Выводы по главе III

Основываясь на данных, полученных методом контент-анализа и релевантных для исследования в нашей работе эмоционального тренда и эмоциональной доминанты мужчин и женщин и способов их выражения в коммуникативных актах, отраженных в художественной литературе, подведем некоторые итоги:

1. В результате исследовании было зафиксировано 7210 эмотивных маркеров лексического и синтаксического уровней французского языка, выражающих эмоциональное состояние коммуникантов и придающих особый эмотивный тон их вербальному поведению. Основываясь на авторских дескрипциях, сопровождающих речевое поведение персонажей и контекстно-смысловом анализе текста и распределив данные эмотивные единицы по эмоциональным категориальным ситуациям их употребления, мы получили следующую картину.

Самой частотной, а следовательно, доминантной и гендерноприоритетной эмоцией в мужском и женском вербальном поведении является эмоция «триады враждебности» (1149/922). Она доминирует практически при использовании в речи всех эмотивных единиц (кроме междометий и эллиптических предложений, которые оказались предпочтительными и в мужской, и в женской речи для выражения радости). Эмоция радости (957/686), являющаяся кластерной для выражения различных степеней этого эмоционального состояния (удовольствия, восхищения, восторга, наслаждения и др.), и эмоция удивления (424/304) (изумления, поражения, ошеломления и др.) являются гендернорелевантными и актуализируются чаще в мужской речи.

Что же касается женских проявлений эмоций, то по частотности их объективации в речи после выражения эмоции гнева чаще актуализируется также эмоция радости (686). Однако для женской речи остается актуальной (по их числу она опережает мужские выражения) эмоция грусти (387/538) (печали, сожаления и др.). Для выражения в женской речи оказалась преферентной также эмоция страха (265/424) (боязни, кошмара, ужаса). Только при использовании инвективной лексики в этих эмоциональных ситуациях и при употреблении репризы на синтаксическом уровне в ситуации грусти количество эмотивных единиц преобладает в мужских репликах.

2. Выдвинутая нами гипотеза о сомнительности традиционного утверждения о более частом использовании вербальных средств выражения эмоций женским полом подтвердилась: результаты исследования позволяют утверждать о большей эмотивности вербального поведения французских мужчин. Этот вывод основывается не только на общем количественном показателе (3823/3397), но и на факте, что из двенадцати заявленных категорий анализа эмотивности (см.п.3.2.) только три из них (по числу восклицательных предложений, конструкций с инверсией и употреблению интенсификаторов) отражают доминирующее положение в речи французских женщин, остальные девять гендерноприоритетно реализуются в коммуникативном вербальном поведении мужчин.

3. Несмотря на то, что в анализируемом материале нам не удалось обнаружить гендерно закрепленных во французском языке способов и средств выражения эмоций, что свидетельствует о его «демократичности» и отсутствии табу в гендерном дискурсе и подтверждается даже при использовании инвективной лексики, мы можем сделать вывод о выраженных гендерных преференциях и о качественных различиях в использовании тех или иных эмотивных маркеров. Так, например, мужчины используют чаще интенсификаторы-указатели (–ci и -là), женщины – интенсивы-экскламаторы (comme, que и si); гендерноприоритетными для мужчин являются междометия-интродукторы, инвективные междометия, женщины чаще, чем мужчины используют междометия-«заполнители» пауз.

4. При выражении эмоций с помощью невербальных компонентов (нами зафиксировано 526 эмоцем) коммуниканты мужского пола актуализируют в своем поведении чаще эмоцию гнева с использованием жестовых и просодических средств. Эмоции радости и удивления декодируются чаще у мужчин с помощью выражения лица, что почти несвойственно для них в эмоциональной ситуации печали или страха, т.к. эти эмоции мужчины тщательно скрывают.

Для женского невербального поведения более значимой оказалась эмоция страха, особенно проявившаяся на фоне просодических НВК. Эмоции гнева и грусти в женских реализациях проявляются чаще через просодические и жестовые компоненты коммуникации, а мимическое проявление экспликации эмоций обнаруживает чаще себя при выражении радости. Надо заметить, что мимическое проявление эмоций оказалось вообще свойственным женскому поведению в наименьшей степени, на основании чего можно предположить, что женщины лучше владеют мимикой лица.

5. Cледуя поставленной перед нами задаче изучения динамики эмотивного поведения мужчины и женщины во французской литературе, отметим следующее:

во-первых, все категории эмотивных реплик (как лексического, так и синтаксического уровней), релевантные для нашего исследования, обнаруживают себя при анализе текстов художественной коммуникации на всем временном отрезке нашего исследования, что свидетельствует о сложившейся традиции эмотивной подачи текстовых событий во французском языке.

во-вторых, самыми насыщенными по своей эмотивной окраске и отраженными в вербальном и невербальном поведении коммуникантов обоих полов являются речевые реплики персонажей литературы XIX века (имеются в виду только проанализированные нами произведения XIX века). Несмотря на то, что по сравнению со всеми остальными веками, релевантными для нашего исследования, в XIX веке женщинами реализуется самое большое число эмотивов и эмотивных конструкций, однако в гендерном аспекте количество зафиксированных эмотивов доминирует в мужских репликах (1584/1049), что также отмечается в литературе XVII века (787/523). Что же касается употреблений эмотивов и эмотивных конструкций в женской речи, то они превалируют в речи женщин в художественной коммуникации XVIII (757/954) и XX (672/803) веков.

в-третьих, необходимо отметить некоторые частные тенденции эмотивной речи, зафиксированные нами в художественной коммуникации. Для женской речи в XVII веке было нехарактерным употребление вульгарной и инвективной лексики (см.п. 3.3.4.), однако, начиная с XVIII века, намечена явная прогрессивная тенденция к ее актуализации. Что же касается мужских реализаций таких единиц, то она присутствовала в речи мужчин на протяжении всего временного отрезка, однако в ХХ веке нами не обнаружено ни одного инвективного междометия в художественных произведениях, избранных для анализа авторов.

Предложения с неправильным порядком слов чаще находят свое выражение в женской речи, особенно XVII века, что доказывает, что под воздействием сильной эмоции в женском вербальном поведении, хотя оно тяготеет больше к соблюдению языковых норм, происходит разрушение нормативных языковых моделей, к ХХ веку их количество заметно снижается.

в-четвертых, отмечен ряд преобразований, произошедших в языковой форме и содержании описываемых эмотивов. Так, например, употребляемое в XVII веке междометие hé bien! стало во французском языке архаизмом, а с XVIII века трансформировалось в eh bien!. Аналогичное изменение произошло с междометием ô!, получившим с XVIII века языковую форму oh!.

Некоторые междометия, такие, как parbleu, ventrebleu, tudieux, sacrebleu, sacristi, cristi и др., активно употреблявшиеся в период с XVII по XIX век, в ХХ в. больше во французском языке не встречаются, однако ругательства со словом dieu - Nom de Dieu! Bon Dieu! – продолжают существовать и являются очень экспрессивными и употребляемыми в фамильярной речи.

В плане диахронии наблюдается также динамика эмотивных смыслов некоторых лексических единиц (например, un faraud в XVII веке имело значение «гордый», в настоящее время оно употребляется как «хвастливый, бахвальный»).