11. Учительное красноречие Киевской Руси; «Поучение» Владимира Мономаха.

«Поучение» Мономаха по Ерёмину:

Дошло до нас в единственном списке XIV века – в Лаврентьевском списке ПВЛ под 1096г. Недостает нескольких начальных строк. «Поучение» слито с письмом Владимира Мономаха князю Владимиру Святославичу. Когда было написано? Наиболее вероятно предположение, впервые высказанное Карамзиным, что Мономах написал его незадолго до смерти, в глубокой старости – в 1124 или 1125. «Сидя в санях», «в далеком пути» = готовясь к смерти.

Ряд моральных наставлений сыновьям. Морализующая тема становится ему в тягость, и он ее заканчивает. Моральные наставления перерастают в политическое завещание: как надо княжить. «Поучение» переключается в автобиографию. Письмо Владимира к двоюродному брату Олегу Святославичу, вероятно, было написано в 1096. Повод необычен. Он пишет врагу, предлагая примирение, после того как погиб в сражении с войсками Олега его любимый сын Изяслав. Сожалея о смерти сына, он готов понять и простить. Беда не в гибели еще одного князя, а в том, что распри и усобицы губят Русскую землю. Мономах предлагает Олегу мир. Трогательна просьба Мономаха прислать к нему вдову сына, чтобы разделить с ней горе.

12. «Слово о полку Игореве»: история открытия, история первого издания; проблема текста памятника.

1е печатное издание – 1800 (сохр. ок. 20 экземпляров). Там были пояснения, карта похода, название «Песнь игоревых воинов».

История открытия:

1792 – Екатерина II – указ: заново перерегистрировать и проверить имущество всех монастырей (заведовал обер-прокурор святейшего синода Мусин-Пушкин). М-П разбирался в др/рус литературе.

В Ярославле, в хранилище упразднённого монастыря (архимандрид – Иоиль Быковский) нашёлся «Гранограф» (конволют – под одной обложкой сшиты тетради разного времени) 2й половины XVI-нач.XVII, редакция 1517.

В нём были не церковные и душеполезные произведения: «Сказание об Индийском царстве», «Повесть об Акире Премудром», «Девгенеево деяние», «Слово о полку Игореве». Его назвали «Мусин-Пушкинским сборником».

М-П попросил увезти «Гранограф» в СПб, позже – в Москву. Показал Екатерине, она попросила сделать копию «Слова» для неё. М-П с единомышленниками (Малиновский, Карамзин) сделали это и стали готовить печатную версию.

Текст был прочитан не очень верно.

Проблема текста памятника:

Летописный треугольник: 1) Ипатьевская и Лаврентьевская летописи 2) Задонщина 3) Слово о полку Игореве – кто первый? Не подделка ли – СЛОПИ? (подлинность подтверждает А.Н. Зализняк – книга о языке СЛОПИ «СЛОПИ. Взгляд лингвиста») Первым усомнился Удольский (написал оскорбительное письмо с вопросами М-П).

13. «Слово о полку Игореве»: идейное содержание «Слова» на фоне исторической действительности XII; проблема датировки памятника.

14. «Слово о полку Игореве»: художественные особенности, проблема жанра.

Художественная форма «Слова о полку Игореве» тесно связана с его идейным содержанием и неотделима от него. Она народна в самом широком смысле этого выражения: она близка к народному устному творчеству, она тесно связана с живой устной русской речью и с русской действительностью.

Образная устная русская речь XII в. во многом определила собой поэтическую систему „Слова о полку Игореве“. Автор „Слова“ берет свои образы не только из фольклора, — он извлекает их из деловой речи, из лексики военной и феодальной.

Автор „Слова о полку Игореве“ поэтически развивает существующую образную систему деловой речи и существующую феодальную символику. Деловая выразительность превращается под его пером в выразительность поэтическую. Терминология получает новую эстетическую функцию. Он использует богатства русского языка для создания поэтического произведения, и это поэтическое произведение не вступает в противоречие с деловым и обыденным языком, а, наоборот, вырастает на его основе. Образы, которыми пользуется „Слово“, никогда не основываются на внешнем, поверхностном сходстве. Они не являются плодом индивидуального „изобретательства“ автора. Поэтическая система „Слова о полку Игореве“ развивает уже существующие в языке эстетические связи и не стремится к созданию совершенно новых метафор, метонимий, эпитетов, оторванных от идейного содержания всего произведения в целом.

В этом использовании уже существующих богатств языка, в умении показать их поэтический блеск и значительность и состоит народность поэтической формы „Слова“. „Слово“ неразлучимо с культурой всего русского языка, с деловою речью, с образностью лексики военной, феодальной, охотничьей, трудовой, а через нее и с русскою действительностью. Автор „Слова“ прибегает к художественной символике, которая в русском языке XII в. была тесно связана с символикой феодальных отношений, даже с этикетом феодального общества, с символикой военной, с бытом и трудовым укладом русского народа. Привычные образы получают в „Слове о полку Игореве“ новое звучание. Можно смело сказать, что „Слово“ приучало любить русскую обыденную речь, давало почувствовать красоту русского языка в целом и, вместе с тем, в своей поэтической системе вырастало на почве русской действительности.

Вот почему и поэтическая понятность „Слова“ была очень высока. Новое в ней вырастало на многовековой культурной почве и не было от нее оторвано. Поэтическая выразительность „Слова“ была тесно связана с поэтической выразительностью русского языка в целом.

Обратимся к конкретным примерам.

Целый ряд образов „Слова о полку Игореве“ связан с понятием „меч“: „Олегъ мечемъ крамолу коваше“; Святослав Киевский „бяшеть притрепалъ... харалужными мечи“ ложь половцев; Игорь и Всеволод „рано еста начала Половецкую землю мечи цвѣлити“; „половци... главы своя подклониша подъ тыи мечи харалужныи“; Изяслав Василькович „позвони своими острыми мечи о шеломы литовьскыя“, а сам был „притрепанъ литовскыми мечи“; обращаясь к Ярославичам и Всеславичам, автор „Слова“ говорит: „Вонзите свои мечи вережени“.