1.1.2. Гендерные исследования в зарубежной лингвистике

В конце 60-х годов XX века произошел коренной поворот в подходе к гендерным исследованиям, которые начали интенсивно развиваться прежде всего в западной гуманитарной науке. Их возникновение и развитие не случайно и связано с новым взглядом на проблему познания, философию наук и философию общества. В это время бурное развитие получила коммуникативная семантика, социолингвистика, произошла смена научной парадигмы, когда исследователи стали все больше и больше отходить от структуралистских позиций и проводить исследования в рамках прагматики и уделять внимание влиянию на язык «человеческого фактора». Стало ясно, что изучение языковых явлений в их коммуникативном, динамическом аспекте невозможно без учета психофизиологических и социально-стратификационных особенностей личности (пола, возраста, уровня образования и т. п.).

В настоящее время гендерные исследования развиваются в основном в рамках нескольких подходов. Так, например, А.А. Клецин разделил гендерные исследования на три направления:

1. гендер как инструмент социального анализа;

2. понимание гендера как инструмента женских исследований;

3. гендер как культурологическая интерпретация (Клецин 1997).

В языкознании Е.И.Горошко выделяет следующие три магистральных подхода в изучении гендерного влияния на речевую организацию индивида (Горошко http://www.psycho.ru/shop/cd/24 ) .

Первый подход сводится к трактовке исключительно социальной природы языка женщин и мужчин и нацелен на выявление тех семантических различий, которые можно объяснить особенностями перераспределения социальной власти в обществе. При этом язык определяется как некая функциональная производная от основного языка, используемая в тех случаях, когда партнеры по речи находятся на разных ступенях социальной иерархии (Кирилина 1998а, 1999в; Lakoff 1973; Smith 1985; Trömel-Plötz 1982).

Второй социопсихолингвистический подход научно редуцирует «женский» и «мужской» язык до особенностей языкового поведения женщины и мужчины; для него статистические показатели или определение средних параметров имеют основополагающую значимость и составляют каркас для построения психолингвистических теорий мужского и женского типов поведения (Баско 1995; Вейлерт 1976; Горошко 1999; Крючкова 1975; Mackay 1979).

Представители третьего направления делают упор на когнитивном аспекте различий в языковом поведении полов. Для них оказывается более значимым не только определение частотности различий и оперирование ее показателями, но и создание целостных лингвистических моделей когнитивных оснований языковых категорий (Колосова 1996; Холод 1999; Adler 1987; Archer, Lloyd 1982).

А.В.Кирилина выделяет шесть лингвистических направлений, изучающих влияние гендерного фактора на речь и «различающихся по концептуальным установкам, методом исследования и характеру изучаемого материала» (Кирилина 1999в):

1. cоциолингвистические гендерные исследования;

2. феминистская лингвистика;

3. собственно гендерные исследования, изучающие языковое поведение обоих полов;

4. исследования маскулинности (самое молодое направление, возникшее в конце ХХ столетия);

5. психолингвистические исследования (работы в области нейролингвистики, изучения онтогенеза речи, исследования когнитивных особенностей и различий между мужчинами и женщинами и их проявление в речи);

6. кросскультурные, линвокультурологические исследования, включая теорию гендерных субкультур.

Однако автор считает, что данная классификация является весьма условной, и все эти направления имеют много общего. Причем одной из отличительных черт гендерной лингвистики является ее междисциплинарный характер, и часто работы в данной области могут одновременно развиваться в рамках нескольких направлений (Кирилина 1999в).

Стимулом для исследований в области гендерологии послужило также развитие квантитативной лингвистики, предоставившей в распоряжение ученых обширный количественный и статистический материал об особенностях функционирования языка в специфических социальных группах (Labov 1971; Trudgill 1972). В центре исследования Лабова находился фонологический аспект, в рамках которого было установлено, что женщины предпочитают употреблять более престижные формы произношения, что частота различий в произношении у мужчин и женщин в английском языке значительно снижалась с повышением их социального статуса и уровня образования. Аналогичные результаты были получены при исследовании гендерных аспектов коммуникации на материале ряда других европейских языков (см.: Philips 1987; Guntner, Kotthoff 1991). Кроме того, Лабов доказал, что любой говорящий варьирует использование языка и не произносит один и тот же фонологический вариант слова во всех случаях его употребления. Этот вывод имел существенное научное значение, так как « более ранние труды по гендерной проблематике, как правило, имплицитно или эксплицитно содержали вывод об имманентном характере различий мужского и женского говорения как фактора биологически обусловленного» (Кирилина 1999).

Большое внимание фонологии было уделено также в исследовании Траджилла, который занимался вопросами произносительных вариантов в английском языке. В частности, им было установлено, что женщины чаще употребляют более престижное носовое “ng”, а мужчины - стигматизированное “n”, что именно типично женские профессии: учительница, парикмахер, медсестра – предполагают коммуникативную интеракцию с самыми разными социальными группами, что сказывается на употреблении языка представительницами этих профессий (Trudgill 1972; Nicols 1983; Coates 1986).

В социолингвистике также встречается гипотеза о большей консервативности «женского» языка, однако ее обоснованность вызывает у ряда исследователей сомнения (Nabrings 1981).

В конце 60-х – начале 70-х годов гендерные исследования в языке получили еще один мощнейший импульс благодаря так называемому Новому женскому движению в США и Германии, в результате чего в языкознании возникло своеобразное направление, названное феминистской лингвистикой. Главная цель феминистской лингвистики состоит в разоблачении патриархата – мужского доминирования в общественной и культурной жизни (Borneman 1991; Jannsen-Jurreit 1971).

Основополагающей в области теоретической лингвистики стала работа Р.Лакофф «Язык и место женщины» (Lakoff 1973), в центре внимания которой оказалось рассмотрение общих вопросов отражения социального статуса женщины в языке. Р.Лакофф пришла к выводу, что в европейских языках женщины отображены, как правило, негативно (фольклор – лучшее тому доказательство), они «присутствуют чаще в роли объекта, а не субъекта, а их речевое поведение характеризуется большей неуверенностью, чем мужское, и в тоже время гуманностью, ориентированностью на собеседника, и потому менее агрессивно» (цит. по: Пушкарева 2001). По мнению автора, все это есть следствие устоявшегося в европейских обществах стереотипа женственности, понимаемой как «мягкость», «уступчивость», «покорность». Напротив, женщины говорящие и пишущие в мужском стиле, т.е. умеющие настаивать на обсуждении той темы, которая их волнует, в устной речи склонны перебивать собеседника, использовать формы повелительного наклонения, воспринимались как «невежественные», а носительницы этих форм – как мужеподобные. Эту ситуацию Р.Лакофф назвала положением «двойной связанности» женщин – носительниц языка.

К специфике феминистской теории критики языка можно отнести «ее ярко выраженный полемический характер, разработку собственной лингвистической методологии (Мandele, Rundle 1998), привлечение к лингвистическому описанию результатов всего спектра наук о человеке (психологии, социологии, этнографии, антропологии, истории и т.д.), а также ряд успешных попыток влиять на языковую политику» (Кирилина 1999). Зародившись в США, наибольшее распространение в Европе феминистская лингвистика получила в Германии с появлением работ (Trőmel-Plőtz 1978; Pusch 1981) . Немецкой исследовательницей Тремель-Плетц была создана «теория дефицитности», т.е. нехватки уверенности, доминантности, агрессивности и иных «мужских» качеств в женской устной и письменной речи. Эту концепцию (и саму теорию дефицитности) оспорили в 1990-е годы Ю.Самель и Б.Барон, настаивавшие на истинности не дефицитности женской речи, а дифференциации мужского и женского вербального поведения, на существовании в каждом из них особых черт, не позволяющих свести одну речевую практику к другой (Samel 1995; Baron 1996).

Теоретики феминистской идеологии исходят из того, что женщине для психологического, социального и биологического выживания в обществе необходимо обрести в нем свою идентичность, т.е. быть адекватно отображенной, идентифицированной в языке, который употребляется в данном сообществе. Они обратили особое внимание на неравномерную представленность в языке лиц разного пола (Pusch 1984). Язык фиксирует картину мира с мужской точки зрения, поэтому он андроцентричен (ориентирован на мужчину): язык создает картину мира, основанную на мужской точке зрения, от лица мужского субъекта, где женское предстает главным образом в роли объекта, в роли «другого», «чужого», «вторичного» и противопоставляется « …традиционной культуре как культуре идеологически мужской. … Под женщиной понимается то, о чем не говорится» (Kristeva 1977).

Исходя из вышеперечисленных феминистской лингвистикой признаков андроцентризма языка, в качестве наиболее характерных форм проявления этого феномена во французском языке нам хотелось бы выделить следующие:

1. Отождествление понятий «человек» и «мужчина». Несмотря на то, что значение «женщина» формально включается в дефиницию понятия «человек», фактически оно исключается при употреблении этого слова в речи, т.е. общечеловеческое понятие является маскулинной категорией. Во многих языках Европы они обозначаются одним словом: man - в английском, homme - во французском, Mann - в немецком. Во французском языке оба эти понятия обозначаются одним словом - homme, и в представлении большинства носителей языка это слово связывается с мужским полом. Любопытно, что до 1976 г. статья французского словаря давала дефиницию слова femme как compagne de l’homme, épouse, celle qui est ou a été mariée. И только в связи с феминно-социальными изменениями в обществе статья меняет формулировку: 1) être humain de sexe feminin; 2) épouse; 3) celle qui est ou a été mariée. Значение же слова homme остается единожды определенным и неизменным: 1) être mâle; 2) représentant de l’espèce.

2. Имена существительные женского рода являются, как правило, производными от мужских, а не наоборот (un maître – une maîtresse, un traducteur – une traductrice, un mâle – une fémale и др). Им часто сопутствует негативная коннотация (députée, experte, peintresse). Применение мужского обозначения к женщине допустимо и повышает ее статус и социальное положение. В современнном французском обществе престижные профессии magistrat, avocat, financier, docteur в равной мере относятся как к мужчинам, так и женщинам, но женского рода эти существительные не имеют. В некоторых случаях при номинации профессии лиц женского пола во французском языке к существительным мужского рода, обозначающим род занятий, добавляется лексема femme: femme-écrivain, femme docteur, femme savante. Это связано с тем, что до XX века понятия «женщина» и «ученый», «женщина» и «писатель» выглядели несовместимыми.

3. Сочетания существительных, обозначающих лиц женского пола, с номинациями мужского рода выражают, как правило, положительную оценку лица женского пола (une pote), и наоборот, номинация мужчины женским обозначением несет в себе негативную оценку (une femmelette). Эта особенность была давно отмечена психологами, причем она универсальна почти для всех языковых обществ (ср. в русском языке «баба» - по отношению к мужчине и «свой парень» - по отношению к женщине).

Необходимо отметить, что некоторые «парные» лексические единицы, обозначающие параллельные понятия, зачастую оказываются неэквивалентными по эмотивному, оценочному или экспрессивному смыслам. Например, следующие одушевленные существительные мужского рода, имеющие нейтральное значение, в женском роде получают негативную окраску:

мужской род женский род

maître (господин, хозяин) maîtresse (любовница)

fias (парень, тип) fiasse (толстая, вульгарная девка)

courtisan (придворный) courtisane (куртизанка)

4. Существительные мужского рода могут употребляться для обозначения лиц любого пола; действует так называемый механизм «включенности» в грамматический род (Кирилина 2000; Ласкова 2001). Язык предпочитает мужские формы для обозначения лиц любого пола или группы лиц разного пола. Так, если имеются в виду преподаватели учебного заведения – мужчины и женщины, достаточно употребить les enseignants.

Во французском языке при обозначении разнополой группы лиц с подавляющим большинством представительниц женского пола употребляют местоимение мужского рода множественного числа ils, нейтральное личное местоимение, которое могло бы использоваться по отношению к представителям обоих полов, отсутствует: Lucien et ses amies étaient si occupés qu’ils n’ont pas entendu le bruit dans la chambre voisine.

5. Согласование на синтаксическом уровне происходит по форме грамматического рода соответствующей части речи или по ряду фонетических правил, а не по реальному полу референта: Son émotion était très forte. (в отрыве от контекста невозможно понять, кто испытывает эту эмоцию: мужчина или женщина).

Игнорирование по женскому полу во французском языке обнаруживает себя и в отсутствии эквивалента личных приглагольных местоимений - косвенных дополнений, которые и в единственном, и во множественном числе имеют одинаковую форму выражения: lui, leur. При употреблении этих местоимений в сложных временах не происходит согласования, что опять предоставляет сложность при определении пола при понимании текста: Je lui ai dit que Pierre s’y connaissait bien en matière du cinema, и часто фразы такого типа переводятся на русский язык мужским родом.

Таким образом, в массе случаев женщины часто игнорируются французским языком, а феминность и маскулинность оказываются резко разграниченными и противопоставленными друг другу как в качественном (отрицательная и положительная оценка), так и количественном (доминирование мужского как общечеловеческого) отношении, что ведет к образованию гендерных асимметрий.

В лингвистике не прекращается полемика вокруг теоретических положений феминистской лингвистики и их практической реализации (Pusch 1990; Muttersprache frauenlos? 1992; Homberger 1993). Однако следует признать, что в области языковой политики феминистская лингвистика добилась серьезных успехов (Кирилина 1997; Trömel-Plötz 1982).

На фоне работ феминистов-лингвистов не могли не появиться работы, посвященные мужской гендерной идентичности и ее отражения в языке (Chodorow 1978; Tolson 1977). C конца 80-х годов интерес к проблемам маскулинности существенно возрос. Наиболее значимым выводом авторов, исследующих этот аспект, стало разграничение разных типов мужественности, имеющих место в реальности и определение среди них стереотипа доминирующей мужественности (hegemonic masculinity) (Connel 1993). Именно доминирующая мужественность наиболее часто отражается в языке в качестве своего рода образца для подражания. Вместе с тем установлено, что «доминирующая мужественность, с одной стороны, меняется от культуры к культуре, с другой – мужественность, так и женственность – динамические, исторически изменчивые концепты» (Кирилина 1999а: 37). Б.Коннел вводит понятие культурной репрезентации: в силу многослойности и изменчивости мужественности и женственности возможна манипуляция этими понятиями. По Коннелу, мужественность как и женственность – многомерный концепт, состоящий из большого количества бинарных оппозиций, что и позволяет манипулировать им. Исследуя лингвистический материал на предмет обнаружения культурной специфики доминирующей маскулинности (или феминности), наука может в качестве результата получить, скорее, реконструкцию гендера на основании данных языка (Connel 1993).

К трудам такого характера относятся кросскультурные и линвокультурологические исследования, главной особенностью которых является пока малая разработанность проблемы, так как основной массив данных получен на основе материала американского варианта английского языка, ряда европейских языков, а также русского языка, что не дает пока основания свидетельствовать о полном представлении фактов гендерной картины мира (Кирилина 1999в; Малишевская 1999; Халеева 1999; Бурукина 2000; Рябов 2000). Однако на основе уже изученного материала можно констатировать, что номинативная система языков неодинаковым образом манифестирует концепты «мужественность» и «женственность» и придает им неодинаковое значение. Речевое поведение мужчин и женщин может различаться в зависимости от норм соответствующей культуры. Как полагает А.В.Кирилина, «для контрастивной лингвокультурологии существенно сопоставление культурных концептов (Вежбицкая 1999) и их интерпретация» (Кирилина 1999в). Таким образом, задачей здесь является описание культурных концептов «женственность» и «мужественность», выявление их составляющих.

В рамках этого подхода постулируется описание наивной картины мира, где представлены взаимодействие и взаимопроникновение культур и языков, а также формы фиксации в различных языках культурно значимой гендерной информации.

Некоторые исследователи зарубежной лингвистики делают акцент на когнитивном подходе, так как важным аспектом гендерных исследований является также сфера языкового сознания говорящих – динамичная и комплексная среда, существующая в виде разнообразных речевых построений и представляющая единство когнитивных, эмоциональных и языковых процессов. Так, например, употребление местоимений первого лица позволяют высветить определенную разницу в языковом сознании женщин и мужчин (Allen, Guy 1974). Наблюдения за речью англоязычных мужчин и даже носителей других языков, для которых английский язык не является родным, показывают, что мужчины чаще оперируют местоимением I как эквивалентом we. Для женщин свойственна другая тенденция – инкорпорировать I в местоимение we. Употребление we в языке женщин имеет много общего с так называемым редакторским we, обычно используемым в ситуациях официального общения.

Заслуживают внимания и результаты, полученные при проведении ассоциативных экспериментов (John-Steiner, Irvine 1989). Выяснилось, что мужские ассоциации богаче и более «рассредоточены», чем женские. Женские же гораздо более «концентрированнее» и у них больше совпадающих ассоциаций. Наблюдается также сильная дифференциация между мужскими и женскими ассоциациями (Nicols 1979).

В лингвистической литературе существует ряд работ, в которых в большей или меньшей мере затрагиваются вопросы грамматической категории рода (Eakins B., Eakins R. 1978; Spender 1985). Категория рода является характерной чертой грамматического строя индоевропейских языков, несмотря на то, что они отражают разную степень сохраняемости рода, которая находится в прямой зависимости от устойчивости синтетизма в системе словоизменения. Развитие аналитизма в английском языке привело к разрушению словоизменения и утрате родовых противопоставлений в именах. Таким образом, род превратился в скрытую категорию, обнаруживаемую только через местоимения he, she,it.

Ряд имен существительных, обозначающих живые существа, может относиться как к мужскому, так и женскому роду: pupil, friend, teacher, cousin и др. Когда хотят указать, к какому полу относится данное лицо или животное, то к существительному прибавляется слово, указывающее на пол: a boy-friend, a girl-friend; a he-wolf, a she-wolf. Ряд имен существительных женского рода образуется от соответствующих существительных мужского рода путем прибавления суффикса –ess: actor – actress; poet – poetess; lion – lioness. (Эти положения, характерные и для французского языка, нами были рассмотрены выше).

Следовательно, в английском языке, как и во многих индоевропейских языках, нейтральными словами, обозначающими лиц обоих полов, являются слова мужского рода.

Это основное положение, сложившееся в ходе развития некоторых современных социумов, вызывает негативное отношение со стороны определенной группы лингвистов, борющихся за пересмотр гендерного признака в современном английском языке. Они считают, что практика закрепления мужского рода за нейтральными понятиями связана с наличием предубеждений в английском обществе в ходе его исторического развития, когда оно являлось «обществом для мужчин» с доминантой патриархата, что не могло не отразиться на эволюции английского языка. Так, например, предлагается замена слов с родовым признаком man на генерализирующую лексему: вместо chairman употреблять chairperson, chair, mediator, coordinator; manpower заменить на workforce, personnel, the staff, the workers.

Наименьшим образом разработана гендерная составляющая неевропейских языков (Нгуен Дык Тон 1989; Ван Эрдон 2000; Яковлева 2000). Вместе с этим фрагментарно гендерные аспекты языка в межкультурном сравнении представлены в трудах лингвистов, не причисляющих себя к гендерологам (Вежбицкая 1996; Телия 1996 и др.).