Политико-правовые взгляды Аврелия Августина (354-430 гг.)

Политико-правовые взгляды Фомы Аквинского

Значительные усилия по обработке предшествующих философских и политико-правовых идей в духе христианской идеологии были предприняты Фомой Аквинским (1226–1274). Фома Аквинский – уроженец центральной Италии. Родился он в Сицилии, недалеко от городка Аквино, принадлежал к знатному феодальному роду. Образование получил в доминиканском монастыре, а затем в Неаполитанском университете. В Кёльне он посещал школу знаменитого схоласта Альберта фон Больштедта. В школе Фома Аквинский обратил на себя внимание своими выдающимися способностями, превратился в любимого ученика Альберта и не расставался с ним, сопровождая его даже в странствиях. Фома был всегда спокойным и немногословным, медленно передвигался. С большим успехом преподавал философию и теологию. Быстро приобрел репутацию выдающегося ученого и философа. Фома был причислен к лику святых, признан пятым великим учителем церкви. Воззрения Фомы Аквинского на политико-правовые проблемы изложены в трактатах «Сумма теологии», «О правлении государей», а также в комментариях к «Политике» и «Этике» Аристотеля.

Главный его труд «Сумма теологии», написанный Фомой Аквинским в последние десять лет жизни, задуман как учебное пособие: богословие Августина, изложенное в неоплатонистских терминах, он переделывает с помощью терминологии Аристотеля. Это величайшее систематическое изложение христианской веры, когда-либо существовавшее, оказалось незавершенным. В конце жизни ему стало казаться, что все им написанное, если сравнивать его с тем, что ему было открыто, подобно лишь соломе.

«Сумма теологии» – это обсуждение 512 вопросов, разбитых на десять и больше подвопросов. Это философские аргументы либо цитаты, среди которых чаще всего встречаются цитаты из Аристотеля.

Влияние Аристотеля, Цицерона и стоиков в политическом и правовом учении Аквината сочетается с воздействием традиций, поддержанных Августином, Альбертом Великим и другими идеологами христианства, по приспособлению античного наследия к потребностям богословия и церковной политики в условиях средневекового общества. Поэтому значение Фомы Аквинского состоит, скорее, не в его оригинальности или открытии новых научных истин, а в систематизации знания, в сочетании религиозных положений с философскими истинами.

Фома не ограничивается религиозными догмами, которые представляют для него высшее знание, и им все подчинено. В анализе реальности Фома следует здравому смыслу и широко пользуется реализмом Аристотеля и достижениями римского права. По мысли Аквината, философия и богословие не просто дополняют друг друга, правильная философия может значительно помочь богословию.

Частью универсального порядка, создателем и правителем которой является Бог, согласно учению Фомы Аквинского, выступает государство. Установления, отвечающие требованиям божественного порядка, являются или обладают потенцией стать в перспективе законами государства. Властью, которая приводит в действие эти законы, является сила, источник которой также находится в Божестве. Цель и оправдание государства состоят в том, чтобы предоставить человеку удовлетворительные средства существования, дать основу для морального и умственного развития, которое, в свою очередь, должно оказывать государству помощь в духовном воспитании христианина. При этом Бог «наставляет» при помощи своего закона и «содействует» своей милостью.

Человек в своей жизни руководствуется не инстинктом, как животные, а разумом, что придает существованию общества организованный характер.

Способность к рассудительности помогает человеку в его собственных заботах, она же делает его пригодным к сотрудничеству на разумной основе в политической общности. Это сотрудничество охватывает не только представителей одного поколения и народа, но и людей разных стран и эпох. Именно способность к рассудительности дает каждому поколению возможность процветать, опираясь на унаследованное богатство и достижения предшественников, и оставлять преемникам то, что не удается усовершенствовать собственными усилиями.

Политическая общность, согласно Аквинату, образуется из ремесленников, земледельцев, солдат, политиков и других категорий работников. Государство может нормально функционировать только тогда, когда природа произведет массу людей, среди которых одни являются физически крепкими, другие – мужественными, третьи – проницательными в умственном отношении. Различные категории работников необходимы для государства в силу его «природы», которая в теологической интерпретации в итоге является реализацией законов провидения. Закономерным Аквинат считает существование неравенства различных слоев населения и, по сути, берет под защиту сословную иерархию и социально-политические устои феодального общества.

В учении о государстве и праве государство как форма предустановленной людской общности и сотрудничества, согласно Аквинату, возникает из потребностей «природы» и «разума». Политика у Фомы Аквинского теряет соответствие общим интересам людей, а государство превращается в продукт господствующей в государстве и объединяющей его власти. Правитель рассматривается не как один из составных элементов государства, а как власть, стоящая над ним и от него независимая. Управление государством сравнивается с тем, как Бог правит миром.

В вопросах классификации форм правления Фома находится под заметным влиянием Аристотеля. Им выделяются а) чистые (правильные) формы правления: монархия, аристократия, полития;

б) отклоняющиеся (извращенные) формы правления: тирания, олигархия демагогия (демократия).

В соответствии с моральным характером правления Аквинат выделяет: а)виды правления: справедливое (правильное, разумное, надлежащее),несправедливое (не достигающее общего блага как цели общества).

в) виды власти: политическая (существующая там, где, при правлении одного или нескольких лиц, исполняются законы и договоры), деспотическая (ничем не ограниченная и подобная власти господина над рабами), королевская (опирающаяся не на законы, а на мудрость правителя, в которой правитель находит оправдание своим действиям, видит в ней «свою свободу»).

Первичным источником человеческой власти, которая вручается одному или нескольким лицам, является политическая общность людей, народ.

Предпочтительной формой правления у Фомы Аквинского выступает монархия. На это наталкивает сходство с мирозданием, устроенным и руководимым Богом-Творцом.

Идеальной формой правления Аквинат, вслед за Аристотелем, Полибием и Цицероном, считал смешанную из трех чистых форм, при которой монарх олицетворяет единство, аристократия – преобладание надлежащих заслуг, а подданные (народ), активно вовлекаемые в дела управления, служат гарантией социального мира и согласия.

В человеческих сообществах Фома Аквинский выделял два вида: (1) сообщество людей в государстве, (2) сообщество верующих в церкви.

Жизнь сообщества людей в государстве, по мнению Фомы, регулируется правилами политического правления, в рамках которых король правит в соответствии с законами государства. Власть короля над подданными не беспредельна, она ограничена, в частности, действующими законами, способствующими достижению общего блага. Правители должны по необходимости считаться и с «волей народа». Правление, при котором монарху принадлежит «вся полнота власти», Фома называет жестким правлением.

По отношению к монархам, узурпировавшим власть или понуждавших подданных к неправедным действиям, может быть проявлено неповиновение. Однако возмущение и выступление против власти государства как таковой Фома считал смертным грехом.

Управление Фома Аквинский рассматривает как искусство. Знания, относящиеся к управлению государством, он называет политической наукой и полагает, что они носят преимущественно практический характер.

Как всякое религиозное мировоззрение, учение Фомы основывается на идее божественного создания мира. Этот постулат пронизывает все его представления о государстве и праве. Следование божественной цели понимается Фомой как закон.

Свобода человека, свобода его воли – проявление меры разумности человека, меры познанности им высших (божественных) целей своего бытия и действования в соответствии с необходимыми правилами, диктуемыми этими целями и вытекающими из них. Согласно концепции Фомы, свободная воля – это добрая воля. Он считает действование по свободной воле осуществлением разумности, справедливости добра в земной жизни, соблюдением божественного по своим первоистокам закона, определяющего необходимый порядок мироздания и человеческого общежития.

Считая Бога первопричиной и одновременно конечной целью добра (а следовательно, разумных и свободных действий), Фома в то же время прилагает значительные усилия для доказательства того, что Бог не является первоистоком зла. Он развивает тезис о том, что нет единого первичного начала зла в том смысле, в котором есть единое первичное начало блага. Поскольку Бог трактуется Фомой как высшее совершенство, постольку зло, состоящее в несовершенстве действования или проистекающее от несовершенного действования, обусловлено несовершенством именно человека как действующего лица, но никак не Бога.

Представления Фомы о свободной воле, добре и зле, несовершенстве человека и человеческих действий, божественно предопределенных правилах и виновном их нарушении имеют существенное значение для понимания его взглядов на право и закон.

Фома производит классификацию законов и выделяет следующие их виды: 1) вечный закон (lex aeterna), 2) естественный закон (lex naturalis), 3) человеческий закон (lex humana), 4) божественный закон (lex pina)

Вечный закон – это всеобщий закон миропорядка, выражающий божественный разум в качестве верховного общемирового направляющего начала, абсолютного правила и принципа, который управляет всеобщей связью явлений в мироздании (включая естественные и общественные процессы) и обеспечивает их целенаправленное развитие.

Естественный закон – непосредственное проявление вечного закона. Он порожден разумом человека, подобно тому, как вечный закон заключен в божественном разуме. Естественный закон можно определить и как общие принципы, лежащие в основе принятых обычаев.

Смысл естественного закона для человека как особого существа, одаренного Богом душой и разумом, состоит в том, что человек по самой своей природе наделен способностью различать добро и зло, причастен к добру и склонен к действиям и поступкам свободной воли, направленной на осуществление добра как цели.

Человеческий закон в трактовке Фомы – это положительный закон, снабженный принудительной санкцией против его нарушений. Человеческий закон – позитивный, признается людьми по их доброй воле. Фома разделяет традиционную для древности и Средневековья позицию: законы создает природа, диктует разум, а человек лишь признает их, придает им четкую форму, санкцию.

Для отдельных – совершенных и добродетельных – людей человеческий закон не нужен, для них достаточно естественного закона. Но по отношению к порочным людям необходимо применение наказания и принуждения. Под влиянием страха и принуждения люди приучаются к воздержанию от нарушения чужого покоя и совершения злых поступков, Они постепенно исправляются, преодолевая пороки и приобретая добродетельные привычки. Таким образом, принуждение, в трактовке Фомы, выступает не только как средство наказания за нарушение закона, но и как средство воспитания и формирования у людей надлежащих нравственных качеств и прочной привычки действовать разумно.

Из соответствия человеческого закона естественному вытекает также необходимость установления в положительном законе реально выполнимых требований, соблюдение которых посильно для обыкновенных людей. Закон должен принимать людей с их недостатками и слабостями, не предъявляя чрезмерных требований в виде, например, запрещения всех пороков и всего зла. По мнению Фомы, требования, предъявляемые положительным законом ко всем людям, должны быть одинаковыми, тяготы и повинности – равными. Всеобщность закона подразумевает равенство, в частности, в виде применения равной меры и одинакового масштаба требований ко всем. Кроме того, положительный закон должен быть установлен компетентной инстанцией и обнародован. И только наличие всех этих свойств и признаков делает человеческие установления положительным законом, обязательным для людей.

Иные установления – это несправедливые законы, которые, по оценке Фомы, собственно законами не являются и для людей не обязательны.

Фома различает два вида несправедливых законов: те, в которых отсутствуют те или иные обязательные признаки закона (например, вместо общего блага имеют место частное благо законодателя, превышение им своих правомочий и т. д.): такие законы необязательны для подданных, но их соблюдение целесообразно в связи отсутствием желания формировать привычку не соблюдать закон; те, которые противоречат божественным законам: такие законы не только необязательны, но и не должны соблюдаться и исполняться.

Несовершенный человеческий разум не всегда позволяет придти к единому представлению о правде и тем более предотвратить неправомерный поступок. Поэтому необходим еще один вид законов – божественных, данных в виде заповедей Моисею самим Богом. Дело даже не в том, что Декалог – готовый кодекс, нормы которого надо исполнять. Десять заповедей создают среду, способную к восприятию правовых норм, закладывают основы правопорядка, азбуку дисциплины, необходимых для объединения народа и превращения его в государственный организм.

Право (jus), по Фоме, – это действие справедливости в божественном порядке человеческого общежития. Справедливость (justitia) – одна из этических добродетелей, которая имеет в виду отношение человека не к самому себе, а к другим людям и состоит в воздаянии каждому своего, ему принадлежащего. Разделяет он и представление Аристотеля о двух видах справедливости – уравнивающей и распределяющей.

Право формируется в разных сферах: естественное право (jus naturae) – при уравнении по природе; право народов (jus gentium) – естественное право, относящееся к человеку; цивильное, положительное право (jus civile) – при уравнении к человеческому волеустановлению; человеческое право (jus humanum) – установленное человеческой волей (или человеческим законом)божественное право (jus pinum), состоящее из: естественного божественного права (непосредственные выводы из естественного закона), позитивного божественного права (например, права, данного Богом еврейскому народу).

В условиях Средневековья, в обстановке борьбы между светской властью и церковью за влияние в социально-политических и духовных делах учение Фомы Аквинского было направлено на укрепление позиций римской католической церкви в иерархической структуре феодального строя, на обоснование и усиление господствующего теологического мировоззрения. В

Последовательная теологическая обработка Фомой Аквинским большого комплекса политико-правовых проблем обеспечила его доктрине высокий авторитет среди идеологов католицизма, простирающийся до современного неотомизма.

Фома Аквинский выстроил систему идеологического обоснования могущества церкви, которой суждена была долгая жизнь. Первоначально томизм из-за своего рационализма был встречен враждебно. Но уже в XIV в. томизм стал Доктриной доминиканского ордена. В 1879 г. Папа Лев XIII объявил учение Фомы «единственно истинной философией католицизма» и признал изучение произведений Фомы Аквинского обязательным в католических школах. С этого времени началось неотомистское движение. В Ватикане была основана Академия св. Фомы, в ряде стран появились научные центры по разработке и пропаганде неотомизма.

На протяжении нескольких десятилетий неотомизм представлял собой консервативное течение. Однако он эволюционировал вместе с католической церковью.

Учение о законах и государстве Марсилия Падуанского

Богослов и медик Марсилий Падуанский, бывший одно время ректором Парижского университета, написал книгу “Защитник мира”. Книга выдержана в схоластической манере; автор рассуждает о небесных и земных целях человека, о законах, определяющих пути достижения этих целей; эти рассуждения были изложены в виде толкования модной тогда “Политики” Аристотеля и в духе времени сопровождались ссылками на св. писание. Однако автор обосновывал ряд идей, далеко опередивших его время.

Марсилий Падуанский резко критикует теократические теории: основная причина войн, смут и возмущений, мешающих мирному, упорядоченному общежитию (одна из основных земных целей), – неверные представления о соотношении церкви и государства, божественного и человеческого законов. Попытки церкви вмешаться в дела светской власти сеют раздоры и лишают мира европейские государства, особенно Италию. Эта причина раздоров не описана Аристотелем, которому вообще не была известна высшая цель, определяемая божественным законом.

Марсилий Падуанский различает два вида законов по их цели, содержанию и способам обеспечения.

Божественный закон указывает пути достижения вечного блаженства, определяет различия между грехами и заслугами перед богом, а также наказания и награды в потустороннем мире, где судьей является Христос. Цель человеческого закона – правда и общее благо, прочность и твердость власти; различая правомерное и неправомерное, он устанавливает справедливость; соблюдение человеческого закона обеспечивается принуждением. Из различения двух видов законов проистекают разграничения целей, сфер и методов деятельности церкви и государства.

К ведению церкви относятся только божественные, но не человеческие законы; служа высшей цели, церковь не должна вмешиваться в “мирские дела” (Христос говорил: “Царство мое не от мира сего”). Духовенство имеет право только учить, проповедовать христианское вероучение, но никак не принуждать; наказывать грешников, нарушителей божественного закона, может только бог, установивший этот закон (к тому же, только богу известны все деяния и помыслы, ему чужда человеческая логика и т.п.).

Из почти одинаковых с концепцией Фомы Аквинского посылок (деление законов на божественные и человеческие по их цели) вытекали прямо противоположные выводы: учение Марсилия Падуанского отрицало правомерность церковного суда, инквизиционных трибуналов, какого бы то ни было принуждения в делах религии. Даже еретик, по учению Марсилия Падуанского, может быть наказан только богом на том свете. В земной жизни еретика можно изгнать из государства, если его учение вредно для общежития; но и это (изгнание) может осуществить лишь князь, но никак не священник (“медик душ”), которому принадлежит единственное право – учить и увещевать. Отсюда же вытекало крайне радикальное для того времени требование свободы совести. Марсилий Падуанский высказывался также за реформу церкви, за выборность священников, отмену ряда привилегий пап.

Весьма своеобразно для своего времени решает Марсилий Падуанский и вопрос о человеческом законе. Человеческий закон должен приниматься народом – под народом понимается “совокупность граждан или важнейшая их часть”. Такой порядок принятия и изменения человеческих законов предопределяется их целью: принятые народом законы выражают общее благо; народ лучше повинуется тем законам, которые сам для себя создал; эти законы всем известны; большинству (общества) принадлежит наибольшая сила для принуждения непокорных к соблюдению законов; наконец, каждый может заметить упущения и предложить способы их устранения. Столь же своеобразно Марсилием Падуанским решается проблема правительства, приводящего законы в исполнение. Во-первых, выдвигается и обосновывается принцип подзаконности всех действий правительства, которое для того и создано, чтобы исполнять законы, определяющие цели и порядок общежития. Во-вторых, исполнитель законов должен избираться тем же, кем закон установлен, т.е. народом.

Теоретическое обоснование принадлежности народу законодательной власти, строгой подзаконности деятельности правительства, выборности народом главы исполнительной власти – все это в теоретическом плане далеко опережало время Марсилия Падуанского, предвосхищая лозунги революций XVII–XVIII вв. В доктрине же XIV в. эти идеи исходили из практики управления городских республик, опирались на отдельные мысли Аристотеля, были созвучны порядку избрания императора Священной Римской империи, наконец, изложены были в схоластической манере. Так, обосновывая выборность правителя, Марсилий Падуанский разбирает и сопоставляет 13 доводов в пользу наследственной и избирательной монархий (в результате наилучшей признается избирательная монархия, где пожизненно избранный народом и ответственный перед ним правитель правит на основе законов). Многократно говорится о народе как о совокупности или о большинстве граждан, но в том же сочинении определяются сословия: военные, священники, судьи (главные, почетные сословия); земледельцы, ремесленники, купцы (простой народ). Отсюда многообразие оценок идей Марсилия Падуанского: от оценки его как идеолога средневекового бюргерства, или, по крайней мере, сторонника сословно-представительной монархии до оценки его лишь как приверженца Людвига Баварского, стремившегося быть избранным в императоры Римской империи.

Воззрения средневековых юристов

В западноевропейском Средневековье действовали нормы римского права, канонического (церковного) права и обычного права. Каждая из этих ветвей права имела своих приверженцев, что нашло отражение в формировании основных школ западноевропейской политико-правовой мысли.

Развитая в античном Риме юриспруденция нашла свое непосредственное продолжение в Западной Европе, мыслители которой в XI в. активно обратились к изучению наследия римских юристов. В XI–XII вв. оформились несколько центров юридического преподавания, среди приверженцев римского права в Италии сложилась первая западноевропейская средневековая правовая школа – школа глоссаторов.

Для глоссаторов было очевидно, что непреходящей заслугой римских юристов является осуществленная по приказу императора Юстиниана кодификация римского права. Четырехчастный свод («Кодекс Юстиниана», «Дигесты», «Институции», «Новеллы») римского права получил в Западной Европе название Corpus juris civilis, и именно вокруг его изучения существовала школа глоссаторов, или Болонская школа.

Цель юристов основатель и преподаватель Ирнерий видел в исследовании собственно римского права без наслоившихся на него в последующем иных юридических норм и интерпретаций.

По избранной основной форме работы с Corpus juris civilis – исследованию и истолкованию глоссов, школа получила название школы глоссаторов. Глоссы (glossae) – примечания к тексту правового памятника, помещавшиеся на полях или между строк самого текста. Глоссы служили средством критического анализа и толкования, способом объяснения (экзегезы) различных фрагментов памятника. Именно глоссы помогали исследовать Corpus juris civilis, выявлять повторы и разночтения, фиксировать противоречия. Свою главную задачу глоссаторы видели в правильном комментировании и точном понимании текста.

Ирнерий призывал к тщательному изучению источников, слабо известных до того. Он полагал, что, постигая римское право, можно найти лучшие ответы на вопросы юридической практики, нежели в субъективных представлениях о справедливости.

По мере того, как число глосс увеличивалось, их пояснение все чаще принимало вид пространных комментариев. Такой комментарий получил название Apparatus. Первый подобный Аппарат к отдельному титулу юстиниановских Пандект (Дигест) был составлен учеником Ирнерия.

Значение школы глоссаторов состоит и в том, что в своих практических рекомендациях они указывали на необходимость руководствоваться в правоприменительной практике нормами действующего в государстве закона.

Приверженцы римского права, сосредоточившиеся на юридических регуляторах мирских отношений, получили название легистов. В процессе штудирования и комментирования римского права они пытались решать современные им вопросы, принимая во внимание трансформации, произошедшие в экономической и политической сферах общественной жизни.

Особенно рельефно акцент на юридической практике был выражен в работе школы постглоссаторов (комментаторов), оформившейся в XIV в. Комментаторы обращались уже не столько к изучению самих источников римского права, сколько к интерпретациям последнего со стороны глоссаторов. Стремление комментаторов обнаружить взаимосвязи между понятиями, вывести общие принципы и представить римское право в качестве системы явилось серьезным стимулом развития рационалистического осмысления юридической практики и научной юриспруденции.

Исследуя римское право, комментаторы стремились выявить его место в системе правовых регуляторов. Авторитет комментаторов, их социальный престиж рос в той мере, в какой им удавалось все свободнее излагать Corpus juris civilis, адаптируя его положения к практическим потребностям современной им эпохи и учитывая при этом значение местного (национального, отечественного) права. Придание значения jus naturale при комментаторах усиливается. Глоссаторы, проповедуя строгое отношение к Дигестам, естественному праву не отводили большой роли. Считалось, что нормы писаного, положительного права имеют свое основание в естественном праве.

Время господства школы комментаторов – XIV–XV вв. Именно в это время труды корифеев этой школы – Бартола – приобрели огромное влияние на законодательство и судебную практику (так, комментарии Бартола в Испании и Португалии считались для судов обязательными). Римское право превратилось в неотъемлемую часть правовой действительности Европы. Оценка предписаний римских юристов производилась с точки зрения их соответствия естественному праву.

Достаточно четкое оформление в средневековой политико-правовой мысли Западной Европы получили и взгляды сторонников обычного права. Для них характерен акцент на проблемах публично-властного характера. Выступая приверженцами королевской власти, они не считали эту власть абсолютной и имеющей право подчинять себе закон. Долг государя – повиноваться закону, стоящему над ним. Законы, которыми государю надлежит руководствоваться при управлении страной, следует создавать не единоличным повелением монарха. Английский правовед Генри Брактон (ок. 1200 – ок. 1268)⁵ в трактате «О законах и обычаях Англии» (ок. 1256) прямо писал: «…силу закона имеет то, что по справедливости постановлено и одобрено высшей властью короля или князя, по совету и с согласия магнатов и с общего одобрения государства» По Г. Брактону, изданные законы должны быть выше самого монарха и обуздывать его власть: «…величию правителя подобает, чтобы государь признавал себя связанным законами».

Свои утверждения о том, что право стоит выше монарха, Г. Брактон основывал императивно-нормативной природой действовавшего в стране обычного права. В его время общепринятым среди юристов было мнение, что сущностной составляющей, придающей обычному праву обязательный характер, является подразумеваемое присутствие в нем согласия народа.

Английское право Г. Брактон объяснял с помощью понятий и схем римского права, но принципы и нормы материального права Древнего Рима он не заимствовал. Поэтому его трактат «О законах и обычаях Англии» – произведение, имеющее романизированную форму и сугубо английское содержание.

Приверженцы обычного права активно собирали, изучали и классифицировали юридически значимые нормы, процедуры, традиции, которые спонтанно зарождались в общественной жизни, создавались судебной практикой. Вместе с тем они старались внедрить в обычное право, отличавшееся партикуляризмом и неупорядоченностью, определенные элементы древнеримской правовой культуры и таким путем добиться известной унификации этого права, свести в более или менее стройную целостность составлявшую его массу разнообразных правил. В ходе выполнения описанных задач часть легистов встала на позицию защиты прогрессивных социально-политических и правовых требований.

К школе легистов относился один из крупнейших французских законоведов средневековья Филипп де Бомануар (1250–1296). В 1283 г. им был подготовлен сборник обычного права северо-восточного региона Франции «Кутюмы Бовези»⁶. В «Кутюмах Бовези» очевидной является линия на возвышение и упрочение монархической власти: «Надо понимать, что король является сувереном над всеми и на основании своего права охраняет все свое королевство, в силу чего он может создать всякие учреждения, какие ему угодно для общей пользы, и то, что он устанавливает, должно соблюдаться».Бомануар открыто демонстрировал свое желание видеть в королевской власти фактор, интегрирующий страну в политическом отношении, и считал необходимым добиваться в государстве единства правовой регламентации. Он полагал, что без санкции короля нельзя ни заключать новые договоры, ни устанавливать новые обычаи. При этом идея правовой консолидации Франции, которая была ему столь близка, не выступала как самодовлеющее благо. Правовая консолидация государства должна была быть обусловлена решением конкретных задач, в частности, следованием существующим традиционным обычаям, выполнением взятых людьми на себя взаимных обязательств, соблюдением изданных законов, уважением статуса участвующих в правовом общении различных субъектов и т. д. Уважение и защита ценностей права для Бомануара – это условие сохранения цивилизованного общества.

Представления Бомануара о праве, законах, правосудии, государстве, власти и церкви находятся в пространстве средневекового – религиозного – сознания. Поэтому он подчеркивает, что всякий человек, желающий быть справедливым и честным судьей, «должен сильно любить Бога – нашего отца и спасителя, а также из любви к Богу – святую Церковь».

На высоком профессиональном уровне Бомануару удалось изучить, упорядочить и истолковать значительный конкретный правовой материал, сделав его более совершенным для дальнейшего практического применения. Не прибегая к прямым ссылкам на римские источники, автор «Кутюмов Бовези» сумел произвести органичное «вживление» принципов римского права в «ткань» французского права, которое в большей степени нашло свое отражение в области судопроизводства, при обеспечении соглашений о владениях, в сфере семейного права и права договоров.

Среди выдающихся представителей средневековой западноевропейской политико-юридической мысли – Эйке фон Репков (Эйке фон Репгов) (ок. 1180–1190 – ок. 1233), автор «Саксонского зерцала» (ок. 1224–1230) – компиляции и обработки норм обычного права, действовавших на восточнонемецких землях. Позиция автора «Саксонского зерцала» сформулирована достаточно четко: он приемлет сословное деление общества и многочисленные формы феодальной зависимости, соглашается с иерархичностью сословий и внутрисословных структур, поддерживает монархическое устройство государства, а также закрепляемое законом неравенство.

Эйке фон Репков выражал стремление реформировать существовавшие в Германии политико-юридические установления, стремясь при этом возвысить достоинство и усилить авторитет права, которые для него являлись аксиомой, ибо творцом и гарантом права выступал Бог. Божественный характер права означал, по Эйке фон Репкову, прежде всего, существование свободы. Как институт, учреждаемый и охраняемый Богом, право предполагает наличие мира в стране и во взаимоотношениях между людьми. Именно поэтому в условиях Германии первой трети XIII в. при наличии губительных междоусобиц и крепостнических порядков особое внимание Эйке фон Репков уделял провозглашению необходимости обеспечивать свободу и поддерживать мир. При этом, отождествляя право с обстановкой гражданского мира, он допускал борьбу за права, признавал ее и даже рассматривал как обязанность.

Правовое сознание Эйке фон Репкова отличает ориентированность на историческую традицию. Он безусловно принимал неизбежность модификации права, устанавливаемого людьми, но его вера в ценность и значимость права «добрых предков» при этом оставалась непоколебимой. Перед их нравами и деяниями он благоговел, стариной восхищался. Возникновение саксонского права он отодвигал как можно дальше в глубь веков, чтобы этим вызвать еще большее почитание его соотечественниками. Право было для него изначально священным порядком жизни людей.

Религиозность и преклонение перед историей сочетались в правовом мышлении Эйке фон Репкова с реалистической оценкой правовой действительности. Из пестрой мозаики старых местных обычаев, нередко противоречивших друг другу, он смог отобрать материал, пригодный для практического применения в новых общественных условиях. Большинству базовых правовых представлений он сумел найти адекватное немецкое слово.

В качестве важнейших юридических принципов Эйке фон Репков выделял следующие: единство права и обязанности: обязанность совершать соответствующие действия непременно связаны с обладанием правом; единство права и общности: право наличествует у человека исключительно вследствие его вхождения в определенную общность (сословную, профессиональную, территориальную и пр.). При этом получила некоторое отражение и мысль о праве, общем для всех «немцев»; обладание правом только того, кто имеет честь и соблюдает верность (обязательству, долгу, слову, чести): если человек является членом какого-нибудь сословия, значит честь у него есть; лицо без чести – это лицо и без прав, поэтому оно находится вне правового общения; участников правового общения объединяет взаимособлюдение верности, нарушение которой является наказуемой.

Очевидно, что Эйке фон Репков предпочитает укрепление центральной имперской власти сепаратистским устремлениям феодалов ослабить свою зависимость от нее. Суверенная имперская власть, повинующиеся ей князья, должностные лица, на его взгляд, обязаны в первую очередь заботиться о благе подданных, оберегать безопасность, гарантировать мир, поддерживать справедливость. Если монарх, князья нарушают эти свои главные обязанности, – долг (а не только право!) подданных оказывать им сопротивление.

Соглашаясь с необходимостью власти короля как высшего сеньора и верховного судьи в империи быть суверенной, могущественной, Эйке фон Репков не одобрял проекты императора Генриха VI (годы правления 1190–1197) превращения империи в наследственную монархию. Наилучшей формой организации государственной власти он считал выборную монархию: «Немцы должны выбирать короля по праву».

Важным элементом суверенитета империи и монархов является его обеспеченность от посягательств на него папской курии. Придерживаясь теории «двух мечей», Эйке фон Репков порицает попытки пап распространять свое политическое влияние на германских князей: «Имперские князья не должны иметь никакого другого светского господина, кроме короля».

Воззрения Генри Брактона, Ф. де Бомануара, Эйке фон Репкова по осмыслению современной им политико-правовой реальности, безусловно, соответствовали стандартам интеллектуальной деятельности западноевропейского Средневековья. Именно они предопределяли взгляд ученого на интересовавшие его объекты как на тексты, запечатлевшие то или иное слово Бога и имевшие священный подтекст. Отсюда основной метод работы средневекового интеллектуала – комментирование и интерпретация текстов, прояснение зашифрованного в них сакрального смысла. Но если бы усилия ученых сводились только к простому механическому следованию подобным стандартам, их труды вряд ли стали заметной вехой в истории развития юридической культуры в целом и юридического знания в частности. Активное заинтересованное включение в правовое бытие своего общества, чуткая реакция на его нужды и запросы, конкретные шаги по его реформированию и обновлению обусловили появление в творчестве выдающихся средневековых юристов попыток анализа самого права как такового, познания собственной природы права.

Особое место в средневековой западноевропейской юриспруденции занимала школа канонического права. Начало ей положил монах Грациан, который составил в 1151 г. в Болонье «Кодекс (декрет) Грациана» – сборник действовавших норм церковного права и комментарии к ним. Правоведов, в центре интересов которых оказался кодекс Грациана в частности и церковное право в целом, называли канонистами либо декретистами.

Канон в христианстве – это постановление вселенского собора об устройстве религиозной и церковной жизни. Нормы, записанные в каноне, составляют каноническое право. Его противоположность – право, заключенное в императорских, королевских и т. п. законах. Однако в католицизме под каноническим правом принято подразумевать нормы, которые содержатся во всяком предписании, исходящем от церковной власти, и этим они отличаются от норм, устанавливаемых властью светской. В процессе распространения в Европе канонического права большое значение имел IV Латеранский собор (1215 г.), способствовавший утверждению догм католицизма.

В качестве идеологической основы канонического права выступал тезис о законных полномочиях церкви решать дела во всех сферах общественной жизни – дела, имеющие и нравственно-религиозный, и чисто светский, мирской характер, в том числе касающиеся государственной политики. На основании этого тезиса юристы, принадлежавшие к школе канонического права, предпринимали попытки создать единый правовой комплекс для эффективного (по их представлениям) регулирования общественных отношений. В такой правовой комплекс юристы считали необходимым включить постановления церковных соборов, извлечения из папских булл и энциклик, положения Библии и отрывки из сочинений отцов церкви. Включению в массив регуляторов подлежали и отдельные нормы обычного и римского права, в частности, нормы римского права, направленные на удовлетворение потребностей и притязаний католической церкви и оказывающие в условиях средневековых жизненных реалий существенное влияние на отношения католицизма (прежде всего римской курии) с миром и регламентацию внутрицерковной жизни.

В процессе работы с правовым материалом канонисты использовали методы и приемы, традиционные для легизма. Правда, установки и схемы схоластики, стиль официального богословия имели большее, чем у легистов, значение. Несомненно, доминирующую роль в определении методологических основ работы правоведов-канонистов играл безусловный авторитет церкви и ее догматов. Развитие и комментирование норм канонического права привело к появлению у канонистов своих глоссаторов и комментаторов.

Правоведы, представлявшие обе главные школы западноевропейской юриспруденции, в своей работе использовали широкий круг источников, главное место среди которых занимали Свод Юстиниана, а также национальное, прежде всего статутное, право. При этом отдельные источники римского права, даже если они входили в состав Свода Юстиниана, юристами игнорировались. Происходило это по разным причинам. В частности, незнание глоссаторами и комментаторами греческого языка обусловило непризнание греческих актов (Craeca non leguntur) в качестве правовых источников. Однако зародившееся в XIV в. и набравшее силу в XV в. гуманистическое движение потребовало от юристов овладения соответствующим филологическим и историческим знанием, освоения всей совокупной культуры Античности. Гуманисты утверждали, что для понимания содержания Corpus juris civilis все это имеет не меньшее значение, чем знание самой буквы Свода. Не случайно поэтому, что благодаря такому подходу к формированию источниковой базы своих исследований гуманистами в эпоху Возрождения были совершены открытия рукописей ряда античных юридических текстов. При этом гуманисты продолжали рассматривать Свод Юстиниана в качестве важнейшего источника права, а римское право представляли доминирующим над местным (национальным) правом и объясняли такую субординацию значением внутренне присущих римскому праву позитивных свойств. Изучать римское право гуманисты считали необходимым в его первозданной самобытности, очищенным от всевозможных позднейших интерпретаций.

Цель, поставленная гуманистами, – выяснение исторической специфики каждого источника права, могла быть достигнута только в условиях гармоничного симбиоза правопознания с филологическим и историческим знанием. Серьезных успехов в процессе реализации поставленной цели сумел добиться французский юрист Жак Кюжа (1522–1590), известный под своей латинизированной фамилией Куяций. Энциклопедически образованный и чрезвычайно работоспособный, Куяций оставил после себя большое количество произведений. По манере исполнения они носят в основном экзегетический характер. Но в отличие от экзегезы, которая была на вооружении глоссаторов и комментаторов, его экзегеза построена на филологическом и историческом анализе изучаемого предмета. Именно с ее помощью он пытался реконструировать процесс генезиса и развития юридических явлений, выявить их сущностные черты и определить перспективы эволюции.

Среди средневековых правоведов, хорошо знакомых с идеями итальянского гуманизма, – английский юрист Джон Фортескью (ок. 1385–1395 – ок. 1479). Предмет его исследования – проблемы публичного права, государственного устройства и политики (См.: Словарь средневековой культуры / Под ред. А. Я. Гуревича. М., 2003. С. 308). В трактате «Похвала законам Англии», написанном между 1468–1471 гг., он проводил мысль о необходимости укрепления королевской власти. В условиях междоусобной войны Алой и Белой розы, шедшей в Англии с 1455 по 1485 г., Дж. Фортескью видел противоядие раздиравшей страну анархии в прочной монархической власти. Упрочения монархической власти он желал не за счет ослабления престижа и роли права так как был уверен в том, что монарх (по крайней мере, в Англии) «господствует над своим народом не в силу одной лишь власти короля (regale), но и в силу власти политической (politico)». Дж. Фортескью понимает как согласованное с подданными, одобренное народом. Вкладывая в понятие «народ» английское средневеково-монархическое содержание, Дж. Фортескью подчеркивал: «…король, управляющий своим народом политически (politice)», «не может ни изменять законы сам без согласия своих подданных, ни отягощать подвластный ему народ против его желания необычными налогами…». Из народа, который объединяется в «политическое тело», по мнению Дж. Фортескью, вырастает само государство. «Король, являющийся как бы головой политического тела, не может изменять законы, действующие в этом политическом теле, или отнять у народа против его воли или по принуждению то, что принадлежит ему по праву». Король поставлен для охраны законов, а также жизни и имущества своих подданных, и власть, которую он имеет, получена им от народа, так что, по Дж. Фортескью, он и не должен претендовать на какую-либо иную власть над своим народом. Такая система взглядов средневекового правоведа – не просто очередная модификация учения об ограниченной монархии. На исходе Средних веков она серьезно содействовала развитию концепции народного суверенитета – идейного фундамента республиканских доктрин Нового времени.

Изучение воззрений средневековых юристов свидетельствуют о том, что правовое сознание общества в Средние века существовало в парадигме значимости прошлого: давно минувшее виделось идеальным состоянием, древние порядки рассматривались как образцы для подражания. Поэтому проблемы обновления системы юридико-нормативного регулирования решались в контексте желаемого и необходимого возврата к существовавшим ранее правилам. Но при этом практическая и теоретическая деятельность средневековых юристов в целом не была ограничена ретроспективным анализом, а способствовала прогрессу законодательства и обогащала политико-правовое знание. В качестве иллюстрации вклада средневековых юристов в политико-юридическую практику и развитие политико-юридической мысли может выступить процесс оформления норм, регламентирующих отношения в сфере судопроизводства. Римляне не создали науки о судебном процессе, и только в средневековом римско-каноническом процессуальном регламенте впервые в истории были не только собраны и систематизированы тексты, относящиеся к осуществлению процесса в римском и каноническом праве, но и написаны специальные сочинения и заложены основы науки о судебном процессе как самостоятельной правовой дисциплине.

Развитие западноевропейской юридической мысли закономерно привело к формированию в ее рамках двух тенденций, определявших (1) внимание к проблематике естественного права и (2) повышенный интерес к нормам, институтам, системе, процедуре применения позитивного права.

Внимание к проблематике естественного права не иссякло еще со времен римской юриспруденции. Это исследовательское поле осваивалось преимущественно философскими методами. Представителем ученых позднего средневековья, работавших в данном направлении, является испанский теолог Франциско Суарез⁸ (1548–1617). В своем «Трактате о законах и Боге как законодателе», размышляя над религиозно-этическими проблемами, он утверждал, что естественное право вытекает из природы, оно идентично разуму и не может быть отменено никакой земной властью и даже волею Бога. Немецкий правовед лютеровской ориентации Иоганн Ольдендорп (ок. 1488–1567) свою теорию естественного права в развернутом и систематизированном виде изложил в учебнике «Введение в естественное право, или элементарное введение в право природы, народов и цивильное» (1540). Он впервые попытался сделать естественное право предметом отдельного самостоятельного изучения. Во главу угла им был поставлен вопрос о справедливости. По И. Ольдендорпу, теория естественного права должна была быть наукой о принципах, началах права, предварительное знание которых совершенно обязательно для постижения самого права. Акцент на значимости естественного права в работах средневековых юристов нашел свое непосредственное отражение в трудах Г. Гроция и других представителей школы естественного права, апогей которой пришелся на XVII–XVIII вв.

Интерес к нормам, институтам, системе и процедуре применения позитивного права средневековых западноевропейских юристов также нашел отражение в юридико-теоретическом знании Нового времени и отчетливо проявился в построениях и исследовательских методиках исторической школы права конца XVIII – первой половины XIX в.

Политико-правовые учения в Западной Европе эпохи Возрождения и Реформации: общая характеристика. Переориентация в методологии политико-правового знания. Роль античной политико-правовой теории.

Николло Макиавелли

Николло Макиавелли (1469–1527) стал ученым во многом волей обстоятельств. Четырнадцать лет он провел на посту секретаря Флорентийской республики, ведая международными и военными делами. Когда республика пала и к власти вернулся род Медичи. Макиавелли, известный республиканскими убеждениями, попал в опалу, продолжавшуюся практически до конца жизни. Флоренция потеряла талантливого политического деятеля, но мир получил классика политической науки. Находясь не у дел, Макиавелли написал обессмертившие его имя книги: «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия», «Государь», «История Флоренции» и «О военном искусстве».

Макиавелли являлся достойным членом кружка флорентийских интеллектуалов эпохи позднего Возрождения. Он писал стихи, новеллы, пьесы и не скрыл обиды, не найдя своего имени в перечне итальянских поэтов, составленном Людовико Ариосто в последней главе поэмы «Неистовый Роланд». Но если бы кому-нибудь пришла в голову мысль составить список итальянских философов, Макиавелли не претендовал бы на место в нем.

Философию он не любил и относился к ней с предубеждением. Объясняется это тем, что Макиавелли отождествлял философию со средневековой схоластикой, а отвлеченное мудрствование, созерцательность вредны для государства, думал он. Они порождают бездеятельность и «опасные соблазны». Но все же, размышляя об исторических судьбах государств, Макиавелли предложил собственную философию истории, вернее, философию политической истории.

Исторический процесс подчиняется собственным закономерностям. Весь мир находится в движении, которое задается по меньшей мере пятью силами: природой, небом, фортуной, самим человеком и, конечно, Богом. Движение как таковое, считал Макиавелли, предопределено природой. Характер движения, его направление и пределы определяются небом. Природа и небо совершенно не зависят от воли людей и выражают абсолютно объективные закономерности, которые необходимо учитывать, но бороться с ними бессмысленно. Принципиально иначе обстоит дело с фортуной, т. е. с судьбой. Ей Макиавелли отводит много места в своих сочинениях. Фортуна капризна, для нее законы не писаны, с ней лучше не связывать никаких надежд. Человек достаточно разумен и силен, чтобы противостоять фортуне, вернее, может быть таким, если воспитает в себе доблесть (virtu).

Что касается влияния Божественной воли на жизнь людей, то Бог не правит людьми непосредственно: на людей воздействуют их собственные религиозные представления, но они, как и все прочее в человеческом мире, меняются с течением времени. Формы религии, полагает Макиавелли, изменяются два-три раза каждые пять-шесть тысячелетий. Происходит это по велению неба, но благодаря деятельности самих людей.

Описывая процесс происхождения государства, Макиавелли следует римскому историку Полибию. Толчком к появлению государства послужило размножение человеческого рода. В догосударственном состоянии люди жили «разобщенно, наподобие диких зверей. Затем, когда род человеческий размножился, люди начали объединяться и, чтобы лучше сберечь себя, стали выбирать из своей среды самых храбрых, делать их своими вожаками и подчиняться им».

В соответствии с античной традицией Макиавелли выделяет шесть форм правления: три правильные (самодержавие, аристократия и народное правление) и три неправильные (тирания, олигархия и лицензия — вседозволенность, разнузданность). Все они губительны для государства. Неправильные формы губительны по определению, а правильные из-за их кратковременности, быстрого перерастания в свою противоположность: монархии в тиранию, аристократии в олигархию, демократии в лицензию. Макиавелли предлагает традиционный, на первый взгляд, выход из этого порочного круга: следует создать смешанную форму правления по образцу Римской республики, где консулы олицетворяли монархическую форму правления, сенат — аристократическую, а народное собрание — демократическую. Но вечных и неизменных форм правления не существует, не вечна и смешанная. поэтому не существует единственной лучшей формы правления. В зависимости от той точки, в которой находится государство на синусоиде изменчивости, возможна и наиболее целесообразна одна из двух его форм: принципат и республика. Принципат необходим при создании и реформировании государства, а республика — наиболее приемлемая форма правления в условиях стабильности. В любом случае поддержание стабильности и порядка в государстве невозможно без принятия народом определенной системы ценностей, она — предпосылка и условие создания хорошо организованного государства. В этом смысле особое значение для Макиавелли имеет религия.

Макиавеллевское понимание религии принципиально отличается от средневекового, теологического. Как уже отмечалось, религии создаются по воле неба, но людьми. Религия ценна не как путь приобщения к Богу, а как форма политической идеологии, обеспечивающей жизнедеятельность государства, легитимность правителей, законов и установленного порядка.

Общественные нравы никогда не бывают идеальными: люди эгоистичны, честолюбивы и злобны, чаще неблагодарны, чем благодарны, легко увлекаются и быстро разочаровываются. Вообще, «люди поступают хорошо лишь по необходимости, когда же у них имеется свобода выбора и появляется возможность вести себя так, как заблагорассудится, то сразу возникают величайшие смуты и беспорядки». Государство должно создаваться с учетом этих человеческих особенностей. Макиавелли пишет, что «учредителю республик и создателю ее законов необходимо заведомо считать всех людей злыми и предполагать, что они всегда проявят злобность своей души, едва лишь им представится удобный случай», поэтому в государстве должны создаваться такие порядки и законы, которые противостояли бы возможному злу.

Макиавелли требует строжайшего исполнения законов.

Итак, республика, основанная на справедливых законах и хороших установлениях, не зависит лишь от добродетели одного человека, ибо добродетелен народ в целом. В республике обеспечиваются интересы всех, царит порядок, обеспечены безопасность и свобода. Тем самым она является как бы самодостаточным государством, существующим благодаря своим внутренним качествам.

Однако не все государства, даже формально являющиеся республиками, хорошо устроены и не всегда наличие магистратов и законов предопределяют добрые нравы. Плохо устроенные республики — лицензии — не стабильны, они «часто меняют правительства и порядок правления, что ввергает их не в рабское состояние из свободного, как это обычно полагают, а из рабского в беспорядочное своеволие».

«Государь» — самое знаменитое и, пожалуй, самое читаемое произведение Макиавелли. Именно оно окрасило славу флорентийца в несколько мрачноватые тона. Действительно, если вырвать политические максимы, сформулированные Макиавелли, из исторического и теоретического контекста, то его можно представить проповедником абсолютной аморальности в политике и даже приписать ему тезис, что цель оправдывает средства. Но это будет совершенно несправедливо.

Стратегическая цель Макиавелли — спасение Италии через ее объединение. Сама же книга посвящена политической тактике: как захватить и удержать власть, как расширить пределы своего влияния.

Исследование начинается с указания на то, что все государства подразделяются на республики и управляемые единовластно и что именно последние являются предметом исследования. Единовластные государства бывают унаследованные и новые. Проблемы унаследованных государств мало интересуют Макиавелли, ведь его цель — создание именно нового государства. Новым оно может быть в целом, т. е. таким, в котором правитель не имеет корней; новой может быть какая-то часть государства, присоединенная к наследственному владению. Государства, состоящие из унаследованной и присоединенной частей, Макиавелли называет смешанными. По сути, государь-реформатор и должен идти по пути создания такого государства, присоединяя все новые и новые территории. А это — задача, требующая от правителя особых качеств, специальных знаний.

Захватить чужое владение не так сложно, гораздо сложнее удержать власть над ним, особенно в том случае, если «завоеванная страна отличается от унаследованной по языку, обычаям и порядкам». Дело объединения гораздо перспективнее, когда унаследованное и завоеванное владения имеют один язык и сходные обычаи. Короче говоря, успех объединения зависит прежде всего от сходства культур объединяемых народов. Далее анализу должны подлежать политические нравы. Макиавелли формулирует два основных принципа успешного создания единого национального государства: 1) принадлежность объединяемых народов «к одной стране» (к одной культуре); 2) достижение полного единовластия путем уничтожения прежних правителей-суверенов.

В ходе захвата нового владения, управляющегося единовластно, следует учитывать и конкретную организацию власти. Собственно, вариантов может быть два: первый — «где государь правит в окружении слуг, которые милостью и соизволением его поставлены на высшие должности и помогают ему управлять государством; второй — «где государь правит в окружении баронов, властвующих не милостью государя, но в силу древности рода». Пример первого образа правления — Турция, второго — Франция. Турцию завоевать сложно, но просто удержать власть; Францию завоевать легко, вступив в сговор с кем-либо из баронов, но удержать власть трудно, так как недостаточно искоренить род правителя, ибо сохранится опасность новой смуты со стороны баронов (надо отметить прозорливость Макиавелли: вскоре после его смерти во Франции начались гражданские войны). Макиавелли делает вывод, что государства, управлявшиеся единовластно и поэтому не знавшие свободы (самоуправления), — наилучший материал для объединения, а государства, знавшие свободу (республики), — мало пригодны для этого. Самое верное средство удержать республику в своей власти — это разрушить ее. Все перечисленное выше можно отнести к объективным условиям объединения.

Однако даже благоприятные объективные условия и предрасположенность фортуны все же не помогут государю, если он не обладает доблестью. Наидостойнейшие — те, кто приобрели власть «не милостью судьбы, а личной доблестью». Государственные мужи, подобные, обладают особым умением, недоступным для простых смертных: в случае необходимости они умеют отступать от добра, вернее, от того, что считает добром обыденная мораль. Государю надо выглядеть в глазах людей сострадательным, верным слову, милостивым, искренним, благочестивым. Точнее, ему даже хорошо обладать всеми перечисленными качествами, но в случае конфликта между обыденными моральными ценностями и благом государства примущество всегда имеет последнее.

В главе «Каким образом избегать ненависти и презрения» Макиавелли, разбирая образ действия римских императоров, приходит к выводу, что императоров «мягких и милосердных» и отличающихся «крайней жестокостью» постигла одинаковая участь.

Единственное, чего должен избегать государь, так это ненависти и презрения народа. Ненависть к государю возбуждается «хищничеством и посягательством на добро и женщин своих подданных», а презрение — «непостоянством, легкомыслием, изменчивостью, малодушием и нерешительностью».

Государь обязан выжить, выжить ради спасения отечества, а для этого он должен уметь быть одновременно и человеком, и зверем. Как человек он опирается на законы, а как зверь — совмещает в себе качества лисы и льва: хитрость и силу.

Идеальный государь-реформатор — лицедей, он играет ту роль, которая задается обстоятельствами, но никогда не уклоняется от основной цели — создания единого государства.

Теория лидерства.

В целом теория лидерства Н.Макиавелли содержит четыре основных положения: 1) власть лидера коренится в поддержке его сторонников; 2) подчиненные должны знать, что они могут ожидать от своего лидера, и понимать, что он ожидает от них; 3) лидер должен обладать волей к выживанию; 4) правитель – всегда образец мудрости и справедливости для своих сторонников. Н. Макиавелли перенес проблему политического лидерства из области воображаемого и должного в плоскость реальной жизни. В работах "Государь" и "Размышления о первой декаде Тита Ливия" он определил природу, функции и технологию лидерства. Н. Макиавелли смог вычленить содержание лидерства, при этом ис­ходя из наблюдений за реальным поведением правителя и его взаимоотношений с подданными. Таким образом, в основе лидерства, по Ма­киавелли, лежит ориентация на власть. Обладание властью связано прежде всего с получением богатства и привилегий. Свойство стремиться к власти не зависит от личных достоинств или

не­достатков. Оно действует наподобие объективного закона, не зависящего от воли и сознания людей. Успех в продвижении к вершинам власти обусловлен не столько интенсивностью ориентации на власть, сколько наличными средствами. Прави­тель, желающий добиться успеха в своих начинаниях, должен сообразовывать

свои действия с законами необходимости, иначе говоря, судьбы, а также с образом поведения подчиненных. Сила бывает на его стороне тогда, когда он учитывает психологию людей, зна­ет особенности их образа мыслей, нравственные принципы, достоинства и недостатки. Н. Макиавелли сделал вывод, что в основе поведения людей лежат два мо­тива - страх и любовь. Их и должен использовать правитель в первую очередь.

При осуществлении власти лучше сочетать оба мотива. Однако в реальной жизни это почти недостижимо, и для личной вы­годы правителя лучше держать подданных в страхе. Но надо действовать так, чтобы страх не перерос в ненависть, иначели­дера могут свергнуть возмущенные подданные. Для того что­бы это не произошло, лидер не должен посягать на имуще­ственные и личные права граждан. Помимо этих двух мотивов поведением людей правит честолю­бие. Оно присуще каждому человеку. Лидеру необходимо знать, кто именно более честолюбив а, следовательно, опаснее для него как пра­вителя. Состоятельными людьми движ­ет страх потерять то, что они накопили, а бедные жаждут при­обретения того, что есть у богатых. Оба мотива к власти, за которыми нередко скрывается обыкновенная страсть к разру­шению, одинаково порочны. И богатые, имеющие в своем распоряжении рычаги власти, и бедные, стремящиеся завое­вать эту власть, в принципе ведут себя одинаково. Технология стабильного лидерства, по Н. Макиавелли, заключается в умелом сочетании средств поощрения и наказания, иначе говоря, использование «политики кнута и пряника». Лидер, который стремится к абсолютной власти, должен держать своих подданных в таком страхе, чтобы отнять всякую надежду на сопротивление. Поощрения должны цениться только тогда, когда они выполняют свое пред­назначение. Наградами и повышениями по службе дорожат в том случае, если они редки и раздаются «малыми дозами». Напротив, негативные стимулы, наказание лучше применять сразу и в «больших дозах». Единовременная

жестокость переносится с меньшим раздражением, нежели растянутая во времени. Н. Макиавелли выводил характер лидера из взаимодействия «прави­тель - подданные». Мудрый лидер соединяет в себе качества льва (силу и честность) и качества лисицы (мистификацию и искусное притворство). Таким образом, он обладает как прирожденными, так и приобретенными качест­вами. Прямодушен, хитер или талантлив он бывает по рождению, но честолюбие, жадность, тщеславие, трусость формируются в процессе социализации индивида.

В дальнейшем исследователи лидерства сосредотачивали внимание на тех или иных составляющих этого многогранного явления. Акцент в анализе лидерства на какой-либо переменной приводил к неоднозначной трактовке данного феномена и инициировал появление ряда теорий, в которых исследовалась природа лидерства.

Жан Боден

Жан Боден (1530(29)-1596) родился в семье мастера портновского цеха г. Анжер, поэтому интересы третьего сословия были близки ему с самого детства. В раннем возрасте его отдали в местный монастырь ордена Кармелитов для получения образования. Затем он изучает гражданское право в Академии Тулузы — одном из крупнейших университетских центров во Франции XVI в. После окончания Академии Боден некоторое время преподает в ней. Но, так и не получив профессорского звания, в 1561 г. он едет в Париж, чтобы заниматься адвокатской практикой. Там он сближается с кружком, который позже стал ядром группы, стоящей в оппозиции к обеим главным партиям гражданской войны. Эта группа, известная под названием «Политики», отстаивала веротерпимость и сильную королевскую власть.

Известность приходит к мыслителю после публикации «Метода легкого постижения истории». В «Методе» философ не только размышляет над историей развития человечества, но и формулирует первый вариант своего учения о государстве и государственной власти, развитый затем, через десять лет, в «Шести книгах о государстве» — главном политико-философском произведении Бодена.

В «Шести книгах о государстве» Жан Боден дает следующее определение: «Государство — это правовой способ управления суверенной властью многими семьями и тем, что принадлежит им сообща» В учении Бодена государство отделено от личности властителя и не сливается с ним, это совершенно самостоятельный общественный институт, который противопоставляется как отдельным гражданам, так и их самодеятельным объединениям. Поэтому философ изучает государство в том числе и в отношении к внешним образованиям, т. е. к другим государствам, межгосударственным союзам и пр. Он указывает на наличие у государства различных прав и обязанностей, например правомочий собственника имущества. Боден пишет и о договорах между государствами, которые должны неукоснительно соблюдаться всеми суверенами, об особом международном военном праве. Все это позволяет считать его основателем науки публичного, государственного права как особой отрасли юриспруденции.

Боден не всегда последовательно проводит различение общества и государства, в его эпоху эта концепция только завоевывает популярность среди политических философов по мере того, как складывается государство в его современном понимании — государство-субъект, дублирующее многие социальные структуры, но не равное обществу. Тем не менее в ряде случаев он указывает на такой признак. Среди примеров необходимо отметить слова Бодена о различии первичных и последующих причин объединения людей — сначала просто в общество ради реализации общих (совпадающих) интересов частных лиц, а затем уже в государство, когда общество перерождается и возникает структура, занимающаяся особыми общественными интересами и устремлениями. Только таким подходом можно логично объяснить кажущуюся противоречивость, с которой Боден разрешает вопрос о происхождении государства, так как здесь он сочетает все возможные концепции: от патриархальной до договорной или теории насилия. Как пишет сам философ, первоначально общество возникает на основе семейных отношений из рода. С развитием человеческого сообщества, с увеличением числа его членов родственные связи слабеют, и на первое место в качестве объединяющего людей начала выходит стремление к более удобной, спокойной и обеспеченной жизни. Оно принимает характер общего интереса в сохранении общества и создании на его основе государства в результате добровольного соглашения. Но может так случиться, что люди не успели создать именно такое договорное государство и кто-то сумел навязать обществу свою волю насилием, превратив ее в закон, это тоже один из путей происхождения государства. Как бы то ни было, путем договора и путем завоевания «родовое общество разрастается в общество политическое», т. е. «насилием со стороны некоторых, которые более сильны, чем другие, либо властью кого-то другого», основанной «на определенных правах и условиях, возникших в результате соглашения между правителями и управляемыми», создается государство. Поэтому следует признать, что патриархальная теория используется им для объяснения феномена возникновения общества, а уже собственно государство образуется путем договора или насилия.

Учение о государственном суверенитете, столь прочно в настоящее время связанное с именем Бодена, начинает свое развитие, конечно, задолго до него главным образом в виде полновластия правителя в законодательной сфере. Во-первых, данные теории были ограниченными, за исключением, может быть, аристотелевского учения об автаркии, а во-вторых, они говорили о суверенитете не государства, а государя, т. е. правителя. Боден же, увидевший зарождение государства нового типа, преодолел эту традицию, превратив суверенитет из набора правомочий собственника, господина над государством (населением, ресурсами и прочим), в саму сущность государственности, государственную волю, и в этом состоит его главнейшая заслуга как теоретика государства.

«Суверенитет — наиболее верховная, абсолютная и вечная власть над гражданами и подданными в государстве», — так определяет Боден это важнейшее свойство государственности. Такая власть — необходимый элемент государства, проявляющийся через его правителя — суверена, связывающий его с отдельными гражданами — членами государства. Более того, само государство есть прежде всего особый порядок управления народом, обществом. Суверенитет — та объединяющая сила, которая образует государство как социальный институт. Власть связывает индивида и государство через правителя, который является в данном случае посредником и выразителем сущности государства, его воли.

Сувереном, т. е. выразителем суверенитета, полномочным представителем государства, может быть только тот, кому эта власть принадлежит постоянно и непрерывно, она должна быть абсолютной, а значит, безусловной и неограниченной никаким иным лицом или органом. Изначально носителем власти может быть только народ страны, который затем самостоятельно распоряжается этой властью, возлагая обязанность управления на иное лицо или лица по собственному усмотрению.

Другой особенностью государственного суверенитета и суверена, является надзаконный характер этой власти — «правитель свободен от власти законов». Поскольку закон — выражение через суверена воли государства, поэтому сам правитель, олицетворяя собой государство, как творец стоит выше него.

Правитель полновластен лишь тогда, когда выступает в публичной сфере. Вторая ипостась правителя, в которой он лишь один из граждан государства, находит свое выражение в сфере частноправовых отношений, где правитель стоит наравне со всеми другими участниками, а следовательно, так же, как и они, подчинен государству.

Перечень основных полномочий, которыми наделен суверен, в учении Бодена выглядит следующим образом: 1) лишь суверен вправе издавать законы; 2) только суверенная власть является публичной, т. е. распространенной на все общество в целом, в отличие от власти отца семейства или магистрата; 3) только суверен имеет право объявлять войну и заключать мир с другими государствами; 4) правитель обладает правом назначения на должности официальных лиц, в том числе и судей; 5) носитель суверенитета — последняя инстанция для апелляций, и только он обладает правом помилования; 6) суверен обладает исключительным правом повелевания своими вассалами и принятия феодальной присяги; 7) только суверен имеет право чеканить монету; 8) право установления единой системы мер и весов в государстве также принадлежит лишь суверену; 9) он имеет исключительное право взимания государственных налогов.

Другим важнейшим признаком суверенитета, по Бодену, является, кроме вышеназванных, его неделимость. Философ указывает, что именно неделимость суверенитета исключает ту проблему, что если, например, в демократиях бóльшая часть населения причастна к созданию законов и входит в состав коллективного суверена, то как они будут подчиняться этому праву, если учитывать, что суверен не подвластен позитивному законодательству. Так как суверенитет неделим, следовательно, лишь в совокупности, как целое граждане демократии являются его носителями и по отдельности не обладают никакими исключительными полномочиями и правами суверена, включая и правовой иммунитет. В противном случае государство исчезнет и возникнет анархия, пишет Боден.

Как следует из боденовского определения, государство — всегда правовой способ управления. Понятие «правовой способ управления» в учении Бодена чрезвычайно многозначно, поскольку включает в себя как формальный, так и содержательный элементы.

Во-первых, поскольку в большинстве государств суверен действует вопреки установленным естественным и божественным законам, постольку это не может считаться обязательным условием признания того или иного общественного строя правовым или неправовым. Единственным законом, который нельзя не соблюдать, является закон, проистекающий из природы самого государства, — публичный характер государственной власти. Это требование выражается в том, что правитель должен всегда действовать от имени и на благо государства и в соответствии с его интересами (конечно, исключительно так, как он сам их понимает, ведь суверен единолично определяет политику государства), потому что является лишь полномочным его представителем. В противном случае, т. е. когда правитель начинает действовать уже исключительно в собственных интересах и относится при этом к подвластным и их имуществу как к своей собственности, — такой социум не может быть признан государством и называется Боденом тиранией. Для ясности в понимании этого вопроса можно вспомнить современную типологию политических режимов, в которой выделяют как авторитарные, так и тоталитарные режимы. При этом в авторитарных государствах (особенно в реформаторской разновидности) правитель не просто ограничивает политические и иные права своих граждан, но делает это на благо страны. Однако понимание этого блага правителем может сильно расходиться с мнением подвластных. А в тоталитарных государствах правящая элита стремится реализовать лишь свои собственные групповые интересы, не задумываясь об интересах общества в целом. Отличие тирании от тиранических государств, выделяемых в классификации Бодена, заключается именно в данном признаке, который можно назвать признаком публичности власти. Само государство он называет не иначе, как «республика» в цицероновском смысле этого слова — «общее, народное дело или вещь». Данный признак находит свое воплощение также в том, что в сфере частноправовых отношений суверен обязан подчиняться законам государства и утрачивает все прочие суверенные иммунитеты, так как в этом случае он действует уже в качестве частного лица и не имеет никаких привилегий перед законом.

Тем не менее Боден поднимает вопрос о способах сопротивления гражданами тем законам суверена, которые противоречат божественному или естественному праву. Он говорит, что в этом случае глава государства преступает формальные границы государственной власти, поэтому такое указание магистратуры (чиновники и судьи) могут не исполнять, т. е. Боденом допускается пассивное противление неправовым законам суверена. В другом случае — если распоряжение правителя противоречит позитивному закону государства, должностное лицо может предупредить государя о том, что его приказ противозаконен, но если правитель еще дважды повторит его — распоряжение должно быть выполнено, так как положительные законы не имеют никакой власти над сувереном, раз он их устанавливает. Это практически единственный механизм защиты прав граждан, допускаемый Боденом в своей теории.

В работах Бодена мы обнаруживаем следующие разновидности законов: lex divinum («закон богоустановленный»), lex naturale («закон природы»), lex gentium («закон народов»), lex imperii («закон власти») и обычный позитивный «закон государства».

Обычный позитивный закон государства в учении Бодена — разновидность приказов, распоряжений суверена частным лицам (гражданам), отличающихся более длительным сроком применения и более общим характером (нормативностью). Всякое приказание суверена по вопросам, касающимся деятельности государства, т. е. публичной сферы, по общему правилу, становится законом. Требование содержательной непротиворечивости позитивного закона естественному и божественному праву существует в его теории, но значительно смягчено тем, что основные нормы, проистекающие из природы вещей или божественного повеления, касаются исключительно частноправовой сферы (отношения собственности, семья, договоры и пр.). А поскольку суверен полновластен указами только в области публичных отношений, то можно сказать, что при нормальном порядке вещей позитивное право государства и естественные (божественные) законы не могут пересекаться..

Итак, все веления суверена являются законом. Только те из них, которые имеют сугубо распорядительный, правоприменительный характер не относятся, естественно, к числу законов, но суверену такие веления несвойственны, поскольку Боден всецело ратует за делегирование им всех правоприменительных функций, включая осуществление правосудия, иным органам или лицам.

Однако не все позитивное право в государстве является велениями суверена. Несмотря на стремление Бодена свести всю власть в обществе к одной единственной — власти государства, он понимает принципиальную невозможность этого, поэтому соглашается считать государственную власть, т. е. суверенитет, не единственной, но лишь верховной. Потенциально суверен может подчинить своему контролю абсолютно все, но реально в обществе существуют многочисленные более мелкие, чем государство, союзы и организации, которые, естественно, руководят своими членами, в том числе и посредством издания обязательных для них правил. Ни одна из этих норм не может противоречить воле правителя, воплощенной в законодательстве, но они имеют право на существование, действуя на стыке частной и публичной сфер, занимаясь вопросами, которые нельзя назвать общегосударственными. Недаром он уделяет почти целый том из «Шести книг о государстве» исследованию правового и социального статуса коллегий, цехов и других самодеятельных объединений граждан. Поскольку Боден признает существование гражданского общества, хотя и полностью подконтрольного государству, позитивное право действительно несводимо к одним лишь велениям суверена.

К принципам естественного права философ относит прежде всего принцип неприкосновенности частной собственности. Собственность является основой любого хозяйства, поэтому она также естественно предваряет государство, как и семья, а ущерб собственности или ограничение ее подрывает саму основу государства. Как пишет Боден, «уберите слова “мое” и “вещь”, и вы разрушите основу любого государства навсегда». Неограниченное право облагать собственность — это неограниченное право разрушать ее, а значит, семью и государство. Предоставление суверену права свободно облагать имущество своих подданных налогами противоречит не только целям существования государства (охрана собственности), но и его природе.

Другим принципом естественного права в теории Бодена является принцип нерушимости договорных отношений (Pacta sunt servanda — «договоры должны исполняться»). Договорные отношения также святы для суверена, как и для любого другого частного лица — субъекта права, потому что относятся исключительно к частноправовой сфере и их сила основана на особом естественном законе. Они связывают всегда равноправных субъектов, поэтому одностороннее изменение условий договора или отказ от него недопустимы, и пока хотя бы одна из сторон заинтересована в исполнении договора, он не может быть расторгнут.

Классификацию известных ему государств Боден производит на основе анализа объективной формы существования суверена, т. е. того, через какую структуру государственный суверенитет проявляет, обнаруживает себя, кто является полномочным представителем государства во властных отношениях. Важность и необходимость осуществления такой классификации Боден объясняет тем, что разные по своей внутренней структуре суверены имеют различный, совершено особый порядок принятия решений, а также саму их направленность, перечень проблем, с которыми они сталкиваются в первую очередь. Поэтому каждая форма государства имеет особое, характерное только для нее право.

Боден положил в основу своей классификации довольно обычный количественный признак. Уже в «Методе» Боден разделил все формы правления на демократию, аристократию и монархию и повторил затем это деление в «Шести книгах»: «Есть три состояния, или сорта, государства, их называют “монархия”, “аристократия” и “демократия”. Мы называем государство монархией, когда суверен состоит только из одного человека... Демократия или “народное государство” — это когда все люди или бóльшая часть из них наделены суверенной властью и правом управления как одно лицо. Аристократия — это когда меньшая часть народа обладает суверенитетом как одно лицо...». Однако же Боден не ограничивается чисто количественным признаком и вводит еще два дополнительных классификатора в свою систему государств.

Такими дополнительными основаниями классификации в его теории стали способ (порядок) и качество управления. Боден указывает, что по способу управления различаются государства, управляющиеся демократически, аристократически и монархически , а по качеству управления он делит все монархии на истинно королевские, или законные, сеньориальные, или господские, и тиранические.

Классификация остальных форм правления по этому принципу довольно противоречива, так как непосредственно после характеристики различных по качеству управления монархий, Боден пишет, что «все эти различия также обнаруживают и в аристократическом, и в народном государствах; как одно, так и другое могут быть законными, господскими и тираническими, таким же образом, как уже было изложено выше при разговоре о монархии». Однако можно найти указание на то, что аристократии Боден делит на управляющуюся наилучшим образом — аристократию лордов, где правит меньшинство лучших; законную аристократию, где правит меньшинство знатных, получивших свою власть по наследству; и олигархию — где меньшинство отбирается по любому другому принципу: богатства, силы и т. д.

Демократия же имеет истинно демократическую разновидность, основанную на принципе равенства политических прав всех граждан — законная демократия, и две недемократических разновидности: господская демократия, — возможно, это та, где правит большинство классов, как в Древнем Риме, а не абсолютное большинство, и аналог аристотелевской охлократии — беззаконная, бушующая демократия. «Демократия — это такая форма правления, где все или бóльшая часть людей вместе занимаются управлением надо всеми и каждым из народа». На основе изучения исторических примеров демократических государств Боден приходит к выводу, что основная проблема демократий — нахождение такого способа голосования, чтобы, несмотря на его всеобщность, результаты можно было бы определить достаточно оперативно даже в стране с большой численностью населения. Он решает эту проблему установлением системы многоступенчатого подсчета голосов с вычислением промежуточных результатов так, чтобы численность избирателей в каждой из курий низшего звена не превышала трех тысяч человек, а курия каждого следующего уровня объединяла в себе не более чем по десять нижестоящих.

Рассуждая о демократии, Боден задается вопросом о множественности типов управления государством по способу управления и указывает, что, как это ни странно, хотя монархия и противоположна демократии, но для нее больше всего подходит демократический способ управления. Заключается он в том, что монарх передоверяет свои полномочия системе должностных лиц, которые замещают свои посты с соблюдением принципа равенства кандидатов на конкурсной основе без каких-либо привилегий и особых условий. И даже аристократии выгодно управляться не аристократически, когда кандидатуры на замещение вакантных должностей отбираются из узкого круга обладающих привилегиями и производится не столько по конкурсу, сколько по родословной . Для самих же демократий, пишет Боден как типичный выразитель интересов третьего сословия, ни в коем случае нельзя применять демократический способ управления, ибо в противном случае демократия может стать опаснее тирании. В любой монархии, пишет философ, король ограничен правами сословий, тогда как в демократиях все равны или одинаково бесправны перед лицом толпы. «Величайший тиран не так опасен, как демократия с таким управлением», поэтому, по его мнению, демократическое государство должно управляться не демократически, а монархически, как и происходит в той или иной степени сейчас во многих демократиях, где существует институт президентства.

Ясно, такое деление — еще одно проявление той особенности боденовской теории суверенитета, которая заключается в следующем: Боден отличает суверенитет от отношений приказа-подчинения, связывающих правителя и подданных, речь идет о связи граждан в государство и между гражданами и государством. Поэтому не столь важно, кто конкретно на данный момент осуществляет те или иные обязанности суверена, главное, кому суверенитет принадлежит.

«Аристократия — это такая форма государства, где меньшая часть граждан имеет суверенную власть над всеми в целом и каждым гражданином в отдельности». Основным вопросом аристократий, по мнению Бодена, является критерий отбора правящего меньшинства, так что он даже сделал этот критерий основой одной из классификаций аристократий по порядку управления. Как бы то ни было, меньшая часть населения все же не может быть слишком небольшой, иначе ее благополучие окажется на грани падения. Философ объясняет это тем обстоятельством, что каждый из очень малого числа правителей почитает себя за единоличного суверена или по крайне мере стремится воплотить это в действительности, так что «правление очень небольшого числа лордов — это правление небольшой группы тиранов».

«Монархия — это такое государство, где абсолютно весь суверенитет находится под контролем только одного правителя», т. е. здесь суверен и правитель — одно и то же, так как только один человек является носителем суверенитета. Главной ценностью для Бодена является сильная государственная власть и устранение возможности междоусобиц, поэтому он против выборных монархий и является сторонником учреждения жестких правил престолонаследия. Ввиду особой важности этих правил он относит закон престолонаследия к числу естественных для монархии leges imperii.

Как и все другие формы правления, монархии подразделяются на виды по качеству управления. Боден выделяет три категории: «…где тот, который является носителем суверенитета, есть или господин над всеми, или же король, или тиран». «Правовая, или королевская, монархия — это такая, где подданные повинуются законному монарху, а его законы и избрание удовлетворяют естественным законам, сохраняя природные свободы людей и соблюдая принцип неприкосновенности частной собственности. Господская монархия — это такая, где правитель является господином над имуществом и личностью своих подданных законом силы и по праву завоевания; управляет он как хозяин в семье, такова его особенность. Тираническая монархия — это такая, где правитель пренебрегает законами природы и нации, обращается, как с рабами, со свободнорожденными своими подданными и с их имуществом, как со своим собственным». Хотя Боден и упоминает в качестве критерия вышеуказанного деления монархий порядок прихода суверена к власти (законный или завоевание), главным основанием деления является, несомненно, отношение монарха к естественным и божеским законам.

Хотя наилучшей является, по мнению Бодена, королевская монархия, свою историю та или иная династия, а часто и государство как таковое, обычно начинает с установления господской (сеньориальной) монархии. Кроме того, сам народ по своей природе может склоняться в пользу этой разновидности правления (в качестве примеров философ называет Московию и Турцию).

“Утопия” Томаса Мора. “Город Солнца” Томмазо Кампанеллы

Возрождение античного наследия повысило интерес к книге Платона “Государство”. Развитие идей Платона об общности имуществ привело к появлению произведений, заложивших основы социализма Нового времени. Существенным новшеством теорий раннего социализма было умозрительное распространение общности имуществ на всех граждан (а не только на философов и воинов, как у Платона), а также обоснование демократических учреждений в государствах, базирующихся на общественной собственности.

В 1516 г. была опубликована “Золотая книга, столь же полезная, как и забавная, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопии». Автор книги – англичанин Томас Мор (1478–1535 гг.), правовед по образованию, прославился как блестящий адвокат, был избран в парламент, затем занимал должность судьи, помощника шерифа г. Лондона и другие должности. “Утопия” создана во время поездки во Фландрию в составе посольства.

Сочинение написано в виде диалога: мореплаватель рассказывает автору и другим лицам о различных народах и странах, в том числе об острове Утопии .

В первой части сочинения Мор дал резкую критику огораживания и кровавого законодательства современной ему Англии. Порицая бессмысленную жестокость многочисленных законов, направленных против краж и бродяжничества, Мор остро ставит вопрос о причинах преступности в современном ему обществе. Основная причина всех вообще пороков и бедствий, считал Mop, – частная собственность и обусловленные ею противоречия интересов личности и общества, богатых и бедных, праздности и изнурительного труда, роскоши и нищеты. Частная собственность и деньги порождают преступления, которые “подвергаются ежедневной каре, но не обузданию”, общество само “создает воров и одновременно их карает”.

Взгляд на собственность как основу общества, определяющую его структуру, психологию, нравы, учреждения, законы, позволил Мору сделать ряд новых выводов о сущности государства и права. “При неоднократном и внимательном созерцании всех процветающих ныне государств, – писал Mop, – я могу клятвенно утверждать, что они представляются не чем иным, как неким заговором богачей, ратующих под именем и вывеской государства о своих личных выгодах”. Богачи используют государство “во-первых, для того, чтобы удержать без страха потери то, что стяжали разными мошенническими хитростями, а затем для того, чтобы откупить себе за возможно дешевую плату работу и труд всех бедняков и эксплуатировать их, как вьючный скот. Раз богачи постановили от имени государства, значит, также и от имени бедных, соблюдать эти ухищрения, они становятся уже законами”.

Автор “Утопии” одним из первых подчеркнул и то, что сложность и запутанность законодательства, охрана его жесточайшими наказаниями отвечают интересам богачей и направлены против трудящихся. Уже сами условия жизни простого народа, его приниженное положение не дают возможности разобраться в сложном законодательстве, истолковать и понять его запутанные положения. “Да ему и жизни на это не хватит, – писал Mop, – так как она занята у него добыванием пропитания”. Эгоизмом богачей обусловлено также применение суровых, несправедливых наказаний к неимущим, перед которыми стоит “жестокая необходимость сперва воровать, а потом погибать”.

Во второй части книги описываются учреждения и нравы жителей острова Утопии, находящегося в Новом Свете, где-то в южном полушарии. В Утопии существует общность имуществ и всеобщая обязательность труда; это коренным образом отличает общественный и политический строй утопийцев от порядков всех других государств.

Утопия – своеобразная федерация 54 городов. Утопийский сенат (по три представителя от каждого города) обсуждает общие дела острова – перераспределение продуктов, рабочей силы, прием иностранных посольств и др.

Устройство и управление каждого из городов одинаковы. В городе 6000 семей; в семье – от 10 до 16 взрослых. Каждая семья занимается определенным ремеслом (разрешен переход из одной семьи в другую). Для работы в прилегающей к городу сельской местности образуются “деревенские семьи” (от 40 взрослых), в которых житель города обязан проработать не менее двух лет (поощряются горожане, остающиеся в деревенской семье сверх этого срока).

Должностные лица в Утопии выборные. Каждые 30 семей избирают на год филарха (сифогранта); во главе 10 филархов стоит протофиларх (транибор). Протофилархи избираются из числа ученых. Они образуют городской сенат, возглавляемый князем. Князь (принцепс) избирается филархами города из кандидатов, предложенных народом. Должность князя несменяема, если он не заподозрен в стремлении к тирании. Наиболее важные дела города решают народные собрания; они же избирают большую часть должностных лиц и заслушивают их отчеты.

При описании государственных учреждений Утопии Мор во многом следовал античным образцам (государство-город, смешанная республика и др.). Вместе с тем он высказал ряд суждений о коренном изменении задач и методов деятельности государства, основанного на общественной собственности. Органы власти Утопии осуществляют общее руководство народным хозяйством и образованием. Именно поэтому должностные лица избираются из среды ученых (траниборы – члены городских сенатов); по той же причине создаются специальные учреждения для координации производства и потребления в масштабах страны (общеутопийский сенат).

Томас Мор подчеркивает демократизм учреждений утопийцев: “Между собой они живут дружно, так как ни один чиновник не проявляет надменности и не внушает страха. Их называют отцами, и они ведут себя достойно. Должный почет им утопийцы оказывают добровольно, и его не приходится требовать насильно”. Когда возможно, государство сокращает и без того короткий (шестичасовой) рабочий день. В Утопии существует широкая веротерпимость. Там много сект и религий. Запрещено лишь возбуждать религиозный фанатизм, осуждачь верования других (однако атеисты не могут занимать должности, а также публично защищать безбожие).

Всюду, где можно, государство стремится обойтись без запретов и регламентации, ограничивающих свободу граждан. Имеются общественные столовые, но можно готовить пищу дома. “Хотя никому не запрещено обедать дома, но никто не делает этого охотно, потому что считается непристойным и глупым тратить труд на приготовление худшей еды, когда во дворце, отстоящем так близко, готова роскошная и обильная”. Государство широко использует меры поощрения лиц, совершающих полезные для общества действия. В Утопии окружены всеобщим почетом граждане, добровольно исполняющие особо трудные или неприятные работы. Вместе с тем обязанность сифогрантов – наблюдать, чтобы никто не сидел праздно, а чтобы каждый усердно занимался своим ремеслом.

Новы и оригинальны рассуждения Мора о праве в Утопии. Поскольку в Утопии нет частной собственности, споры между утопийцами редки и преступления немногочисленны; поэтому утопийцы не нуждаются в обширном и сложном законодательстве. “У утопийцев законоведом является всякий, ведь... у них законов мало, и, кроме того, они признают всякий закон тем более справедливым, чем проще его толкование... Утопийцы считают в высшей степени несправедливым связывать каких-нибудь людей такими законами, численность которых превосходит возможность их прочтения или темнота – доступность понимания для всякого”.

Очень своеобразно для своего времени Мор решает проблему наказания. Протестуя против применения смертной казни за кражу, Мор противопоставлял жестокому законодательству современной ему Англии законы живущего где-то на востоке народа, по которым преступников не казнят, а присуждают к общественным работам. Аналогичное законодательство существует в Утопии; утопийцы, совершившие тяжкое преступление, обращаются в “рабство”.

Рабство, о котором идет речь в “Утопии”, – совсем не то рабство, которое было известно Античному миру, – оно не пожизненно (князь или народ могут смягчить или прекратить рабство раскаявшихся и исправившихся преступников) и не наследственно. “По мнению утопийцев, оно является достаточно суровым для преступников и более выгодным для государства, чем спешить убить виновных и немедленно устранить их. Труд этих лиц приносит более пользы, чем их казнь, а с другой стороны, пример их отпугивает на более продолжительное время других от совершения подобного позорного деяния”. Рабами становятся также военнопленные, взятые с оружием в руках, и осужденные на казнь преступники, купленные в других странах. Рабы закованы в золотые цепи (чтобы воспитать общественное презрение к драгоценным металлам) и выполняют неприятные работы (убой и свежевание скота и т.п.). Однако рядом с ними трудятся свободные утопийцы, добровольно выполняющие грязные работы: “Чем более они несут рабский труд, тем больший почет получают от остальных”. Основная мысль Мора сводится к тому, что принудительные работы – более гуманная мера наказания, чем широко распространенная в его время смертная казнь.

К войнам Мор относился резко отрицательно. Политике феодальных монархов, помышлявших в основном о завоеваниях и военной славе, он противопоставлял миролюбие утопийцев. “Утопийцы сильно гнушаются войною, как деянием воистину зверским ...вопреки обычаю почти у всех народов, они ничего не считают в такой степени бесславным, как славу, добытую войной”.

Основным препятствием на пути учреждения нового строя Т. Мор считал жадность и гордость богачей. Он рассчитывал на разум (рационалистическое обоснование преимуществ общественной собственности, всеобщего равенства и общего труда) и случай (в сочинении Мора – философ Утоп, основавший новое государство и учредивший его законы).

Другие произведения Т. Мора не столь значительны, как “Утопия”, принесшая ему всемирную славу. Вскоре после опубликования этой книги английский король Генрих VIII приблизил к себе Мора, назначая его на высокие государственные должности вплоть до высшей – лорда-канцлера. Разрыв Генриха VIII с римским папой явился одной из причин отставки Мора, отрицательно относившегося к Реформации. Мор был казнен по обвинению в государственной измене за отказ присягнуть королю как главе церкви. Получилось, что Мор пострадал за веру; это было использовано католической церковью, канонизировавшей автора “Утопии” (1886 г.).

Последующие теоретики раннего социализма испытали на себе сильное влияние “Утопии”, в том числе и новых идей о государстве и праве.

Эти идеи получили дальнейшее развитие в произведениях Томмазо (Джиана Доменико) Кампанеллы (1568–1639 гг.). Доминиканский монах Кампанелла был заключен в тюрьму за участие в подготовке восстания против испанского ига в Калабрии (южная Италия). В тюрьмах, где он провел около 27 лет, Кампанелла написал, в числе других произведений, “Город Солнца” (издано в 1623 г.).

При описании общественного строя Города Солнца Кампанелла во многом следует “Утопии” Томаса Мора. Город находится где-то на острове около экватора. Он основан народом, решившим “вести философский образ жизни общиной”. Здесь нет частной собственности, все трудятся в соответствии со своими природными склонностями, труд почетен. Воспитание и обучение связаны с производительным трудом, организуются и регулируются государством.

Мысли Кампанеллы о наилучшем общественном строе отличаются от взглядов Мора тем, что Кампанелла, подобно Платону, пытался распространить принцип общности на брачно-семейные отношения; соответственно этому производственной ячейкой в Городе Солнца является не семья, а мастерская или бригада. Всячески подчеркивая вслед за Мором почетность труда, Кампанелла осуждает рабство; поэтому преступников в Городе Солнца не присуждают к общественным работам. Вместе с тем в описании порядков Города Солнца значительно резче, чем в “Утопии”, сказались уравнительность и грубый аскетизм. Вся жизнь соляриев (жителей Города Солнца) тщательно регламентирована. Они носят одинаковую одежду, получают одинаковую пищу (только в общественных столовых), военным строем отправляются работать, питаться, отдыхать, развлекаться.

Кампанелла полагал, что в обществе, основанном на общей собственности, сохранится государство. Однако государство, им описанное, резко отличалось от всего, что было известно истории политической мысли и государственных учреждений. Власть и управление в Городе Солнца основываются на трех принципах: 1) главными задачами нового государства будут организация производства и распределения, управление воспитанием граждан; 2) эти задачи государства обусловливают значительную роль ученых в осуществлении власти и управления; 3) новый общественный строй требует участия народа в [c.156] управлении государством. Мор, наметивший эти принципы, считал возможным их осуществление в рамках соответствующим образом модифицированной смешанной республики, воспроизводящей ряд характерных черт античных и средневековых городских республик. Кампанелла же изображает совершенно новую организацию государственной власти, не имеющую аналогии в истории.

Ученые и лица, сведущие в какой-либо отрасли знания или искусства, образуют централизованную иерархию должностных лиц. Во главе Города стоит верховный правитель – “Солнце” (“Метафизик”) – всесторонне образованный человек, сведущий во всех науках, искусствах, ремеслах. Соответственно трем главным атрибутам бытия (мощь, мудрость, любовь) ему помогают три соправителя: “Пон” (“Сила” – ведает военным делом), “Син” (“Мудрость” – руководит развитием наук), “Мор” (“Любовь” – управляет воспитанием, деторождением, сельским хозяйством, производством продуктов питания, одежды и др.).

Коллегии высших должностных лиц подчинены лица, ведающие узкими специальностями (таковы, в частности, Агроном, Скотовод, Воспитатель, Экономист, Перспективист, Геометр, Поэт, Астроном). Имеются начальники отрядов, главные мастера; существуют и такие должности, как Правосудие (уголовное и гражданское), Мужество, Великодушие, Усердие, Бодрость, и т. д. Власть должностных лиц опирается на всеобщее уважение и добровольное подчинение; они распоряжаются при производстве работ, решают споры, наказывают нарушителей порядка, поощряют достойных, воспитывают и обучают подрастающее поколение.

В Городе Солнца дважды в лунный месяц созывается общее собрание всех соляриев, достигших 20-летнего возраста. На Большом Совете, как называется это собрание, каждому предлагается высказаться о том, какие есть в государстве недочеты. На Большом Совете обсуждаются все важные вопросы жизни государства.

Весьма оригинальны мысли Кампанеллы о способах сочетания демократии и правления ученых-специалистов. Кандидатуры на тот или иной пост предлагаются воспитателями, старшими мастерами, начальниками отрядов и другими должностными лицами, знающими, кто из соляриев к какой должности более пригоден; в Большом Совете каждый может высказаться за или против избрания; решение о назначении на должность выносится коллегией должностных лиц (четыре главных правителя, руководители соответствующих наук или ремесел, начальники отрядов).

Большому Совету принадлежит право поддержать или, наоборот, предотвратить назначение какого-либо лица; еще обширнее права Совета в контроле, критике и смене должностных лиц – здесь ему принадлежит решающее слово. Как видно, Кампанелла, считавший, что для исполнения той или иной должности необходимы специальные познания, четко понимал, что даже и наличие таких познаний не дает права оставаться в должности лицу, не завоевавшему популярности у сограждан.

Должностным лицам помогают советом так называемые жрецы, которые определяют дни посева и жатвы, ведут летопись, занимаются научными изысканиями (в том числе модной тогда астрологией, которую Кампанелла в духе времени считал важной наукой).

В Городе Солнца существуют право, правосудие, наказания. Законы немногочисленны, кратки и ясны. Текст законов вырезан на колоннах у дверей храма, где осуществляется правосудие. Солярии спорят друг с другом почти исключительно по вопросам чести. “Они преследуют у себя неблагодарность, злобу, отказ в должном уважении друг к другу, леность, уныние, гневливость, шутовство, ложь, которая для них ненавистнее чумы”. Процесс гласный, устный, быстрый. Для уличения необходимо пять свидетелей (это определяется тем, что солярии всегда ходят и работают отрядами). Пытка и судебные поединки, свойственные феодальному процессу, не допускаются. Наказания воздаются по справедливости и соответственно проступку.

Кампанелла порицал аморализм политиков и тиранов, придумавших понятие “государственная необходимость”, которое сводится к выгодному только им правилу – “для сохранения и приобретения власти можно преступить любой закон”. Кампанелла с горечью писал:

“Государи почитают Макиавелли за Евангелие. Ведь никто не верит ни в Библию, ни в Коран, ни в Евангелие, а все ученые и государи суть политики – макиавеллисты”.

Представления Кампанеллы о путях утверждения нового общества туманны. Город Солнца основан неким мифическим народом, сведущим в философии и астрологии. По мере распространения необходимых познаний весь мир придет к тому, что будет жить согласно их (соляриев) обычаям. Порядки Города Солнца он называет, как и Утопию Томаса Мора, “образцом для посильного подражания”, государственным устройством, “открытым посредством философских умозаключений”.