14.4. Философская борьба вокруг теории относительности

Макс Лауэ: “В сущности, сделать на основе эксперимента выбор между расширенной теорией Лоренца и ТО вообще невозможно, и, если несмотря на то, первая теория все же оттеснена на второй план, то это объясняется главным образом, тем, что в ней не содержится, как ни близка она к теории относительности, более простого обобщающего принципа, который придает теории относительности нечто импозантное”. Рискнем предположить, что шарм, о котором пишет Лауэ заключался прежде всего в эвристической привлекательности цельного физико-философского взгляда Эйнштейна, который не случайно в свое время работал экспертом в бернском патентном бюро (Швейцария).

Цельный взгляд на естественнонаучные и технические проблемы, как правило, не возникает, исходя из одной лишь математики. И, если бритва Оккама отсечет все остальное, кроме математики, что подчас так соблазнительно, мы рискуем, что на бритом месте может не вырасти ничего нового, кроме прежней щетины.

ТО была с воодушевлением принята философами и учеными позитивистской ориентации и вначале самим Махом, который впоследствии отказался от поддержки ТО. Эйнштейн писал: “В противоположность психологии, физика непосредственно рассматривает только ощущения, чувственные восприятия, пытаясь “понять” связи между ними”. Это чистый махизм.

Но, с другой стороны, в 1931 г. Эйнштейн отмечал: “Вера в существование внешнего мира, не зависимого от воспринимающего субъекта, лежит в основе всего естествознания”. Эти слова часто признают за материализм, не обращая внимание на слово “вера”.

В полемике с Бором о полноте квантовой механики Эйнштейн писал: “При анализе физической реальности физической теории необходимо учитывать различие между объективной реальностью, которая не зависит ни от какой теории, и теми физическими понятиями, с которыми оперирует теория”. Таким образом, Эйнштейн признавал объективную реальность, чего не делали позитивисты. Отсюда противоречивость философских взглядов Эйнштейна.

Но недостаток ли это? Ведь философия сама опирается на новейшие успехи естествознания. Может быть потому, что внутренняя физическая цельность, правда труднодоступная, значит не меньше, чем цельность философская, недаром же Бор говорил о пользе “сумасшедших” идей !

Были, разумеется, и ученые, приветствовавшие теорию относительности на ее ранних этапах. Так, М.Планк писал: “Если теория Эйнштейна будет доказана, в чем я не сомневаюсь, то он будет рассматриваться как Коперник 20 века”. Согласно П.Ланжевену, язык ТО “подтверждает существование новой и более высокой реальности”. Н.А. Умов писал: “Итак, миры природы суть миры относительностей, находящихся в такой взаимной гармонии, что из них мы черпаем представления об абсолютных законах природы”.

В 1942 г., буквально накануне начала работ над атомной бомбой на сессии Академии наук СССР философ академик М.Б.Митин сказал: “Теория относительности не отрицает также и абсолютности времени и пространства, материи и движения в смысле их объективного, независимого от человеческого сознания существования.” Хотя, как мы видели, в ТО и не идет речь об абсолютности движения или материи, налицо положительная в устах сторонника диалектического материализма оценка ТО.

Теория относительности к тому времени уже была признана миром и ее непризнание в СССР по идеологическим причинам обрекло бы отечественную физику на аръегардную роль в мировом научно-техническом прогрессе, как это случилось через несколько лет с биологией. Правда, и потом, после войны официальная идеология еще возвратится к философским проблемам физики в рамках борьбы с идеализмом и космополитизмом.