21. Философско-эстетические истоки творчества м. Горького. Горький и Ницше.

Многие десятилетия, искажая факты, массовая печать делала из него некую мифическую фигуру: непогрешимого оракула, управляющего литературным процессом, поучающего своих собратьев по ремеслу, предсказателя исторических событий, будто специально рожденного лишь для (*158)пропаганды революционной борьбы и диктатуры пролетариата. Сочинения Горького непростительно и грубо социологизировались. Всплеск злого раздражения и направлен теперь против этой трудолюбиво слепленной и действительно пренеприятной маски.

Среди образных понятий Горького есть одно, особенно ярко определяющее его ранние, детские впечатления,- "пестрая жизнь". Именно контрасты, странные, влекущие к разгадке, поразили маленького Алешу Пешкова. Первый из них возник, когда ребенка после смерти его отца, М. С. Пешкова, умершего от холеры, перевезли к деду В. В. Каширину. Разумная, добрая и веселая атмосфера в родном доме сменилась смутной, полной ссор, драк обстановкой в каширинском доме.

Он настойчиво учился. На первых порах ему помогали нижегородец Н. 3. Васильев, умный, начитанный студент-химик, его жена 3. В. Васильева, переводившая некоторые сочинения на русский язык. Пешков, окончивший всего два класса нижегородской школы, не без труда, но упрямо осваивал (*159)наследие древних мудрецов (Платона, Аристотеля, Спинозы), философию Канта, Гегеля, Шопенгауэра, позднейшие труды Ницше, Фрейда, одно время в начале 1890-х гг. вел "философский дневник". И бесконечно много читал классических и новых произведений, книг по истории и искусству. В Нижнем Новгороде, основном месте своего жительства, он посещал народника Н. Е. Каренина, познакомился с В. Г. Короленко.

Эту весьма напряженную интеллектуальную деятельность Пешков постоянно прерывал для своих скитаний по Руси, исходил ее среднюю полосу и южные районы. По пути становился грузчиком, рыболовом, рабочим мастерских, то вливался в поток богомольцев или безработных, ищущих себе пристанище, жил в ночлежных домах среди бродяг и воров.

Жизнь в необычайно смелых масштабах и глубоких противоречиях переживал совсем еще молодой нижегородец. В этой способности он уже проявил себя художником. Немудрено, что творчество стало смыслом, счастьем и нелегкой заботой его существования.

Его миропонимание, в основе своей ориентированное на социалистическую революцию, вместе с тем носит ярко выраженный отпечаток воззрений рационалистически-просветительского типа, с установкой на всесильный человеческий азум. на всемогущее знание. Подобные установки были восприняты Горьким еще от необычайно авторитетной для него традиции русской демократии 1860-1870 годов, а позже были закреплены - в соответствующей трансформации - его марксистской ориентацией. Рационализм Горького, впрочем, не исключал переживаемого не раз писателем конфликта «инстинкта» и «интеллекта», в чем он не однажды с горечью признавался на протяжении своего творчества, считая подобный разрыв общим свойством русской интеллигенции.

Рационализм Горького проявляется и в принципиальной некосмологичности его мировосприятия, когда всесильный человек утверждается как бы в своей независимости от космоса, от самой Вселенной, от природы в целом. Мир предстает в его воображении всего лишь «как материал», «сырье для выработки полезностей» (24, 290). здесь противостоят «человек, враг природы», и «природа, главный враг» человека, а космическое начало - нечто незначительное и отвлекающее от главного («космические катастрофы не так значительны, как социальные»). Отсюда, из подобного нарочитого отделения человека от природы, от космоса, и вырастала гипертрофия социального во взглядах Горького и, как следствие этого, его преувеличенно романтическое представление о мере человеческой изменчивости, о способности человека к развитию и переоценка идеи перевоспитания.

он неукоснительно требовал от литературы оптимистического, утверждающего пафоса и исключительно этой мерой определял ценность художественного произведения.

Рационалистически-романтический, даже утопический крен мысли обнаруживается у Горького и в особой трактовке художественного времени, не без его влияния утвердившейся в советской литературе 20-30-х годов. Из трех временных измерении действительности ценностный приоритет Горький всецело отдает не настоящему, тем более не прошедшему, а будущему. Во всех случаях «мудрости старости» он предпочитает «мудрость молодости». В духе своей эпохи, творившей культ нового, грядущего «завтра», Горький снижал значимость прошлого, традиций, корней в жизни страны, как и отдельного человека. Он говорил о «ненависти к прошлому», о том. что «наш самый безжалостный враг - наше прошлое, что русский народ - «нация без традиций».

Подобные убеждения писателя питали его мировоззренческое (не только биографическое - по условиям воспитания, городского детства и кругу привязанностей), отталкивание от русского крестьянства, стойкий его скептицизм в отношении к мужику, к деревне, «а это в свою очередь многое определяло в его понимании социально-политической ситуации в стране в 20-30-е годы. годы укрепляющегося тоталитаризма.

Формирование личности центрального героя - это в значительной степени история идей, которые тянут его «во все стороны». Это и проповедь толстовской любви, и ницшеанские идеи о вреде жалости, и марксово учение о борьбе классовых интересов, и размышление о попытке примирить Ницше с Марксом». Фигура казанского студента-филолога, предпринимающего попытку подобного примирения, в воспоминании рассказчика встает в ряду «великомучеников разума», память о которых для него «священна». Среди вопросов, волнующих Алешу Пешкова, неизбежно возникает и такой, ницшеанский: «Предо мною стеной встал вопрос: как же? Если жизнь - непрерывная борьба за счастье на земле, - милосердие и любовь должны только мешать успеху борьбы?» («Мои университеты») И Горький показывает встречи с людьми, которые не из книг, а из самой жизни выносили идеи, сходные с ницшеанскими. Такова встреча с Никифорычем, казанским городовым. Вот его запавшие в душу героя речи: «Жалости много в евангелии, а жалость - вещь вредная... Помогать надо людям крепким, здоровым. - слабого разве сделаешь сильным?..

В поисках архимедова рычага - революционной идеи, переворачивающей и обновляющей мир, нравственное измерение такой идеи со временем переносится у Горького из одной плоскости: добро - зло, любовь - жестокость - в другую: бескорыстие - корысть. Дух бескорыстия вместе с правдой разума становится главным признаком свободной личности в представлении Пешкова, как и самого Горького этого времени. Этот критерий во многом определяет индивидуальные и социальные симпатии и антипатии героя. Так, главной надеждой героя становится «конспиративная», революционно мыслящая интеллигенция - воплощенное бескорыстие в изображении Горького этого периода (1917-1922). а основным опасением - «корысть» крестьянства, показанного в деревенских картинах повести.

Сам Горький указывал, что на его отношение к жизни более других влияли три писателя Помяловский, Глеб Успенский и Лесков. Рассматривая позднее истоки своего творчества, он писал: «Возможно, что Помяловский «влиял» на меня сильнее Лескова и Успенского. Он первый решительно встал против старой, дворянской литературной церкви, первый решительно указал литератором на необходимость - «изучать всех участников жизни - нищих, пожарных, лавочников, бродяг и прочих

Первый результат этих влияний сказался не в воссоздании жизни, а в практическом изучении ее многообразия. Еще не помышляя о создании художественных картин, Горький уже стремился к познанию действительности в ее различных проявлениях, к изучению психологии и характеров людей, принадлежащих к различным классам и сословиям русского общества, а также стоящих вне его этических и правовых норм.

Горькому, познавшему на собственном опыте жизнь городских «низов», был очень близок Помяловский, изображавший эти «низы» с беспощадной правдой, заостривший внимание на их общественной инертности. В более позднее время Помяловский привлекал Горького изображением процесса омещанивания разночинной интеллигенции и выделения и недр русского общества «лишних людей».

Книги Глеба Успенского помогали понять процесс обнищания деревни, увидеть, как ломался в ней веками сложившийся быт, как из нее изливался широкий поток пролетаризирующейся и деклассированной народной массы. Произведения Лескова укрепили его критическое отношение к народнической литературе. Горький был заинтересован в том, чтобы воплотить в живых народных фигурах качества, создаваемые коллективным жизненным опытом и словотворчеством народа. Писатель справедливо считал, что основным источником образной меткости, точности, сжатости, афористичности русского языка является УНТ: народные песни, сказки, легенды, пословицы, поговорки. А поэтому он полагал правомерным воплощать в народных характерах все то лучшее, что создавалось в процессе духовного творчества народа.

Критически и творчески относясь к традициям, Горький использовал также опыт мировой классики, в которой ему особенно близкими были образы героических борцов за свободу, беспокойных, мятежных, протестантов. В этом плане знаменателен повышенный интерес Горького к Пушкину, Лермонтову, Байрону, Шиллеру

самое важное впечатление: это очень гордые и очень одинокие люди. «несчастные». оба они презирали жалость и считали ее оскорбительной для человека с его высокой миссией. Сам Ницше считал, что у его рода славянские корни, восходящие к польским дворянам Ницким. В незнакомом обществе его часто принимали за славянина. В отличие от многих великих немецких мыслителей, относившихся к России с нескрываемым недоброжелательством, Ницше был своеобразным «русофилом». Он высоко ценил поэзию Пушкина и даже написал романс на одно из его стихотворений. Он обожал Гоголя и был потрясен открытием Достоевского. Ницше не читал Горького.

Все же один общий момент в их биографиях был. Оба рано лишились своих отцов, оба в возрасте 4 лет. Оба нежно любили своих отцов, но по смутным воспоминаниям и рассказам родственников. Для каждого смерть отца стала тяжелейшей душевной травмой, несомненно наложившей печать на всё их мировоззрение. В их мрачном свете вся жизнь представала как «ничто», как «сон пустой». И только невероятным усилием внутренней духовной воли можно было попытаться сделать этот сон «золотым».

Ницше сказал: «Жизнь стоит того, чтобы ее прожить, говорит Искусство...»

Так и для Алеши Пешкова чтение стало своего рода выходом из безнадежной жизненной ситуации, из ощущения бессмысленности окружающей жизни. Но книги же чуть не довели его до сумасшествия. В отличие от Ницше, он спасся от безумия, второй раз уйдя «в люди».

существует и другая вечная проблема: Горький и Ницше. Вопрос о том, был или не был Горький ницшеанцем, обсуждается уже целое столетие. Проблема появилась одновременно с босяками Горького, его анархическими героями-«индивидуалистами», и целое поколение, выступившее на рубеже веков, воспринимало писателя именно в этом ключе. «В то время, — вспоминает В. Жаботинский, — мы знали Горького только по его коротким рассказам, казавшимся отголоском учения Ницше, которое облекалось в русское одеяние. Он прославлял людей воли и действия, казнил презрением рабов “рефлексии”, выхолащивавших и глушивших всякое смелое начинание».

Однако по мере того как в советской стране канонизировался образ Горького, русский писатель неуклонно и неизбежно становился идейным антиподом Ницше, так что даже мысль о сближении обоих имен воспринималась порой как нечто кощунственное. Советское литературоведение упорно билось за чистоту образа пролетарского писателя. «Либерально-буржуазные литературоведы (например, С. А. Венгеров) уверяли, что Горький — ницшеанец, стремясь уподобить его буржуазным писателям, объявить его художником декадентского лагеря», — писал один из советских горьковедов. Впрочем, некоторые из ученых специалистов даже тогда признавали, по меньшей мере, правомерность проблемы. Да и как было не признать — проблему-то «освятил» сам Горький, вполне соглашавшийся по поводу своих босяков, что «снабдил их <...> кое-чем от философии Ницше».

Как естественная реакция на скупое и одностороннее в целом освещение темы «Горький и Ницше» в бывшем Советском Союзе воспринимается серия западных исследований о ницшеанстве Горького, предпринятых в 1960—1970-е годы и демонстрирующих то, что, по сути, и так очевидно: в «бунтующих» персонажах молодого Горького, как и в более поздних его произведениях (вплоть до поэмы «Человек», 1904, и «Исповеди», 1908) проявляется неоромантический ницшеанский [123] пафос. Вывод: сближение имен германского философа и русского писателя, безусловно, оправдано с историко-литературной точки зрения. Об этом заявляли в последнее десятилетие и отечественные исследователи. «Перед нами не “легенда”, созданная критиками, а очень серьезная проблема, от которой до самого последнего времени принято было открещиваться», — подчеркивала, например, в одной из своих работ М.Г.Петрова.

В связи с неутихающим и поныне интересом к этой проблеме можно сказать, что любой, даже малозначительный, на первый взгляд, документ, проясняющий отношение Горького к Ницше, имеет историко-культурную ценность.

Из сохранившихся материалов видно, что во время совместного обеда Кеслер и Горький (когда Горький ставил пьесу в Германии), говорили о Ницше. Трудно усомниться в том, что оба сошлись в своем восхищении и, можно сказать, преклонении перед его памятью. Ясно также, что Кеслер рассказал Горькому об «Архиве Ницше», о «Новом Веймаре» и вызвался быть посредником между русским писателем и сестрой философа. Следствием этих переговоров явилось официальное приглашение, которое Э. Фёрстёр-Ницше направила Горькому 12 марта. Письмо это сохранилось в Архиве М.Горького68. Текст его приводится ниже по черновику, оставшемуся в бумагах Э. Фёрстер-Ницше:

Э. Фёрстер-Ницше получает ответ М. Горького: Не может быть на свете мыслящего человека — или он не художник, — если он не умеет любить и чтить Вашего брата. Я был бы чрезвычайно рад, милостивая государыня, посетить Ваш дом, но это для меня никак невозможно, поскольку я должен отправиться в Америку. я же — целую дорогую для меня руку сестры Ницше. 7 марта 1906 года»

Отказ Горького был, конечно, вынужденным: нельзя усомниться в его искреннем желании посетить Веймар и «Архив Ницше». Позднее, в своей «второй эмиграции», Горький несколько лет (1921—1923) жил в Германии, однако в Веймаре, ему так и не удалось побывать.

"После начала Отечественной войны ( 1812 ) проходит около 65 лет - немецкий писатель Фридрих Ницше публикует серию статей под общим названием "Несвоевременные мысли" ( 1876-78 годы ) . Значительную часть своей жизни Ницше прожил за границей , курсируя между Италией и Швейцарией . Последние годы своей жизни он был заперт в сумасшедшем доме .

После начала Крымской войны ( 1853 ) проходит около 65 лет - русский писатель Максим Горький публикует серию своих статей под общим названием "Несвоевременные мысли" ( 1917-19 годы ) . Значительную часть жизни Горький был вынужден жить за границей, курсируя между Германией и Италией . Последние годы жизни Горький провёл в СССР , фактически , в подневольном состоянии .

историкам литературы прекрасно известны многочисленные параллели между Ницше и Горьким , начиная от поразительного внешнего сходства и заканчивая почти дословными совпадениями текстов .

Буревестник носится, будто демон - «гордый, черный демон бури». Все птицы попрятались. Чайки «готовые на дно спрятать ужас свой», гагар пугает гром ударов, бессмысленный пингвин свое жирное тело «прикладывает в скалах». Им «неприступная утеха битвы». Что-то подобное я видела в одном из отрывков Ницше. Читаю: «Лучше жить в ледниках, чем среди благочестия и других южных ветров.

…Мы желали молний и подвигов, мы не понимали счастья немощных - покорность. В воздухе запахло грозой… Формула нашего счастья: Да, Нет, прямая линия, цель…»

Нет ничего необычного и в том, что устами босяков Горького говорит самая новая полоса европейской и русской культуры. Философия этих босяков - своеобразнейшая амальгама жесткого ницшеанского поклонения силе с тем безграничным, всепроникающим альтруизмом, который составляет основу русского демократизма. Из ницшеанства тут взята только твердость воли, из русского народолюбия - вся сила стремления к идеалу. В результате получилось свежее, бодрое настроение, манящее к тому, чтобы сбросить ту апатию, которой характеризуется унылая полоса 80-х годов.

Серьезным подходом к проблеме отличается работа Л.Колобаевой "Горький и Ницше", где заявлено: "Переклички Горького с Ницше и влияние последнего на писателя... не миф, а реальность. Горький вовлекал в круг своих размышлений о российской жизни этическую проблематику Ницше, использовал, по-своему переосмысляя, некоторые его философские лейтмотивы и символы для реализации собственных творческих импульсов" (14; 165). Далее этот тезис раскрывается на конкретном материале творчества Горького.

С Л.Колобаевой полемизирует Р.Певцова, считающая положение о ницшеанстве Горького преувеличенным. Она подчеркивает известную самостоятельность Горького, его неподатливость и силу сопротивления каким бы то ни было идейно-философским влияниям. Имея в виду отношение молодого Горького к Ницше, Певцова настаивает, что в этом плане можно говорить лишь о том, "в чем они расходились и объективно до определенного предела сходились, будучи мировоззренчески не только независимы, но и противоположны в главном; можно говорить лишь о критически-самостоятельном отношении Горького к философии Ницше и об использовании молодым писателем некоторых переосмысленных им ситуаций, отдельных реминисценций и афоризмов из сочинений базельского философа". Следует отметить, что в статье Р.Певцовой представлен ценный фактический материал, высвечивающий историю приобщения Горького к идеям Ницше...

22. Жанровые особенности исторического романа Д. Мережковского «Антихрист. Петр и Алексей».

23. Основные творческие принципы И. Бунина. Форма повествования, жанры, роль «памяти» в его произведениях. Бунин и модернизм.