Глава II.

Вагант, как член общества 12 века

Появление Вагантов на арене средневекового города в 11 веке тесно связано с несколькими социальными явлениями проявившимися именно в это время. В первую очередь меняется устройство университетов. Университеты были изъяты из-под власти местных светских и духовных властей, например в Париже начальником университета считался канцлер собора Парижской богоматери, но власть его была лишь номинальной. Университет состоял из низшего, самого многолюдного факультета семи благородных искусств и трех высших факультетов - богословского, медицинского и юридического; организация их напоминала ученый цех средневекового образца, в котором школяры были учениками, бакалавры - подмастерьями, а магистры семи искусств и доктора трех наук - мастерами. Такая корпоративная организация (подкрепляемая наличием землячеств и коллегий разного рода) крепко сплачивала этот сбродный люд в единое ученое сословие. Если ваганты раннего средневековья бродили по монастырям и епископствам в одиночку, каждый на свой риск, то теперь на любой большой дороге вагант ваганта узнавал как товарища по судьбе. "Школяры учатся благородным искусствам - в Париже, древним классикам - в Орлеане, судебным кодексам - в Болонье, медицинским припаркам - в Салерво, демонологии - в Толедо, а добрым нравам - нигде" - пишет монах Гелинанд в 12 веке. Помимо получения образования все представители этого сословия стремились занять хорошее, денежное рабочее место.

   Странствующий образ жизни студентов не казался девиантным на фоне, развивающейся эпохи крестовых походов. Когда все население Западной Европы захватила идея освобождения Гроба Господня и других христианских святынь Палестины. Папа благословлял тех, кто собирался принять участие в походе, и всем обещал отпущение грехов. В городах и деревнях повсюду нашлись желающие идти воевать в Палестину.   Кроме воинов-добровольцев, дороги Европы полнились самым разным бродячим людом, на фоне которого в первое время ваганты не очень выделялись.

Поскольку средневековое образование обязательно включало в себя религиозную составляющую, студентам априори предписывалось состоять к клирикальному сословию. Так как 12век - это еще и век грандиозного церковного спора в вокруг теорий и классиков, то есть античных писателей. С антиков, образцов, начиналось школьное образование, "теории" были целью, к которой оно, образование, вело. В истории этот спор был не первым и не последним. Оплотом "теоретиков" был Париж, оплотом классиков - Орлеан. Победа в итоге осталась за "новыми". "Суммы" Фомы Аквинского оказались эпохе нужнее, чем овидианство. Ваганты в этой борьбе были с побежденными, с классиками, потому и век их оказался ярким, но недолгим.⁵

Бродячим поэтом не удавалось избежать конфликтов с официальной католической церковью. Нравственность и дисциплина этих бродячих клириков часто были крайне низки, также к настоящим клирикам примешивались мнимые - простые бродяги, которым было выгодно представляться духовными лицами, чтобы избегать налоговых повинностей, суда и расправы. Церковь старалась осуждать подобные явления. В монашеских уставах они упоминаются исключительно в негативном свете:

"Вырядившись монахами, они бродят повсюду, разнося свое продажное притворство, обходя целые провинции, никуда не посланы, никуда не присланы, нигде не пристав, нигде не осев... И все они попрошайничают, все они вымогают - то ли на свою дорогостоящую бедность, то ли за свою притворно вымышленную святость..." // Исидоровский устав

Более того, Исидоровский устав перечисляет шесть родов монахов: три рода истинных монахов - киновиты-общинники, анахореты-затворники и эремиты-пустынники - и три рода мнимых монахов - лжекиновиты, лжеанахореты и, наконец, "циркумцеллионы" ("бродящие вокруг келий"), о которых говорится: "вырядившись монахами, они бродят повсюду, разнося свое продажное притворство, обходя целые провинции, никуда не посланы, никуда не присланы, нигде не пристав, нигде не осев. Иные из них измышляют невиданное и свои слова выдают за божьи; иные торгуют мощами мучеников (только мучеников ли?); иные выхваляют чудодейственность своих одежд и колпаков, а простецы благоговеют; иные расхаживают нестрижеными, полагая, что в тонзуре меньше святости, чем в космах, так что, посмотрев на них, можно подумать, будто это древние Самуил, Илия и прочие, о ком сказано в Писании; иные присваивают себе сан, какого никогда не имели; иные выдумывают, будто в этих местах есть у них родители и родственники, к которым они и направляются; и все они попрошайничают, все они вымогают - то ли на свою дорогостоящую бедность, то ли за свою притворновымышленную святость. В 7 же веке Шалонский собор осуждает бродячих клириков, распевающих "низкие и срамные песни".

«При этом не надо думать, что вагантские бесчинства совершались только на больших дорогах да в кабаках. Как ни странно, возможность для них давали и общепринятые церковные праздники. Церковь хорошо понимала, что всякая строгость нуждается во временной разрядке, и под новый год, в пору общего народного веселья, устраивала праздник для своих младших чинов: послушников, школяров, певчих и т. д. Местом объединения этой церковной детворы был прежде всего церковный хор под управлением регента»⁶

Всем своим образом жизни ваганты подрывали у народа уважение к духовному сану. К началу XIII в. церковь обращала на вагантов все более пристальное внимание: лишала их духовных званий, выдавала властям, то есть отправляла на виселицу. И, в общем, было за что. В связи с этим бродячие студенты пытаются объединиться в некое подобие бездомного монашеского ордена. Хотя эта попытка не увенчалась успехом ваганты, вагантами пишется программа, "Чин голиардский"⁷ Устав этакого бродяжьего братства ученых- эпикурейцев. Вот фрагменты этого стихотворного текста в переводе Льва Гинзбурга:

«Эй, - раздался светлый зов, -

началось веселье!

Поп, забудь про Часослов!

Прочь, монах, из кельи!"

Сам профессор, как школяр,

выбежал из класса,

ощутив священный жар

сладостного часа.

Будет нынче учрежден

наш союз вагантов

для людей любых племен,

званий и талантов.

Все - храбрец ты или трус,

олух или гений -

принимаются в союз

без ограничений.»

          Мнимое братство вагантов было толерантным и многонациональным. Хотя по распространенному представлению, в него входили лишь немцы, французы, итальянцы и англичане, но вагантские источники говорят о более широком составе братства. В приведенном выше уставе можно найти строки

«Каждый добрый человек,-

сказано в Уставе,-

немец, турок или грек,

стать вагантом вправе.»

Важным аспектом существования вагантов в средевековом обществе является тесное соседство с трубадурами. Поэзия трубадуров зародилась одновременно с поэзией вагантов и жила с ней в неосспаримом взаимовлиянии. Поэзия северофранцузских труверов, по существу, была тоже творчеством клириков-латинистов, но переключившихся на обслуживание новоязычной рыцарской публики, поэзия немецких миннезингеров в сильнейшей степени опиралась на чувственную лирику вагантов в своей эволюции от изысканно-придворного к грубовато-сельскому стилю. Хотя , выстраивать такой ряд не совсем корректно: трубадуры и миннезингеры были профессиональными поэтами, и, говоря об их поэзии, историки литературы имеют в виду поэзию, созданную ими как авторами. Определение же "поэзия вагантов" обозначает литературные произведения, которые родились в среде вагантов, рассказывают об их жизни, выражают их взгляды и философию. Если трубадуры чуть не все известны нам поименно, то имен вагантов, напротив, мы почти не знаем, кроме лишь нескольких. Вот они.

Наиболее раннее и самое славное из вагантских имен – Тугон(Гуго) по прозвищу Примас (то есть Старейшина) Орлеанский Родился же он примерно в 1093 г., умер около 1160-го.

«Ложь и злоба миром правят.

Совесть душат, правду травят,

мертв закон, убита честь,

непотребных дел не счесть.

Заперты, закрыты двери

доброте, любви и вере.

Мудрость учит в наши дни:

укради и обмани!

Друг в беде бросает друга,

на супруга врет супруга,

и торгует братом брат.

Вот какой царит разврат!

"Выдь-ка, милый, на дорожку,

я тебе подставлю ножку", -

ухмыляется ханжа,

нож за пазухой держа.

Что за времечко такое!

Ни порядка, ни покоя,

и Господень Сын у нас

вновь распят, - в который раз!»

Другой поэт-вагант XII Вальтер Шатильонский, Учился в Парижском университете и Реймсе у Стефана из Бове (Стефана де Гарландии). В 1166 году переехал в Англию, где служил в канцелярии английского короля Генриха II Плантагенета; вступил в учёный кружок, в который входили архиепископ Томас Бекет и Иоанн Солсберийский. В 1170 г. переехал во Францию, где преподавал в Шатильоне-на-Марне.

Главное сочинение Вальтера — эпическая поэма в 10 книгах «Александреида» (конец 1170-х) о жизни и деяниях Александра Македонского, в основном, на материале Курция Руфа. В соответствии с антикизирующими представлениями того времени о высокой поэзии «Александреида» написана гекзаметрами. Имела громадный успех так же как и его вагантские стихи, хотя образ его жизни, для вагантов совсем не типичный.

Обличить намерен я лжи природу волчью:

часто, медом потчуя, нас питают желчью,

часто сердце медное златом прикрывают,

род ослиный львиную шкуру надевает.

С голубиной внешностью дух в разладе волчий:

губы в меде плавают, ум же полон желчи.

Не всегда-то сладостно то, что с медом схоже:

часто подлость кроется под атласной кожей.

Замыслы порочные скрыты речью нежной,

сердца грязь прикрашена мазью белоснежной.

Поражая голову, боль разит все тело;

корень высох - высохнуть и ветвям приспело.// Обличение Рима⁸