28. Проблемное поле классической и современной социологии.

Сегодня в России идет процесс становления социологии как учебной и научной дисциплины, и, как представляется, надо постараться с самого начала избежать того очевидного тупика, в котором оказалась, например, западная социология.

На Западе, как известно, уже в течение многих десятилетий нет четко выраженного деления общественных наук на философские, политологические, социологические, психологические и т. п., но при этом обсуждается - без видимых шансов на успех - вопрос о том, является ли и может ли быть вообще наукой социология, а суждения о предмете и методах этой отрасли обществоведения формулируются преимущественно на основе более или менее сознательного отказа от их рационального обоснования, например, знания об обществе существуют либо как "в себе и для себя" и потому истинные и не требующие доказательства, либо как таковые, которые впоследствии непременно должны быть "фальсифицированы", т.е. опровергнуты.

Прежде чем непосредственно решать вопрос о том, может ли быть наукой социология, следует констатировать, что важнейшей особенностью западной социологии является, игнорирование ею проблемы происхождения человеческого общества. В свое время П. Сорокин настоятельно подчеркивал, что социолог должен брать факты из современной жизни, а не из времен первобытных, о которых якобы мало кто знает точно. "Первые факты более интересны, они доступны проверке, факты же из жизни "первобытных народов" недоступны проверке и точно не исследованы", - писал онⁱ. С тех пор много воды утекло, человечество многое узнало о своем прошлом, но это знание так и не стало, в сущности, приобретением в полном смысле слова для социологической мысли Запада. Для западных социологов и сегодня, как правило, "более интересны" работы и факты, взятые из современной жизни, в крайнем случае - из ближайшего прошлого. Видимо, исходя из соображений "интереса", известный английский исследователь общества Э. Гидденс заявляет, что социология - это такая общественная наука, предметом изучения которой являются социальные институты, возникшие в результате промышленных преобразований за последние 200-300 лет, что социология, таким образом, не должна исследовать социальные институты, возникшие в "более примитивных формах общества", что это уже задача истории, антропологии и т. п. наук".

Однако кто же здесь судьи, почему дело должно обстоять именно таким образом и никак иначе? Почему социология не может рассматривать общество так же и на ранних этапах его развития, почему ее не должны интересовать вопросы истории человеческого общества, вообще вопросы происхождения человечества? А эти естественно возникающие вопросы исчерпывающего ответа в западной социологии нет. В ней, как говорится, "признаком хорошего тона" является изучение не общества в целом, в тотальности его исторического бытия, а лишь "современного общества", т.е. общества прежде всего индустриального и постиндустриального".ⁱⁱ[4] И хотя, в конце концов оказывается, что без рассмотрения "общества прошлого" социолог обойтись не в состоянии, тем не менее, в общем и целом, исследование последнего оказывается для него в значительной мере табуированным. Дело доходит даже де того, что в учебниках по социологии общество как целое вообще не выделяется в качестве предмета рассмотрения. Изложение материала начинается непосредственно с "основных составляющих общества", т.е. с его культуры, социальной структуры и т. д., а правомерность такого подхода обосновывается ссылкой на его "обычность" и т. п. обстоятельства

Соответственно видению предмета социологии формируется и представление о ее методах. Если называть вещи своими именами, то произвол в одном случае дополняется произволом в другом. Методами социологии, в сущности, признаются лишь такие, которые либо просто нравятся той или иной категории исследователей "интересны" им, либо представляются им заслуживающими внимания уже в силу авторитета их авторов и сторонников. В совокупности их можно назвать методами, так сказать, зеркального отражения социальной реальности, развиваемыми в противовес генетическим, историческим методам ее изучения. В результате не удается обнаружить той рациональной основы, на которой, думается, только и может быть создана логически обоснованная система методов социологии как строгой и точной науки. Эту рациональную основу, однако, и не считают нужным искать некоторые социологи. Они совершенно открыто призывают отказаться от "веры в утопию нормативно требуемой рациональности", забывая при этом, что "свято место пусто не бывает", что если не будет стремления рациональности, то на его месте возникнет стремление к иррациональности, которое не только не решит проблемы, но и окончательно ее запутает

Хочется быть оптимистом, однако возникают большие сомнения в том, что упомянутого выше тупика нам в России удастся избежать. Практика показывает, что на всех этапах общественного развития, во всех социальных ситуациях появляются влиятельные люди, незаинтересованные в объективном познании общественных процессов как в целом, так и в частностях и потому признающие либо одну (устраивающую их по соображениям практической полезности) "истину", либо требующие предоставить "равное право на существование и свободное соперничество" множеству частных "истин". От диктата одного, "единственно верного", учения мы уже избавились. Впереди, похоже, нас ждет такой "плюрализм мнений", при котором истина вполне благополучно (для заинтересованных лиц) утонет среди бесчисленного множества мистификаций. Под давлением современных фактов приходится соглашаться с утверждением, что "исследовательская традиция - это не свободно-парящая когнитивная система, но нечто, социально зависимое. Во-первых, на когнитивную систему воздействуют такие внутренние факторы, как организация самого сообщества ученых, отношения господства и подчинения внутри него, а также его отношения с остальным, внешним сообществом.