11. Интертекстуальность и гипертекст

Термин «интертекстуальность» появился относительно недавно, хотя концепции, так или иначе связанные с этим феноменом, существовали и ранее. Впервые данный неологизм был предложен Юлией Кристевой в статье о творчестве М. Бахтина «Слово, диалог и роман» в 1966 г. [см. 20]. Изначально понятие интертекстуальности складывалась в рамках исследований литературы при анализе связей между текстами. Но затем оно стало одним из важнейших литературно-критических и философских понятий, из-за чего границы его употребления предельно расширились: процессы и закономерности, рассматривавшиеся ранее только в рамках текста/литературы, стали экстраполироваться на различные сферы жизнедеятельности людей и на реальность в целом. Определение интертекстуальности во многом зависит от приоритетов и предпочтений самого теоретика, но базовый постулат остается неизменен – текст взаимодействует с другими текстами, что отражается в его содержании и форме.

Интертекстуальность можно определить как общее свойство текстов, выражающееся в наличии между ними определенных связей и системы ссылок друг на друга, а также как процесс текстовой динамики (приращения и взаимовлияния текстов). Интертекст (как конечный продукт интертекстуального процесса) – основной вид и способ построения текста в дискурсе постмодернизма, состоящий в том, что текст строится из отсылок и реминисценций к другим текстам, воспринимаясь как «пространство схождения всевозможных цитаций» (Н. Пьеге-Гро). Для понимания феномена интертекстуальности важно и понятие гипертекста, которое было определено Т. Нельсоном и Д. Эндельгардтом в 1967 г. Под гипертекстом понимается текст, между фрагментами которого существует определенная система выявленных связей и ссылок на другие тексты, что задает варианты прочтения текста в разных регистрах и разной последовательности частей.

Принципы организации интертекста и гипертекста принципиально отличаются и вполне оправданным будет утверждение, что гипертекст является структурой с ядром, вокруг которого она строится, а интертекст – хаосом децентрализованных связей и свободных ассоциаций. Кроме того, различаются и сферы употребления понятий: гипертекст является частным случаем интертекста, характерным, прежде всего, для интернета. В целом теории интертекстуальности и гипертекста идеально вписались в ситуацию постмодернистской философии и культуры, т.к. многократно постулируют и подтверждают «смерть автора», а также «смерть читателя» и индивидуального текста. Благодаря интертекстуальности были фактически сняты такие субъект–объектные оппозиции, как «автор–читатель», «создатель–потребитель», «свой–чужой».

Интертекстуальность можно описывать и изучать, отталкиваясь от авторской или читательской позиции. Ю. Кристева выделяла две оси взаимосвязей в текстах – вертикальную, объединяющую различные тексты друг с другом и горизонтальную, связывающую автора и читателя. С точки зрения читателя, процесс выявления интертекстуальности включает в себя игровой момент, хотя главной его задачей является расширение границ понимания текста, придание ему многомерности за счет внесения дополнительных смыслов и их оттенков. Но для этого читатель должен обладать определенной «интертекстуальной компетенцией» – некоторым багажом знаний и опыта, чтобы быть в состоянии не только вычленить цитату или аллюзию из текста, но и идентифицировать текст, его источник и авторство.

В связи с этим различные исследователи выдвигают определенные требования к читателю и выводят формулу «идеального читателя»: «аристократический читатель» Барта, «образцовый читатель» Эко, «архичитатель» Риффатера, «воображаемый читатель» Вулфа. Читатель в теории интертекстуальности – активный субъект, который призван распознавать и интерпретировать интертекстуальные ссылки. Текст задает читателю роль, которую тот должен исполнять: он может быть интерпретатором и, дешифруя интертекст, истолковывать смысл или же стать «соучастником» автора в текстовой игре, получая удовольствие от пародии, аллюзии, стилизации. В своих работах Р. Барт указывал на то, что интертекстуальная множественность «фокусируется в определенной точке, которой является не автор, как утверждали до сих пор, а читатель. Читатель – это то пространство, где запечатлеваются все до единой цитаты, из которых слагается письмо; текст обретает единство не в происхождении своем, а в предназначении. Читатель – (…) некто, сводящий воедино все те штрихи, что образуют текст» [2, с. 390].

С авторской позиции интертекстуальность – это не только способ установления контакта с читателем, но и возможность порождения условно-индивидуального текста путем его построения и встраивания в сложную систему взаимосвязей с текстами других авторов. Отношения между создаваемым текстом и остальным смысловым пространством могут выстраиваться в виде идентификации (отсылка к предшествующим текстам), противопоставления (сравнение с ними), маскировки (через парафраз первоисточника).

Ю. Кристева в своих трудах разводит понятия интертекстуальности и интертекста, несколько трансформируя их. Интертекстуальность трактуется ею предельно широко, как «пермутация текстов», происходящая внутри одного какого-либо текста. Но тексты не только взаимодействуют между собой (как коды и структуры), но и нейтрализуют друг друга. Интертекстуальность есть «транспозиция одной или нескольких знаковых систем в другую систему», процесс текстовой динамики, постоянного взаимовключения и исключения, разрушения, диффузии кодов и фрагментов [см. 20]. При такой трактовке опознание гипотекстовых элементов в интертексте становится в принципе невозможным, поскольку понимание сиюминутно и зависит от каждого конкретного акта прочтения. Интертекстуальность и интертекст у Кристевой можно трактовать как бинарную оппозицию (подобно тексту и произведению у Барта): интертекстуальность есть процесс и динамика, а интертекст – нечто завершенное, с насколько это возможно «стабильным» смыслом. Следуя за Ж. Деррида в трактовке мира как текстового пространства, Кристева указывает на возможность слияния и растворения индивидуальных субъективностей в мировом текстовом поле культуры. Из этого следует, что любой автор превращается в «пустое пространство» проекции интертекстуальной игры.

Французский семиолог Ж. Женетт попытался конкретизировать понятие интертекстуальности как один из возможных типов взаимосвязей, возникающих между текстами. Наиболее общим понятием его теории, раскрытым в трудах «Палимпсесты» и «Введение в архитекст», является транстекстуальность – «все, что включает [данный текст] в явные или неявные отношения с другими текстами», присоединяя таким образом к литературному полю [цит. по 40, с. 54]. Женетт выводит следующие типы межтекстовых отношений, которые не являются замкнутыми, поскольку остаются взаимопроницаемы:

• архитекстуальность – связь текста с системой жанров, к которой он принадлежит, а также отношение с другими текстами того же жанра;

• паратекстуальность – отношения между основным корпусом текста и его частями: заглавием, эпиграфом, вступлением, послесловием, иллюстрациями;

• метатекстуальность – отсылка к исходному «пратексту», которая, как правило, предполагает некоторые комментарии, но может не указывать на первоисточник;

• гипертекстуальность – отношения одного текста к другому на основании характера связи (трансформация/имитация первичного текста) и модальности (серьезной, сатирической, игровой);

• интертекстуальность – соприсутствие в одном тексте нескольких других текстов – в качестве цитат, аллюзий, плагиата и пр.

Согласно Женетту, «интертекстуальность чаще всего предполагает непосредственное присутствие одного текста в другом тексте. В наиболее эксплицитной и буквальной форме это традиционная практика цитирования (отмеченная кавычками, с точным указанием или без указания источника); в менее явной и менее канонической форме это плагиат, то есть пусть и неявное, однако дословное заимствование; в еще менее эксплицитной и менее буквальной форме это аллюзия: чтобы полностью и до конца понять смысл аллюзивного высказывания, следует уяснить его отношение с другим высказыванием, к которым с необходимостью отсылает та или иная его модификация; в противном случае высказывание считается неприемлемым» [цит. по 40, с. 55].

В понимании американского литературоведа М. Риффатера интертекстуальность есть восприятие читателем отношений между данным произведением и другими (предшествующими или последующими), которые и образуют интертекст первого произведения. Исследователь рассматривает интертекстуальные связи, отталкиваясь от позиции читателя/реципиента и предлагая выделять интертекстуальность необходимую, которую читатель не может не замечать, и факультативную (может быть проигнорирована или незамечена читателем).

Сводя интертекстуальность к процессу чтения, Риффатер ставит проблему о принуждающей роли текста и чтения, проявляющейся в том, что читатель должен искать интертекст – в противном случае смысл текста ему не откроется. Впрочем, исследователь говорит о возможной «аграмматичности», по наличию которой интертекст в тексте можно опознать. Это некоторая неоднородность текста, ощущаемая как несовместимость с контекстом и нарушение нормы. Риффатер объясняет, что это может быть любой «текстовый факт», который вызывает у читателя ощущение нарушения нормы или правила, даже если его наличие недоказуемо. Подобного рода «аграмматичность» является одним из признаков интертекста и побуждает читателя заняться его поиском [см. 40].

Интертекст исторически эволюционирует: некоторые тексты, коды, аллюзии со временем становятся нечитаемыми или утрачивают свой первоначальный смысл. Ключевую роль в восприятии текста начинает играть чтение как процесс интерпретации. В 1972 г. М. Риффатер, исходя из модели семиотического треугольника Г. Фреге, предложил свою схему, где в основании фигуры лежат понятия текста (Т) и интертекста (Т'), а в качестве вершины выступает интерпретанта (И) [см. 40]. Именно благодаря интерпретанте происходит диффузия, обмен смыслами между текстами и именно благодаря ей текст, даже подвергаясь смысловым сдвигам, остается читаемым в любую эпоху. В то же время, если краеугольным камнем в процессе познания текста является акт чтения, появляется проблема излишней субъективации содержания. Читатель в силу своего опыта может не замечать существующих отсылок или (в случае другой крайности) излишне расширять границы текста, принимая за необходимый интертекст то, что им не является.