102 Долинин, Александр. ¦Цветная спираль Набокова¦ // Набоков в. Рассказы. Приглашение на казнь: Роман. Эссе. Интервью, рецензии. С.454, 456.

-85-

кто оказывается главным героем романа; процесс письма - вот что составляет романный сюжет.

Но парадокс в том, что автор, окончательно обнажая иллюзорную природу своего творения и твердо понимая неизбывность поражения героя перед хаосом, тем не менее одерживает настоящую победу, победу над смертью. Набоков пишет: ¦Я понимал, что бессмертие, дарованное мной бедолаге, было лишь скользким софизмом, игрой в слова. И все же, самый последний бег в его <Круга> жизни был полон счастья, и ему были предъявлены доказательства того, что смерть - это всего лишь вопрос стиля¦ (4в5).

Смерть - вопрос стиля: что это значит?

На этот счет существуют различные интерпретации. Так, Джулия Бадер считает, что таким путем ¦смерть очищена от сопровождающего ее ужаса и представлена как проблема литературной репрезентации <...> Утешительная сила языка, литературы, сплетения аллюзий образует контрастное измерение по отношению к кошмару и насилию режима Падука¦.103 Напротив, Дейвид Уолкер полагает, что ¦действия повествователя авторитарны и носят такой же абсолютистский характер, как и режим, с которым сражался Круг <...> И хотя мы чувствуем облегчение от спасения Круга, мы также чувствуем себя обманутыми. Попытка повествователя разрешить сложнейшие проблемы путем отмены самих проблем и утверждением искусственности персонажей, родившихся в "хаосе исписанных и переписанных страниц", оказывается упрощающей и в конечном счете неэффективной <...> Повествователь сам признает, что бессмертие, подаренное им Кругу, есть всего лишь ¦скользкий софизм, игра в слова¦; фактически его попытка предложить эстетическое решение для реальности жизни Круга вполне неудовлетворительно, и предполагает определенный скептицизм - со стороны Набокова - по поводу власти искусства и его способности давать ответы, годные для неопровержимой реальности боли¦.104

Таковы крайние, хотя и не исключающие друг друга, интерпретации этой проблемы. Однако если рассмотреть концовку ¦Незаконнорожденных¦ на фоне стилевой семантики русской метапрозы, кажется,

___________

103 Vladimir Nabokov. Modem Critical Views. Ed. And with an introduction by Harold Bloom. New York, New Haven, Philadelphia: Chelesea House Publ., 1987. P.278. 104 Ibidem. P.278, 281.

-86-

можно выработать еще один, в определенной степени компромиссный, подход. Формула: смерть как вопрос стиля - вполне подходит к тем метапрозаическим произведениям, которые анализировались в предыдущей части главы и в которых осмыслялись сами онтологические границы творчества. В сущности, той же проблемой занят и Набоков. Но если в ¦Даре¦ преодоление смерти было вопросом творческого мироотношения вообще, то в ¦Незаконнорожденных¦, убедившись в беззащитности творца перед мощью тоталитарного хаоса, Набоков как бы вводит ограничение: одоление смерти (и соответственно хаоса) возможно лишь в стиле, то есть лишь во времени и пространстве письма. Причем само это преодоление достаточно проблематично. Ведь в концовке романа просто сведены в одну точку, поставлены лицом друг к другу наивысшее воплощение хаоса (безумие и гибель Круга - гибель, несмотря не отсутствие завершающих деталей, абсолютно очевидная и внятная) - и максимально выраженная власть творца, ¦антропоморфного божества¦. И само явление этого ¦божества¦, во-первых, как бы обрывает на самой высокой ноте ту боль, которую терпеть более нет сил -и, на первый взгляд, бесстрастный автор в этом контексте выглядит совсем иначе: бесстрастием он пытается скрыть свою беспомощность. Во-вторых, граница между реальностью Круга и реальностью ¦автора¦ оказывается на удивление проницаемой: в окно комнаты, где пишется роман, бьется бабочка, в тексте романа воплощавшая инобытие Ольги, умершей жены Круга; перед глазами ¦автора¦ очертания ¦особенной лужи" - ¦той самой, которую Круг как-то сумел воспринять сквозь наслоения собственной жизни¦, и теперь уже сам повествователь, подобно своему герою, видит в постоянстве формы этой лужи намек на некий высший замысел бытия: ¦Может, мы могли бы сказать, что нечто похожее происходит и с отпечатком, который мы оставляем в тонкой ткани пространства¦(485). Последняя фраза явно апеллирует к важной для метапрозаической поэтики аналогии между отношениями 'автор-творец-герой', с одной стороны, и 'Бог-биографический автор', с другой. Называя повествователя ¦божеством¦ Набоков прямо указывает на то, что отношения автора с героями моделируют отношения самого автора с Богом. Хотя, конечно, идея Бога далеко не близка поэтике Набокова. Ее, скорее, замещает тема эстетического замысла бытия, отчетливо видная в семантике ¦Дара¦. Как отмечает В.Е. Александров, восприятие

-87-

Набоковым "текстовых моделей как подражаний формирующей роли потустороннего¦ характерно для всего его творчества, ¦он полностью превращает естественное и искусственное в синонимы <...> И если какая-то идея может быть рассмотрена как "ключевая" для искусства Набокова, то она - в этой синонимии¦.105 Но тогда формула ¦смерть - это всего лишь вопрос стиля¦ наполняется новым смыслом: не только в судьбе персонажа, но и для самого автора-творца всякое бессмертие оборачивается ¦скользким софизмом, игрой в слова¦ (как помним, в ¦Даре¦ предлагался совсем иной взгляд), а сам стиль верховного творца, оказывается, не чужд и хаосу, ибо превращает смерть (¦пакость и собаку¦, по определению Круга) в один из способов проявления высшей эстетической воли. Здесь еще нет диалога с хаосом. Но до него, в сущности, остается один шаг - через невидимое и уже полупроницаемое пространство, отделяющее автора, созидающего своим стилем новый, личный, космос, от хаоса бытия, все плотнее обступающего его со всех сторон.

Это шаг будет сделан Набоковым в ¦Лолите¦.

4

Главный герой этой, самой знаменитой, книги Набокова (1955) живет, повинуясь именно эстетическому закону. Причем если в романе ¦Под знаком незаконнорожденных¦ автор-повествователь замещает персонажа, то в ¦Лолите¦, наоборот, Набоков отдает Гумберту, то есть герою, все прерогативы положения автора-повествователя. Гумберт сам в письменном виде излагает ¦исповедь Светлокожего Вдовца¦ - историю своей любви к двенадцатилетней Долли Гейз. Письменная форма изложения чрезвычайно важна: похожие формы организации повествования встречались у Набокова и раньше, в частности в романе ¦Отчаяние¦ и повести ¦Соглядатай¦. Но во всех этих произведениях перед нами внутренний монолог персонажа, тогда как в ¦Лолите¦ нам предоставлен текст, написанный скончавшимся в тюрьме Гумбертом. Иными словами, персонажу здесь даровано пространство-время письма, в

______________