10. Становление и развитие теории мо.

Развитие ТМО как относительно самостоятельной дисциплины принято вести с 1919 г., когда была образована первая кафедра, призванная вести научные исследования и подготовку студентов в области международных отношений. Эта кафедра, которую возглавил В. Вильсон, появилась именно в Британии (в университете г. Эбересвиц). После окончания Первой мировой войны, показавшей, что не существует таких зверств и жестокостей, на которые не был бы способен человек — этот «венец природы», — усилия интеллектуального (как и политического) сообщества сосредоточились на поисках путей, ведущих к устранению причин кровопролитных конфликтов и к прочному миру между народами. Основами деятельности новой кафедры и международных исследований в целом стали христианские традиции, гуманистические учения XVIII в., настаивавшие на общности высших индивидуальных и общественных интересов, а также британская либеральная мысль XIX в. с ее идеей достижения мирового единства через торговлю и управления миром посредством просвещенного общественного мнения.

Английская ТМО развивалась необычайно интенсивно, ее отличало острое внимание к эволюции мировой политики. Уже к 1930-м годам, когда либеральная традиция и «вильсонизм» все еще доминировали в подавляющем большинстве учебных курсов США, куда довольно быстро переместился центр международно-политической мысли, британские исследователи пришли к выводу о ее односторонности. В 1939 г. увидела свет книга Э. Карра «Двадцатилетний кризис: 1919—1939»144. Эта книга справедливо рассматривается как одна из первых попыток научного подхода к трактовке международной политики, основанного на реалис-тских традициях. Карр критикует здесь издержки либерального идеализма, именуя его «утопическим» в своей основе и осуждая за почти исключительно нормативный характер. Он подчеркивает решающую роль силы и выдвигает мысль о том, что главная проблема теории и практики международной политики состоит в обеспечении мирной трансформации соотношения сил. Карр во многом выступает как сторонник политического реализма и в соответствии с традициями реализма, идущими еще от Фукидида, настаивает на приоритете властных взаимодействий в международных отношениях, на роли силового равновесия в обеспечении их стабильности, исходя из того, что всеобщие нравственные нормы неприложимы к международной политике, а международная мораль может быть только относительной: «Этику следует интерпретировать в терминах политики, и поиск этической нормы вне политики обречен на неудачу»145. Наконец, он склонен считать государство основным действующим лицом международных отношений и не придает особого значения другим акторам, за исключением межправительственных организаций.

В то же время Карр показывает, что возникновение международно-политической науки стало ответом на потребность контроля за внешней политикой государств со стороны населения, заинтересованного в ее прозрачности, знании истоков, целей и направлений любых конкретных действий правительств в области международных отношений. Речь идет не только о контроле со стороны представительных органов, но и о «требовании масс» сделать более доступным содержание этой «таинственной» области, как с повышением компетентности дипломатов и представительных органов, так и с организацией изучения международных дел «непрофессионалами». Тем самым Карр прямо связывает становление и развитие международно-политической науки с демократизацией общества.

Однако принципиально важным для нас в свете основной проблематики книги является то, что оказало в дальнейшем влияние на формирование так называемой английской (или британской) школы — этого «бренда» современных международных исследований в Британии, ведущего свое начало с работ М. Уайта и X. Булла. Дело в том, что работу Э. Карра отличает явное стремление подняться над крайностями не только «утопизма», но и реалистского подхода к международным отношениям. Он показывает несостоятельность противопоставления теории и практики, противоборства «интеллектуалов и бюрократов» (точнее, прагматиков), левых и правых в подходе к международным отношениям и, что еще важнее, стремится найти компромисс между ними, обосновать его возможность и необходимость в выработке и проведении эффективной и вместе с тем нравственной международной политики. Основное кредо книги можно сформулировать словами самого автора: «в основе любого здорового человеческого действия... должен быть баланс утопии и реальности, свободной воли и детерминизма». Эту трудную задачу автору не всегда удается решить. Конечно, последнее не свидетельствует о его теоретической слабости и тем более о необходимости прекратить подобные усилия в сфере теории и практики международных отношений. Напротив, необычайная сложность этих вопросов означает, что нужно мобилизовать для их решения все интеллектуальные и политические ресурсы. Здесь нет простых решений, и очень часто именно соблазн таких решений приводит к тяжелым и даже драматическим последствиям.