§ 181. Говоря о частях речи, имеют в виду г р а м м а т и ч е скую

г р у п п и р о в к у л е к с и ч е с к и х е д и н и ц язы-к а, т. е.

выделение в лексике языка определенных групп или разрядов,

характеризуемых теми или иными грамматическими признаками

1

.

Учение о частях речи складывается еще в античности. В славянские

земли оно проникает только в средние века, причем в порядке

буквального перевода возникает большинство церковнославянско-

русских наименований частей речи, употребляемых нами и по сей день.

1

Традиционный термин «части речи» — буквальный перевод лат. partes orationis

и греч. ta mere tu logu (так же и в других языках:, фр. parties du discours, нем. Re.deteile, англ. parts of speech). Термин этот нельзя признать удачным, так как он резко

противоречит и бытовому, и терминологическому значению слова речь. Ведь «части

речи» —это классы языковых единиц, а вовсе не единицречи. Более удачен термин

«классы слов», принятый для частей речи в грамматиках некоторых языков (напри-

мер, шведок, и датск. ordklasser).

155С развитием языкознания в XIX и XX вв. традиционная система

частей речи перестает удовлетворять ученых. Появляются указания

на непоследовательности и противоречия в существующей классифи-

кации, на отсутствие в ней единого принципа деления.

Оживленные споры о рациональных принципах выделения частей

речи развернулись, в частности, в русском и советском языкознании.

Ф. Ф. Фортунатов (1848—1914), а затем его ученики, представители

так называемого формального направления, разработали классифика-

цию слов русского языка, построенную на учете одних только синтети-

ческих, различающихся окончаниями «форм словоизменения». Эта

классификация не принимала во внимание сложных, аналитических

форм, случаев косвенного выражения грамматического значения, а

главное смысловых и синтаксических функций частей речи. Более

перспективный путь решения проблемы наметил Л. В. Щерба, под-

черкнувший, что в языке «форма и значение неразрывно связаны друг

с другом: нельзя говорить о з н а к е , не констатируя, что он что-то

значит; нет больше языка, как только мы отрываем форму от ее зна-

чения» и, с другой стороны, «нет категорий, не имеющих формального

выражения»

х

. В вопросе о частях речи исследователь «должен разыски-

вать... под какую общую к а т е г о р и ю подводится то или иное

лексическое значение», причем нужно учитывать, что «внешние вы-

разители категорий могут быть самые разнообразные»

2

. И далее;

«Какаду не склоняется, но сочетания мой какаду, какаду моего брата,

какаду сидит в клетке достаточно характеризуют какаду как существи-

тельное»

3

.

Очевидно, ошибка «формальной школы» заключалась не в требо-

вании учитывать форму; требование это правильное, языковед всегда

должен учитывать формальную сторону, если не хочет оторваться от

объективных фактов языка. Ошибка была в том, что форма понималась,

во-первых, узко, только как наличие окончания в составе самого дан-

ного слова, и, во-вторых, рассматривалась как нечто самодовлеющее,

между тем как форма есть всегда форма какого-то содержания, внеш-

нее проявление какой-то сущности.

Пусть слова вроде какаду, такси не имеют в русском языке падеж-

но-числовых окончаний. Значит ли это, что они не имеют грамматиче-

ских категорий падежа и числа? Вовсе нет! Достаточно употребить

такое слово в контексте, и мы по поведению окружающих слов сразу

обнаружим, что этому слову присущи все грамматические категории и

синтаксические функции, свойственные имени существительному.