8.3.2. Изменение имени, отчества и фамилии

По делу "Знаменская против Российской Федерации" заявительница жаловалась по ст. 8 Конвенции в связи с тем, что национальные суды не рассмотрели ее дело об установлении происхождения ее мертворожденного ребенка от умершего друга и внесении соответствующих изменений в имя ребенка. С точки зрения Суда, в основе настоящего дела лежит возможность заявительницы получить признание г-на Г. в качестве биологического отца умершего после рождения ребенка, несмотря на наличие юридической презумпции, что муж является отцом ребенка, родившегося в течение 300 дней с момента расторжения брака. Дача фамилии и отчества ее умершего друга мертворожденному ребенку является важным аспектом такого признания. По делу отношения между заявительницей и г-ном Г. не оспаривались. Никто не подвергал сомнению отцовство г-на Г. в отношении ребенка, которого заявительница родила 4 августа 1997 г. Поскольку ребенок умер после рождения, то установление отцовства не накладывало длительных обязательств поддерживать материально соответствующих лиц. Отсутствовал конфликт интересов заявительницы с какими-либо еще интересами. Отказывая в удовлетворении требований заявительницы, национальные суды не указали законных или убедительных оснований для сохранения прежнего положения status quo. Власти Российской Федерации признали, что национальные суды действовали неправомерно, рассматривая требования заявительницы через призму гражданских прав ребенка, не принимая во внимание права заявительницы.

Примечание. Как следовало из текста Постановления, национальные суды заняли следующую правовую позицию: ст. 49 Семейного кодекса РФ, регулирующая вопросы установления отцовства в судебном порядке, применяется в отношении живых детей. Принимая во внимание, что ребенок умер, он не имел гражданских прав и обязанностей, и указанное положение неприменимо. Дело подлежит прекращению, потому что оно не может быть рассмотрено в рамках гражданского судопроизводства. Кассационная инстанция, оставляя решение без изменения, также указала: "Дело не может быть рассмотрено через гражданский иск, поскольку ребенок не приобрел гражданских прав" (п. 17 Постановления от 2 июня 2005 г. по делу "Знаменская против Российской Федерации").

Власти Российской Федерации признали, что требование заявительницы должно было быть рассмотрено. Согласно прецедентной практике Суда, ситуация, когда юридической презумпции позволяют превалировать над биологической или социальной реальностью, без обращения внимания на установление фактов и желаний заинтересованных лиц, а также наличия какого-либо интереса, несовместима, даже учитывая усмотрение в этом отношении государства, с обязательством обеспечивать эффективное уважение личной и семейной жизни. Соответственно, было нарушение ст. 8 Конвенции ("Знаменская против Российской Федерации", п. п. 20, 25, 29 - 32 Постановления от 2 июня 2005 г.).

8.3.3. Признание лица недееспособным

По делу "Штукатуров против Российской Федерации" заявитель утверждал, что полное лишение дееспособности явилось неадекватным ответом на те медицинские психические проблемы, которые он испытывал. В ходе рассмотрения указанного дела Суд подчеркнул, что согласно ст. 8 власти должны обеспечить справедливый баланс между интересами душевнобольного лица и иными законными целями. Однако в таких сложных вопросах, как определение психического состояния лица, государства пользуются широким усмотрением. Это объясняется тем обстоятельством, что национальные власти непосредственно общаются с таким лицом и могут разрешить соответствующие вопросы. Задача Суда заключается в том, чтобы рассмотреть с точки зрения Конвенции решения, принятые властями в процессе осуществления их полномочий. В то же самое время уровень позволяемого усмотрения со стороны национальных властей варьируется в зависимости от существа вопросов и значения этих вопросов для заявителя. Более строгий контроль должен быть осуществлен в отношении серьезных ограничений в сфере личной жизни. Далее Суд напомнил, что, хотя ст. 8 Конвенции не содержит явных процессуальных требований, процесс принятия решения, представляющего вмешательство, должен быть справедливым и таким, чтобы обеспечить интересы, защищаемые ст. 8. Объем усмотрения государства зависит от процесса принятия решения. Если в ходе осуществления этого процесса были допущены серьезные упущения, выводы национальных властей в большей степени открыты для критики. В первую очередь Суд отметил, что вмешательство в право на личную жизнь заявителя было серьезным. Вследствие признания его недееспособным заявитель стал полностью зависим от его официального опекуна почти во всех сферах жизни. Более того, полная недееспособность применялась в отношении неопределенного периода времени и, как показало дело заявителя, не могла быть пересмотрена иначе как через опекуна, который препятствовал любой попытке прекратить применяемые меры. Во-вторых, Суд уже констатировал, что процедуры в Васильевском районном суде осуществлялись с нарушениями. Так, заявитель не принимал участия в судебном разбирательстве и лично не был допрошен судьей. Заявитель не смог оспорить в кассационном порядке решение от 28 декабря 2004 г., поскольку городской суд г. Санкт-Петербурга отказался рассматривать кассационную жалобу. Его участие в процессе принятия решения было сведено к нулю. Суд особенно озабочен тем, что слушания по делу заявителя продолжались 10 минут. При таких обстоятельствах нельзя сказать, что судья мог бы иметь какую-либо пользу от непосредственного контакта с заинтересованным лицом. В-третьих, Суд обратил внимание на мотивировочную часть решения от 28 декабря 2004 г. Суд учел серьезность обжалуемого вмешательства и тот факт, что судебные процедуры по делу заявителя в лучшем случае были небрежны. Суд отметил, что районный суд основывался только на медицинском заключении от 12 ноября 2004 г. Заключение упоминало агрессивное поведение заявителя, негативное отношение и антисоциальный образ жизни; обосновывалось наличие шизофрении, и поэтому заявитель не осознавал своих действий. В то же время заключение не объясняло, какого рода действия заявитель не понимал и не мог контролировать. Уровень заболевания заявителя непонятен, так же как и возможные последствия заболевания заявителя для общественной жизни, здоровья, моральных интересов. По этим основаниям заключение от 12 ноября 2004 г. являлось достаточно неопределенным. Суд не подверг сомнению компетенцию докторов, которые обследовали заявителя и признали, что заявитель серьезно болен. Однако, с точки зрения Суда, существование психических отклонений, даже если они носят серьезный характер, не могут являться единственным основанием, оправдывающим полную недееспособность. По аналогии с делами, касающимися лишения свободы, с целью обоснования полной недееспособности, психические расстройства должны быть такими, чтобы оправдать применение соответствующих мер. Вопросы, которые были сформулированы судьей докторам, не касались уровня заболевания заявителя. Вследствие этого в заключении от 12 ноября 2004 г. не исследовался в достаточных аспектах вопрос об уровне недееспособности заявителя. Представляется, что существующие законодательные рамки не оставляли судье иного. Гражданский кодекс Российской Федерации различает понятия полной дееспособности и полной недееспособности, однако он не различает пограничные ситуации, за исключением случаев злоупотребления наркотиками и алкоголем <1>. В этой связи Суд обратился к принципам, сформулированным в Рекомендации Комитета Министров Совета Европы N R (99) 4 "Принципы, касающиеся юридической защиты недееспособных взрослых". Хотя эти принципы не являются обязательными для Суда, они определяют общие европейские стандарты в рассматриваемой сфере. В противоречии с этими принципами российское законодательство не предусматривало более гибких форм вмешательства. В результате, с учетом обстоятельств дела, права заявителя, содержащиеся в ст. 8, были более строго ограничены, чем это было необходимо. Изучив процесс принятия решения и мотивировку национальных решений, Суд пришел к выводу, что вмешательство в право заявителя на частную жизнь было непропорциональным преследуемой цели. Соответственно, было нарушение ст. 8 Конвенции применительно полного признания заявителя недееспособным ("Штукатуров против Российской Федерации", п. п. 87 - 96 Постановления от 27 марта 2008 г.).

--------------------------------

<1> Речь идет об ограничении дееспособности лица, злоупотребляющего наркотиками и/или спиртными напитками (ст. 30 ГК РФ).