Где заканчивается история? (История и время).

«История – это работа над временем»

(А.Про).

«Несомненно, осмысление истории

включает в себя ее периодизацию <…>

Хронология - тоже пустой звук,

ибо чистая арифметика не отражает подлинного развития»

(Б.Кроче)

«Если даты – это еще не вся история и

не самое интересное в истории,

то во всяком случае они – то, без

чего сама история исчезла бы»

(К. Леви-Стросс)

История не только наука о людях. Это наука о "людях во времени." История не может абстрагироваться от времени. "Она изучает конкретную и живую действительность. Исторический феномен не может быть объяснен вне его времени. Древняя арабская пословица гласит: "Люди больше похожи на свое время, чем на своих отцов."¹³⁶ Отбор фактов, составляющих звенья одной цепи, определяется темой исследования, но постановка их в хронологическом порядке заставляет ученого следовать за течением времени, учитывать, с одной стороны, повторяющиеся, а с другой - разнохарактерные явления. Время - самая "историческая" категория¹³⁷. Исследование времени превратилось в самостоятельную философскую проблему лишь в Новое время, что связано с научными открытиями Ньютона и Галилея. В галилеевско-ньютоновской физике время и пространство рассматривались как внешние формы, в которых и происходят различные процессы. При этом одни процессы зависят от времени, другие - нет.

Еще на рубеже ХIХ - ХХ веков методологи сформулировали основные проблемы исторического времени:

1) разработка точных методов датировки событий и временных интервалов соответствующих исторических событий;

2) периодизация всемирной истории, обоснование таких абстракций, как "период", "эпоха", "этап" и т.д.;

3) создание универсальной хронологической системы и соответствующих правил сопоставления разнообразных локальных хронологий (речь идет не только об эмпирической стороне вопроса, но и о теоретическом осмыслении культурного содержания исторического процесса);

4) изучение различных исторических представлений о времени и пространстве¹³⁸. (Циклическая концепция времени античности, линейная концепция времени христианской культуры и т.д.)¹³⁹. Интерпретации «времени истории» и «времени историка»: категории «история» и «время» обусловлены культурно-историческом контекстом, т.е. они подвержены смысловым мутациям. В историософских системах нового времени существует несколько способов восприятия времени: а) время как «четвертое измерение» (Гердер), б) присутствие прошедшего в настоящем (Гегель); в) время как континуум (М.Блок); г) противоположность «математическго и хронологического числа» в восприятии «мира-как-природы» и «мира-как-истории» (Шпенглер). Особенности восприятия исторического времени обусловлены ориентацией той или иной историософской системы в историческом пространстве: прошлое ради прошлого, прошлое ради настоящего и прошлое ради будущего¹⁴⁰.

5) выработка фундаментальных понятий для описания временных изменений и процессов.

К этому перечню можно добавить еще одну весьма спорную и весьма актуальную проблему, связанную с историческим временем, - проблему границы современного и несовременного (исторического). Где заканчивается современность и начинается история? Подлежат ли ближайшие к нам события беспристрастной научной критике, не превращается ли здесь история в журналистику? Не подавляют ли идеология и политика историю полностью? Чем должна вообще определяться эта граница между историей и современностью: хронологией или эмоциями исследователя? Как соотносятся исторический и социологический методы и действительно ли можно провести четкую грань между прошлым и настоящим? В 80-х гг. ХIХ века В.О. Ключевский писал о реформах 60-х гг.: «Теперь нельзя историку изложить ни той, ни другой реформы (отмены крепостного права и введения земских учреждений – А.Г.): для этого еще нет достаточных исторических данных, по которым он мог бы судить о значении той или другой реформы; ни та, ни другая не обнаружили своих последствий, а исторические факты ценятся главным образом по своим последствиям»¹⁴¹.

На вопрос, где начинается современная история, «история новейшего времени» отвечают по-разному. В английской исторической науке есть свой термин история «present». Во французской – «moderne» и «contemporaine». Англичане «современную историю» приблизительно определяют периодом с 1945 г.¹⁴² Можно и нужно ли изучать «современную историю»? Архивы не все доступны, повышенная угроза субъективности, предвзятости исследователя и т.д. Сложностей и опасностей больше, но исследовать современность историку и можно, и нужно. Именно из недавнего прошлого люди заимствуют большинство аналогий, мы чаще вспоминаем то, что видели сами или слышали от своих отцов и дедов, чем то, что прочитали в книгах о древних. Поэтому знания об этом недавнем прошлом и следует поставить на научную основу. Возможности историка здесь ограничены, но он должен сделать все что сможет. Многие актуальные вопросы современности требуют видения исторической перспективы.

Одни исследователи представляют себе схему исторического времени следующим образом: "современность" - некая точка, сечение временного континуума (непрерывности) прошлое - будущее. Конечно, история, современность и будущее тесно переплетены, но смыкаются ли они, не оставляя между собой дистанции? Еще Аристотель отмечал, что современность как характеристика социального состояния является не мгновением, не моментом, а длительностью (т.е. не точкой, а отрезком, если изображать ее геометрически). В детерминации будущего участвует не одно прошлое, а прошлое вместе с современностью. Современные исследователи проблему восприятия установили, что человеческое сознание способно воспринимать целостную картину в течение 2,9 секунды. «Что касается дальнейшего, то здесь уже необходимо обращаться к источникам фиксированной информации».¹⁴³

Так как граница между историей (прошлым) и современностью (настоящим) подвижна, то хронологические рамки, а соответственно и поле исследования исторической науки постоянно расширяются.

«История современности». Что это такое? Одни историки (позитивисты) настаивали, что историю надо писать объективно, «как было на самом деле», без всяких оглядок на современность, другие (презентисты), наоборот, утверждали, что «все современно», что «все субъективно», что «все относительно». Во второй половине ХХ века начинается реабилитация «истории современности». В 50-е гг. Появился ряд журналом по изучению истории современности. В н. 60-х гг. в Германии, США, Англии развернулись споры о границе между прошлым и настоящем, о применении методов исторического анализа к современности. Был поставлен вопрос, чем историческое исследование современности отличается от журналистики или от политической аналитики¹⁴⁴. В 70-е гг. во Франции вокруг Школы политических наук кристаллизуется направление «истории настоящего». Именно так - «историком настоящего» - называет себя П. Нора. Он считает, что в рамках современной истории не существует четкой границы между прошлым и настоящим, что прошлое всегда присутствует в настоящем и его выявление и является задачей историка¹⁴⁵. В последние десятилетия ХХ века история современности стала развиваться еще более активно, она становится способом придать устойчивость настоящему путем его «историоризации».

Наглядным примером трудности установления границ между прошлым и современностью является история национал-социализма в Германии. Долгое время к проблеме национал-социализма подходили в первую очередь с моральной точки зрения. Нацизм был для германской общественности «прошлым, которое не хочет уходить». Призывы некоторых историков историоризировать нацизм воспринимались, как попытки ликвидировать моральный аспект «немецкой вины». Но, вот, в 1990-е гг. новым «актуальным прошлым» для немцев стала проблема разделения и объединения Германии, а период национал-социализма перестал быть «актуальным прошлым» или настоящим, происходит «нормализация» историографии нацизма: моральный подход уступает место собственно научному.

Трудности при изучении современности: Историческое познание обладает и рядом преимуществ ( особенно по сравнению с теми знаниями, которыми обладают современники.)

1) Опираясь на источники, историки могут рассматривать события и процессы как с внешней, так и с внутренней стороны. Исследователям же современности нелегко абстрагироваться от личностных позиций, подняться над чувствами и страстями, чтобы создать хоть сколько-нибудь стремящуюся к объективности картину сегодняшних событий и процессов.

2) Современникам ограничен доступ к ряду источников, к засекреченной информации, к личным архивам. Им мешают религиозные, лингвистические, идеологические барьеры. Для историка эти препятствия либо полностью устранены, либо играют гораздо меньшую роль.

3. Историк в состоянии проследить не только причины, но и следствия изучаемых событий и процессов. Современникам же весьма сложно определить следствия: то результаты совершенно неожиданны, то проявляются они не сразу.

Еще одна важнейшая проблема - проблема периодизации исторического процесса¹⁴⁶. Казалось бы, мы со школы привыкли делить историю на периоды и здесь все достаточно ясно и просто. Но это обманчивое впечатление, все дело в том, что это «педагогическое изложение стремиться к простоте, оно придает периодам своего рода очевидность, которой в действительности они не содержат»¹⁴⁷.

Профессиональные же историки сами признают, что любая периодизация носит печать искусственности. Еще Сеньобос назвал периоды «воображаемыми делениями», введенными историками¹⁴⁸. Любую систему периодизации можно оправдать практическим соображениями, но с научной точки зрения эта система все равно будет спорной. В конце концов история неделима. "Долгота и широта на карте - вспомогательные средства для географа, но в действительности их не существует. Так и попытки дробления истории имеют целью лишь облегчить группировку. Отделять один исторический период от другого каким-то событием - это как хирургу резать живую плоть."(Гельмонт Г. История человечества)¹⁴⁹. Еще Платон сравнивал философа с хорошим поваром. Хороший повар это тот, который умеет разделывать курицу по суставам. Сравнение это, по мнению, А. Про вполне уместно применить и к историку: «он должен уметь находить подходящие сочленения, чтобы разрезать историю на периоды»¹⁵⁰. Хронологические грани отдельных этапов и периодов не являются некоей жесткой схемой, пригодной для всех отраслей исторического знания. Кроме того, в разные периоды и на разных этапах указанный критерий проявляется неоднолинейно и с разной силой. "Грани здесь, как и все вообще грани в природе и обществе, условны и подвижны, относительны и не абсолютны."(Ленин В.И.). При периодизации не следует поклоняться "идолу мнимой точности": самый короткий отрезок не обязательно тот, к которому мы прилагаем наименьшую единицу измерения, а тот, который более соответствует природе предмета. "Преобразования социальной структуры, экономики, верований, образа мышления нельзя без искажений втиснуть в слишком узкие хронологические рамки.".¹⁵¹ Поэтому очевидно, что нельзя строить периодизацию по дням и месяцам или абсолютизировать отдельные даты. Не существует единственно верной периодизации, все системы периодизации страдают определенными несоответствиями с реальностью. Человеческое время всегда будет сопротивляться строгому делению на отрезки, которые свойственны часам. "Час точности" в истории еще не наступил. («Есть опасность..., что добрые люди вообразят, будто цифра порождает событие, подобно тому, как стрелка часов, дойдя до часовой отметки, включает механизм боя; или (как говорил мой старый профессор), что в году 476-ом опустился занавес после представления античной истории, чтобы тут же подняться для представления истории средневековой».¹⁵²

В то же время периодизация - неизбежный момент и основа объяснения истории. Задача любой периодизации - упорядочить материал хронологически. А это можно сделать, только найдя основания, которые могли бы помочь определить место тому или иному явлению и событию на шкале времени. С помощью периодизации выделяются этапы, периоды, которые отличаются друг от друга качественными изменениями, своеобразием определенных исторических закономерностей, тенденций и т.д. Т.е., когда мы разделяем исторический процесс на периоды, мы должны указать на их различия и одновременно на их общие черты¹⁵³. Научность периодизации в первую очередь связана с выбором критерия периодизации. Главная проблема любой периодизации - из каких основ исходить.

Попытки периодизации хода исторического развития стали предприниматься практически с момента возникновения исторической науки. Одно время периодизация сводилась к делению истории по княжествам, империям, царствованиям (т.е. в основу периодизации клался индивидуально-единичный принцип). "Владычество народов-завоевателей, сменявших друг друга, намечало контуры великих эпох." История долго двигалась, "ковыляя от одного царствования к другому", делая остановку на смерти каждого очередного государя.¹⁵⁴ Еще Вольтер протестовал против подобной хронологии истории: "Можно подумать, что в течение четырнадцати столетий в Галлии были только короли, министры да генералы." А если нет королей?

М.Блок иронично относился и к периодизации по векам, называя это "поветрием тем более заразительным, чем меньше в нем смысла." Фактические понятие «век» было создано Французской революцией к. ХVIII в., т.к. до нее оно имело весьма приблизительный смысл. Так, «век» Людовика ХIV для того же Вольтера означает вовсе не сто лет, а просто долгое правление. Окончание Французской революции совпало с началом нового столетия. Ощущение капитального изменения, поворотного момента заставило сравнивать и противопоставлять век ХVIII и век ХIХ. Но, тем не менее, понятие «век» достаточно пластично: Хобсбаум предложил концепцию «долгого ХIХ века», который заканчивается в 1914 г.

Шагом вперед была попытка выделить этапы или стадии исторического процесса, развития того или иного государства (т.е. в основу был положен принцип выделения особенного, специфичного). Вехами в смене этапов стали служить революции. Ближе к нам выдвигаются периоды "преобладания" той или иной нации - гегемония испанская, французская или английская.

Попытки найти какую-то объективную или естественную периодизацию бесплодны и бесполезны. Периодизация зависит от того, что мы понимаем под основным содержанием исторического процесса, и даже от того, каким смыслом мы наделяем используемые нами термины. Вот один из примеров относительности всякой периодизации - "средневековье". Достаточно, наверное, сказать, что французский историк Ле Гофф склонен распространять средневековье на европейскую историю с III по начало ХIХ в. Но при этом имеется в виду история сельская, история маленьких ритмов, традиций, устойчивых стереотипов, а не динамичная, "нервная" история города. С точки зрения «классического» для советско-российской историографии формационного подхода датировать конец средневековья - начало нового времени следует Английской буржуазной революцией ХУ11 века, но, с точки зрения цивилизационного подхода, таким рубежом логично было бы считать конец ХУ - начало ХУ1 веков. Как мы видим, все зависит от того, в чем мы видим смысл истории.

Существующие системы периодизации условно можно было бы разделить на две группы: 1) В основу положены неэкономические моменты: культура, религия, менталитет и т.п. (О. Конт, К. Ясперс и др.) (Мы не стали бы относить к этой группе Дж.Тойнби, у которого, на наш взгляд, строго говоря, не периодизация истории, а классификация «надэпохальных» цивилизаций); 2) В основу периодизации кладется тот или иной экономический момент, например, производительные силы (К. Маркс, К. Кларк, У. Ростоу, Дж.К .Гэлбрейт, Э. Тоффлер и др.)

Одна из теоретических проблем любой периодизации состоит в том, что период «создает искусственное единство между разнородными элементами»¹⁵⁵. В один и тот же момент времени наблюдаемые нами элементы общественной жизни совершенно не обязательно находятся на одной и той же стадии развития. Политическое развитие «опережает», а экономическое «отстает» (как это у нас часто бывает). Мы официально называем период «перестройкой», и это придает ему некую «цельность», а не официально, его давно прозвали «перестрелкой» и «цельность» здесь просматривается разве что через прицел. Вывод состоит в том, что нецелесообразно политическую периодизацию применять к экономической или интеллектуальной истории. Каждый исторический объект имеет свою собственную периодизацию, история разлагается на некое множество времен. Но среди этого множества времен есть (по крайней мере, в процессе историописания) определенная иерархия. А. Про сравнивает эту иерархизацию времен с работой режиссера: «использование глубины кадра позволяет постановщику фильма показать совершенно отчетливо сразу несколько персонажей, когда они выстраиваются на разном расстоянии от объектива»¹⁵⁶.

Фернан Бродель в своем трехтомном труде «Мир Средиземноморья…» предложил концепцию трех времен: долгое время – время географических и материальных структур, среднее время – время экономических циклов, конъюнктуры и краткое время – время политической жизни. Если мы вспомним, что периодизация – лишь выдумка историков, то нас не так будет пугать мысль о бесконечной множественности исторических времен. Между тем, согласимся с А. Про, в том, что работа над временем играет решающую роль в конструировании истории: «это не только упорядочение, хронологическое расположение или структурирование по периодам. Это также иерархизация явлений в зависимости от темпа, в котором они изменяются. Время истории не прямая линия, и не прерывистая линия, состоящая из чередующихся периодов, и даже не план: пересекаясь линии образуют рельеф, имеющий толщину и глубину»¹⁵⁷.

В заключение следует остановиться на теории относительности исторического времени¹⁵⁸. (Не путать относительность всякой периодизации и теорию относительности исторического времени). Возьмем любой учебник по истории и убедимся, что историки одни события описывают более детально, более насыщенно подробностями, а другие как бы поверхностно, "эпохально"¹⁵⁹. Некоторые исследователи даже утверждают, что отдельные события (например, Французская революция конца ХУ111 века или революция в России 1917 года) имеют "собственное течение времени". В какие-то моменты время реально замедляется или реально убыстряется. Каждое событие, каждая революция, каждая формация имеет свою собственную систему единиц измерения, свое привилегированное время. Таким образом, продолжая развивать подобную точку зрения, нам следует отказаться от действительного исторического времени, от объективной исторической периодизации и т.д.¹⁶⁰

Другое дело, - когда понятие "историческое время" используется метафорично. В этом случае под историческим временем понимается интенсивность социально значимых событий. При таком использовании этого термина и возможно говорить о том, что историческое время Французской революции отличается от времени предшествующего периода. Речь здесь идет об интенсивности, о глубине исторических процессов, а не о времени как объективной характеристике. (Именно поэтому учебные программы отводят на одни исторические события больше времени для изучения, чем на другие). Всякого же рода представления о замедлении исторического времени по отношению к "физическому" времени - курьез.¹⁶¹ Объективное время подчиняется своим собственным законам, вне зависимости от субъективных представлений того или иного индивида, той или иной культуры о времени.

Документ:

«Здесь, может быть, уместно определить более точно, что означают слова «Французская революция», потому что, если задуматься, в них вкладывается столько различных значений, сколько людей произносят их. Все в мире развивается, изменяется из минуты в минуту, но это заметно лишь при переходе от эпохи к эпохе. В нашем временном мире, пожалуй, нет ничего, кроме развития и преобразования, во всяком случае ничего иного, что можно было бы ощутить. Вы можете ответить, что революция – это более быстрое изменение. На что можно снова спросить: насколько более быстрое? С какой скоростью? В какой именно момент этого неравномерного процесса, который различается скоростью, но никогда не останавливается, пока не остановится само время, начинается и кончается революция; в какой момент она перестает быть простым преобразованием и становится именно революцией? Эти вопросы, в большей или меньшей степени зависящие от ее определения». См.: Карлейль Т. Французская революция. История. М., 1991. С. 137.