60 См.: Slavica Higrosolymitana.1981 ¦5-6. Р.151-244. О русской метапрозе см также:

Shepherd, David. Beyond Metatiction: Self-Consciousness in Soviet Literature. Oxford: Clarendon Press, 1992. Автор этой книги относит к разряду метапрозаических романов "Вора" Л.Пеонова, "Братьев" К.Федина , "Скандалиста, или Вечера на Васильевском острове"В.Каверина . "Журавлиную родину" М.Пришвина. Полагаю, этот ряд может быть продолжен литературоведческой прозой В.Шкловского, многими текстами Д.Хармса, а также книгами Абрама Терца "Прогулки с Пушкиным" и "В тени Гоголя" ,"мовистическими" романами В.Катаева 60-х - 70-х годов, в особенности такими, как "Святой колодец" и "Алмазный мой венец".

61 Сегал д.М. Литература как охранная грамота. Р.151.

-45 -

"литературный нарциссизм", поскольку это "проза о прозе, то есть проза, которая включает в себя комментарий по поводу собственной повествовательной и/или лингвистической идентичности."62 Патриция Во относит к метапрозе произведения, в которых "сознательно и систематически подвергается рефлексии их собственный статус как артефактов, с чем в свою очередь связано особое внимание к вопросам отношений между вымыслом литературы (fiction) и реальностью."63 Авторы других работ о метапрозе выделяют такие ее черты, как "исследование возможностей и невозможностей литературы как таковой" (Р.Сколз), осмысление "фундаментальных принципов коммуникации через прямую само-рефлексию повествователя в процессе повествования" (И.Кристенсен), мимезис "творчества, изображающего себя творящим" (Р.Имхоф).

В целом, обобщая различные подходы к поэтике метапрозы, можно наметить такие ее устойчивые признаки:

-тематизация процесса творчества через мотивы сочинительства, жизнестроительства, литературного быта и т.д.; "высокая степень репрезентативности "вненаходимого" автора-творца, находящего своего текстового двойника в образе персонажа-писателя, нередко выступающего как автор именно того произведения, которое мы сейчас читаем;

-зеркальность повествования, позволяющая постоянно соотносить героя-писателя и автора-творца, "текст в тексте" и "рамочный текст". Кроме того, эти взаимные соотношения довольно часто сопровождаются прямыми или косвенными комментариями, трактующими взаимопроникновение текстовой и внетекстовой реальностей;

-"обнажение приема", переносящее акцент с целостного образа мира, создаваемого текстом, на сам процесс конструирования и реконструирования этого еще не завершенного образа. Как следствие этого качества может быть'рассмотрена специфическая активизация читателя, поставленного в положение со-участника творческой игры

__________________

62 Huteheon, Linda. Narcissitic Narrative: Metafictional Paradox. Ontario: Willford UP, 1981. P.1.

63 Waugh, Patricia. Metafiction: The Theory and Practice of Setf-Conscious Fiction. London and NY: Methuen, 1984. P.2.

-46-

(отсюда исключительная роль пародий, самопародий, разного рода загадок, ребусов, анаграмм и т.п.)

- пространственно-временная свобода, возникающая в результате ослабления миметических мотивировок в свою очередь связана с усилением "творческого хронотопа" (Бахтин), который приобретает положение, равноправное по отношению к окружающим его "реальным" хронотопам.

"Метапрозаичность", как полагают Л.Хатчин и П.Во, имплицитно присуща роману как жанру. Д.М.Сегал связывает с метапрозой одну из важнейших функций художественного текста. По его мнению, всякий художественный текст обладает, во-первых, функцией "моделирования действительности", во-вторых, функцией "программирования действительности" и, в-третьих, функцией "моделирования моделирования", устанавливающей конвенцию между автором и читателем, задающей правила игры в литературу. Можно спорить о том, являются ли эти функции самостоятельными или представляют собой разные стороны реализации миромоделирующей функции литературы; но, безусловно, залуживает внимания мысль исследователя о том, что доминирование первых двух функций порождает, соответственно, миметический и проповеднический модус литературы, в то время как доминирование третьей функции (разумеется, не отменяющее первых двух совершенно) становится эстетической основой метапрозы. Естественно, ¦моделирование моделирования¦, как правило, выходит на первый план в периоды ломки семиотики культуры, когда одна эстетическая система смещает другую.64

Эпоха модернизма, отвечая этим параметрам, вместе с тем порождает небывалое взаимное притяжение между парадигматикой модернистского дискурса и поэтикой метапрозаического повествования. Метапроза в XX веке приобретает значение формы, наиболее точно подходящей для воплощения существенных элементов "кода модернизма". Д.Шеперд справедливо отмечает связь между метапрозаической поэтикой и модернистской концепцией автономии искусства, нацеленного на познание собственной аутентичности, "апеллирующего

_______________________