7.6. Принцип презумпции невиновности

7.6.1. Пункт 2 ст. 6 Конвенции

Суд отмечает, что принцип презумпции невиновности запрещает преждевременное высказывание со стороны суда, иных органов государственной власти точки зрения о том, что обвиняемое в совершении уголовного правонарушения лицо виновно до тех пор, пока его виновность не будет доказана в установленном законом порядке.

При рассмотрении дела "Исмоилов и другие против Российской Федерации" Суд обратил внимание на то, что рассматриваемое конвенционное положение связано с обеспечением справедливого судебного разбирательства посредством воздержания от заявлений, сделанных применительно к конкретному судебному процессу. Если дело не рассматривается либо уже завершено, то заявления, ставящие под сомнение невиновность человека, скорее должны рассматриваться через аспект распространения не соответствующей действительности информации в рамках ст. ст. 8, 6 Конвенции. Презумпция невиновности является одной из сторон справедливого судебного разбирательства, гарантируемого п. 1 ст. 6. Рассматриваемое конвенционное положение запрещает выражение со стороны судьи мнения, что обвиняемое лицо является виновным до тех пор, пока вина такого лица не будет доказана в порядке, предусмотренном законом. Указанный запрет распространяется и на и иных официальных лиц в отношении рассматриваемого уголовного дела, чьи высказывания могут заставить общество поверить в виновность обвиняемого или обусловить пристрастную оценку фактов со стороны судебной власти. Применительно к рассматриваемому делу "Исмоилов и другие против Российской Федерации", в первую очередь необходимо было выяснить, являлись ли заявители обвиняемыми в совершении уголовного преступления по смыслу п. 2 ст. 6 во время осуществления мер по их экстрадиции. Суд подчеркнул, что заявителям в Российской Федерации не выдвигались какие-либо обвинения. По смыслу ст. 6 решения об экстрадиции не касаются определения уголовного обвинения. Соответственно, во время осуществления экстрадиционных мер в Российской Федерации отсутствовало уголовное дело в отношении заявителей, применительно к которому высказывания сотрудников прокуратуры могли быть расценены как предвзято влияющие на последствия по делу. По настоящему делу Суд должен был убедиться в том, существует ли какая-либо тесная связь с законодательством, практикой или фактическими материалами между высказываниями, сделанными в рамках экстрадиции, и уголовным обвинением, выдвинутым в отношении заявителей в Узбекистане, которое позволило бы рассматривать заявителей как лиц, "обвиняемых в совершении уголовного преступления" по смыслу п. 2 ст. 6. Суд отметил, что экстрадиция заявителей осуществляется в связи с уголовным обвинением. Соответственно, процедура по экстрадиции имеет непосредственную связь с уголовным обвинением против заявителей в Узбекистане. Суд посчитал, что наличие вышеуказанной тесной связи между уголовными процедурами в Узбекистане и решениями об экстрадиции оправдывает распространение п. 2 ст. 6 и в отношении экстрадиционных процедур. Более того, буквальное толкование решений об экстрадиции ясно свидетельствует, что органы прокуратуры рассматривали заявителей как лиц, "обвиняемых в совершении уголовного преступления", что достаточно для применения п. 2 ст. 6 Конвенции. Далее Суд определил, является ли мотивировка, содержащаяся в решении заместителя Генерального прокурора РФ об экстрадиции, определением виновности заявителей в нарушение п. 2 ст. 6. Суд указал, что принцип презумпции невиновности будет нарушен, если судебный акт, высказывание, заявление официального лица, касающееся обвиняемого лица, отражают позицию о виновности лица до того, как его вина будет доказана согласно закону. Даже отсутствие формального заключения достаточно, если имеются какие-либо основания, чтобы официальные лица считали лицо виновным. Необходимо проводить четкое различие между заявлением в том, что лицо подозревается в совершении преступления, и высказываниями, при отсутствии вступившего в силу приговора, из которых следует, что лицо совершило преступление. Суд обращает внимание на то, как словесно выражена была позиция до того, как лицо будет судимо и признано виновным в совершении конкретного преступления. Решение об экстрадиции не нарушает принцип презумпции невиновности. Однако жалоба заявителей направлена не против самого решения об экстрадиции, а применительно к мотивировке решения. Суд посчитал, что решение об экстрадиции может обусловить применение п. 2 ст. 6, если мотивировка такого решения по существу определяет виновность лица. Решения об экстрадиции предусматривали, что заявители должны быть экстрадированы, поскольку они совершили террористические акты и другие преступления в Узбекистане. Мотивировка не была ограничена подозрением в совершении преступления заявителями, она свидетельствует о факте, без каких-либо оговорок, что заявители совершили преступления, не упоминая их отрицания вовлеченности в данные преступные акты. Суд посчитал, что мотивировка решений об экстрадиции представляет утверждение о виновности заявителей, что заставляет общество верить в их виновность и предопределяет оценку фактических обстоятельств со стороны суда в Узбекистане. Учитывая вышеизложенное, было допущено нарушение п. 2 ст. 6 Конвенции ("Исмоилов и другие против Российской Федерации", п. п. 160 - 170 Постановления от 24 апреля 2008 г.).

Применительно к нарушению п. 2 ст. 6 Конвенции по рассматриваемому делу судья А.И. Ковлер высказал частично несовпадающее мнение. В решении по делу "Zollmann против Великобритании", подчеркнул А.И. Ковлер, Суд отметил, что п. 2 ст. 6 направлен на недопустимость нарушения справедливого судебного разбирательства, высказывая предварительные суждения, касающиеся рассматриваемого дела. Если отсутствует дело либо такое дело уже было рассмотрено, заявления, касающиеся уголовного либо иного недопустимого поведения, имеют значение для дела, связанного с защитой репутации, достоинства, либо доступа к суду для определения гражданских прав и обязанностей в рамках ст. ст. 6 и 8 Конвенции". По настоящему делу заявители не обвинялись в каком-либо уголовном правонарушении в России, в отношении их не существовало и не предполагалось возбуждать какого-либо дела, результаты которого могли быть предвосхищены заявлениями заместителя Генерального прокурора РФ. Более того, отсутствует какая-либо связь в правовом, фактическом отношении между заявлениями Генеральной прокуратуры и уголовным делом, расследуемым в Узбекистане. Нет необходимости рассуждать, каким образом заявление органов прокуратуры, несмотря на их четкое профессиональное толкование, могло неблагоприятно повлиять на судебные власти другого суверенного государства, призванные решать вопрос виновности или невиновности заявителей (см. частично совпадающее мнение А.И. Ковлера к Постановлению от 24 апреля 2008 г. по делу "Исмоилов и другие против Российской Федерации").

Одним из дел, где Суд представил достаточно детальное толкование п. 2 ст. 6 Конвенции, стало дело "Хужин и другие против Российской Федерации" (Постановление от 23 октября 2008 г.). По указанному делу Суд вновь обратил внимание, что рассматриваемое конвенционное положение связано с обеспечением справедливого судебного разбирательства посредством воздержания от заявлений, сделанных применительно к конкретному судебному процессу. Презумпция невиновности, предусмотренная п. 2 ст. 6, является одним из аспектов справедливого уголовного судопроизводства, требуемого в силу п. 1 ст. 6 Конвенции. Рассматриваемое конвенционное положение запрещает высказывать суду предварительное мнение о том, что обвиняемое в уголовном правонарушении лицо является виновным, до того, как будет доказана вина в соответствии с законом, а также запрещает делать заявления иным должностным лицам государства о рассматриваемом уголовном деле, которые могут заставить общество поверить в виновность обвиненного и предвосхитить оценку фактов, осуществляемую компетентными судебными властями (п. 93 Постановления от 23 октября 2008 г.).

Суд следует устоявшемуся подходу, что принцип презумпции невиновности будет нарушен, если решение суда либо заявление должностных лиц государства, касающиеся обвиняемого в совершении преступления, свидетельствуют о виновности лица еще до того, как его вина будет доказана в порядке, предусмотренном законом. Будет достаточно для констатации нарушения указанного принципа, если даже отсутствует какое-либо формальное решение, однако из суждений следует, что суд или должностное лицо рассматривают обвиняемого в качестве виновного. Существенная разница должна проводится между суждениями о том, что лицо подозревается в совершении преступления, и высказыванием, что лицо совершило вменяемое ему преступление при отсутствии вступившего в силу приговора. Суд всегда придает значение словесным формулировкам, которые используют должностные лица государства в своих заявлениях до того, как лицо судимо и признано виновным в конкретном уголовном правонарушении. Возвращаясь к обстоятельствам дела "Хужин и другие против Российской Федерации", Суд обратил внимание на то, что за несколько дней до начала судебного следствия в отношении заявителей государственный телевизионный канал транслировал передачу, где принимали участие следователь, расследовавший дело заявителей, городской прокурор и глава одного из подразделений прокуратуры по раскрытию преступлений. Участники в деталях обсуждали с ведущим дело заявителей и потерпевшими от их преступных действий. Впоследствии передача дважды транслировалась во время судебного разбирательства в первой инстанции и несколько раз до разбирательства дела в кассационной инстанции. Применительно к содержанию передачи Суд подчеркнул, что все трое сотрудников правоохранительных органов рассказывали о действиях, представляющих собой преступления, совершенные заявителями. Их заявления не были обусловлены начавшимся судебным следствием либо статусом обвиняемых <1>, но речь шла о преступлениях как об установленном факте без каких-либо оговорок, их вовлеченности в совершение преступлений, даже не упоминая о том, что заявители отрицали такую вовлеченность. В дополнение городской прокурор рассказал о прошлых преступлениях заявителей и охарактеризовал их в качестве опасных преступников, сделал заявление, что совершение преступлений стало результатом их личностных качеств - бессмысленной жестокости и зверства. В заключение он сказал, что единственное решение суда - это приговор с соответствующими сроками лишения свободы. Суд посчитал, что такие суждения со стороны должностных лиц государства представляют собой констатацию виновности заявителей и предвосхищают оценку фактов, которую должен осуществить суд. Учитывая, что указанные должностные лица занимают высокие посты в городской и региональной правоохранительной системах, они должны были проявить осторожность в выборе словесных формулировок при описании начавшегося судебного следствия в отношении заявителей. Но, принимая во внимание содержание их заявлений, Суд пришел к выводу, что эти заявления заставили общество поверить в виновность заявителей еще до того, как их вина была доказана в предусмотренном законом порядке. Соответственно, в отношении заявителей было нарушение принципа презумпции невиновности, предусмотренного п. 2 ст. 6 Конвенции (п. п. 94 - 97 Постановления от 23 октября 2008 г.).

--------------------------------

<1> Как свидетельствует практика Суда, применительно к рассматриваемой ситуации не делается различия между понятиями "подозреваемый", "обвиняемый" и "подсудимый".

При рассмотрении ряда дел возник вопрос: не нарушают ли принцип презумпции невиновности действия национального суда, санкционирующего заключение под стражу лица, подозреваемого в совершении преступления? Здесь Суд четко выработал следующую правовую позицию.

По делу "Белевицкий против Российской Федерации" заявитель полагал, что ссылки национального суда на тяжесть преступления при решении вопроса о заключении под стражу представляют собой нарушение принципа презумпции невиновности. Суд обратил внимание, что хотя тяжесть преступления, на что ссылались национальные суды в качестве оправдания продления сроков лишения свободы, не является достаточным по смыслу п. 3 ст. 5 Конвенции, использование данного факта в решениях о санкционировании ареста не подтверждает выводы заявителя, что суд явно выразил позицию о его виновности до окончания следствия. Заявитель не представил каких-либо иных доказательств, которые позволили бы усомниться в беспристрастности суда (п. 112 Постановления от 1 марта 2007 г.).