4). Дело, может

быть, не в названии, но неумение обосновать термин

указывает на неясное представление его содержания...

«Важнейший» есть определение всегда акциденталь-

ное; как я уже указывал по поводу определения Ла-

царуса-Штейнталя, принципиальной необходимости

выделить «народ» в особый предмет изучения в таком

определении не видно. В Elemente Вундт, вспомнив,

по-видимому, их рассуждения о народе (S. 6), воспро­

изводит аргумент, по которому этнологическая генеа­

логия не совпадает с квалификацией народа в этни­

ческой психологии. Но Лацарус-Штейнталь и тут по­

шли дальше, признав субъективность в определении

этой категории. Вундт не остановился на этом стран­

ном и интересном затруднении в определении своей

науки и готов охотно уступить ее наименование. Боль­

ше того, приводя такие ничтожные аргументы в поль­

зу термина «этническая психология», как то, что он

уже «в приблизительно соответствующем смысле од-

57 Г. Г. Шлет

нажды был введен» (Völkerpsychologie.> — I. — <S.> 2),

и что народы — «важнейшая» форма общежития, он

приводит весьма веский довод против термина: «Этни­

ческая психология, — говорит он, — направляет свое

внимание на психологическую закономерность самой

совместной жизни. Местные и национальные различения

его формы для нее безразличны, поскольку они не про­

ливают каким-нибудь образом свет на эту закономер­

ность» (Ibid. — <S.> 3; разрядка моя). Получается нечто

весьма интересное: сперва мы отвлекались от всех ин­

дивидуальных различий, затем в этом абстрактном ос­

татке нужно отвлечься от «местных и национальных»

различий — в итоге, какая же этническая психология?

Это — именно Gemeinpsychologie, как предложил ее

называть один лингвист (О. Диттрих), не имея, впро­

чем, здесь в виду получающегося таким образом ка­

ламбура...

В целом, я считаю, что вундтовские определения

этнической психологии сами не возвышаются над

уровнем «импульсивных» актов, и, имея в виду при­

веденное выше предсказание русского ученого (проф.

Д. Кудрявского), согласен, что такая этническая пси­

хология недолговечна. VIII

К

ак я уже мимоходом отмечал, язык, мифы,

нравы, наука, учреждения и пр<оч.>, как

вообще всякое «взаимодействие», поскольку

оно есть не только акт, но и «результат» — действие как

последствие деятельности, — поскольку оно, значит,

есть социальный факт, есть не что иное, как «вещь».

«Вещь.» по существу не есть психологический процесс, и

как такая она изучается и в некоторых «общих» на­

уках—социологии, истории, этнологии, — и в специ­

альных — о группах, областях или сферах известных

«видов» этой вещи. Таким образом, у нас получаются

специальные науки: языкознание, наука о религиях,

история наук, история учреждений и различные «уче­

ния» о праве и т. п.; соответственно образуются и груп­

пы философских проблем: философия языка, религии,

права и пр<оч.> Среди названных специальных наук

наибольшего развития в настоящее время достигла

лингвистика, выступающая под разными названиями:

наука о языке, языковедение, сравнительное языкове­

дение, психология языка, история языка; иногда пси­

хология языка ставится рядом с историей языка, как

две части одной науки, иногда у одной из этих частей

вовсе отрицается право на существование. Как бы ни