Проблема класифікації лексики

У високорозвинених мовах, таких, як українська, налічу­ють сотні тисяч слів. Словниковий запас — активний і пасив­ний — сучасної культурної людини становить не менш ніж 70—80 тис. слів. Для того щоб вільно користуватися таким багатством, останнє має бути якимось чином упорядковане, систематизоване.

Систематизація лексики утруднюється тим, що слова відби­вають позамовну дійсність, яка не завжди усвідомлюється як система.

Класифікація лексики має такі особливості:

а)  слова на групи поділяються нерівномірно: в одних групах є десятки тисяч слів, в інших — тільки одиниці (на­ приклад, іменників — величезна кількість; числівників, займенників — небагато);

б)  те саме слово внаслідок своєї багатозначності може належати одночасно до кількох груп (наприклад, слово назустріч виступає то як прислівник: подався на­зустріч, то як прийменник: назустріч товаришеві, то як поєднання іменника з прийменником: на зустріч з: однокласниками; слово морда, коли йдеться про тва­рину, сприймається як стилістично нейтральне, коли ж мовиться про людину — потрапляє до розряду вульгаризмів);

в)  межі між групами не завжди чітко окреслені; у групі, як правило, розрізняється ядро (основа) і периферія (наприклад, у тематичній групі «Зима» ядро становлять слова мороз, лід, сніг, хуртовина, сани, замерзати, білий тощо; периферію — сонце, небо, похмурий, сірий, які, входячи до цієї тематичної групи, так само належать і до інших, наприклад до тематичної групи «Осінь»);

г) групи слів можуть розпадатися на окремі підгрупи з різною ієрархічною віднесеністю (наприклад, слова, що належать до іменних частин мови, поділяються на імен­ники, прикметники, числівники, займенники; а імен­ники, у свою чергу, — на загальні й власні назви, назви істот і назви неістот тощо).

У лексиці є чимало перехідних явищ. Наприклад, слово зірка — це і назва предмета (небесне тіло, геометрична фігура), j назва рослини {червоніють зірки у квітнику), і назва тварини {морська зірка). Слово немає, нема — якоюсь мірою дієслово, а якоюсь — предикативний прислівник.

Групувати слова можна по-різному, за різними критеріями.

За наявністю спільних коренів слова групу­ються в словотвірні гнізда. Наприклад, слова рука, рукав, ру­кавиця, ручка, ручний, зручний, безрукий, наручники, рушник, рушниця, ручатися, порука, доручати, приручений, поруч, зару­чини та ін. становлять одне словотвірне гніздо, бо мають той самий корінь -рук- (-руч-, -руш-), хоч іноді вони бувають до­сить різні за своїм значенням.

За частотою вживання слова умовно поділяють на часто вживані, без яких практично не можна побудувати тек­сту, помірно вживані і рідкісні. Перша група — це переважно займенники та службові слова (прийменники, сполучники, ча­стки). Вона охоплює порівняно невелику кількість слів (до сотні). Друга група налічує приблизно 10...15 тис. слів, які стосуються різних сторін життя людини та навколишнього світу. Частота вживання решти слів надзвичайно мала: як стверджують мовознавці, вони трапляються не частіше одного разу на мільйон слів тексту, хоч їх у мові є сотні тисяч. Зро­зуміло, і в цих групах є частіше й рідше вживані слова. Крім того, частота вживання тих чи інших слів залежить і від пред­мета розмови.

Можливі також інші групування слів: за походженням (питомі й запозичені), за стилістичною віднесеністю (стилістично нейтральні й стилістично забарвлені), за сферою вжи­вання (загальновживані й вузьковживані). Найважливішою Для мови є класифікація слів за їхнім лексичним значенням (семантикою).

§ 2. гиперо-гипонимические ряды Термин "гипонимия" не входит в число традиционных терминов семантики и создан сравнительно недавно по аналогии с антонимией и синонимией. Однако называемый данным термином тип отношений между единицами лексико-семантической системы языка, основанный на их родовидовой концептуальной общности, известен уже давно и признан одним из важнейших конституирующих принципов организации словарного состава всех языков. Это отношение включения или господства, при котором одно слово (оно называется гиперонимом) обозначает класс сущностей, включающий класс сущностей, обозначаемых другим словом – гипонимом, и оказывается шире его по своему значению. Наборов слов, связанных друг с другом отношениями соподчинения и господства, довольно много в лексической системе. Они образуют так называемые гиперо-гипонимические ряды, или, по Ч.Филлмору, таксономии. Классическим примером такого рода структур в лексико-семантической системе является обозначение растений. В ряду наименований растений выделяется наиболее общий термин plant 'растение', являющийся родовым по отношению ко всем другим названиям растений. Наименования tree 'дерево', bush 'куст', grass 'трава', flower 'цветок' и др. выступают по отношению к родовому названию, или гиперониму, как подчиненные, связанные с обозначением менее широких классов растений, отдельных их подвидов. В свою очередь они имеют целый ряд подчиненных им слов - названий конкретных видов деревьев (birch 'береза', asp 'осина', pine 'сосна' и т.д.), цветов (tulip 'тюльпан', daffodil 'нарцисс', rose 'роза' и др.), кустов, трав и т.д. - и соотносятся с ними как гиперонимы и связанные отношением подчинения гипонимы. Очевидно, что наличие гиперо-гипонимических отношений имеет место тогда, когда в семантике связанных отношениями включения слов обнаруживаются общие семантические признаки, составляющие одно из сравниваемых значений, и дополнительные (хотя бы один) признаки, отличающие одно значение от другого из сравниваемых значений. Слово tulip 'тюльпан' включает в своем значении семантические признаки слова plant 'растение' и уточняющие его Семантические признаки слова flower 'цветок', а также содержит ряд дополнительных признаков, отличающих его как от названных (выше слов, так и от всех названий других видов цветов. Из этого гримера явствует, что гипероним шире по объему своей референции, или экстенсионалу, но уже по содержанию закрепляемого им и понятия в сравнении с гипонимом, т.е. уже по набору атрибутов, характеризующих любую сущность, или интенсионалу. Значение гиперонима как более обобщенное значение специализируется в значениях всех его гипонимов. Один гипероним имеет столько гипонимов, сколько признаков понятия, выраженного гиперонимом, уточняется и закрепляется в лексических значениях слова или слов. Наряду с отношениями подчинения и господства в гиперо-ги-понимических рядах существуют и отношения равноправия, которые устанавливаются между гипонимами одного гиперонима. Такие гипонимы называются согипонимами, или эквонима-ми, и различаются выделенными в их значениях дифференциальными признаками при наличии какой-то общей семантической части. В ряду наименований цветов слова tulip 'тюльпан', rose 'роза violet 'фиалка' и др. эквонимичны друг другу. Названные типы отношений легко представить в виде формул: Хс(Х + n) и (X + n) ∩ (X + m), из которых первая фиксирует отношение собственно гипонимии, а вторая – отношение эквонимии. Общая схема этих отношений образует гипонимическую конфигурацию, которая для разных семантических полей разных языков оказывается своеобразной и неповторимой. Поскольку гипероним может конкретизироваться не только в непосредственных своих гипонимах, но и на последующих ступенях, на которых его непосредственные гипонимы выступают уже в качестве гиперонимов, в свою очередь конкретизируемых на дальнейших ступенях гиперо-гипонимической структуры, гипонимическая конфигурация семантического поля может быть многоступенчатой, или многоярусной, и приобретать вид цепочечной (гипероним - один гипоним), радиальной (гипероним - более одного гипонима) и радиально-цепочечной (смешанной и наиболее сложной) структуры. Глубина и ширина развертывания гипонимической структуры и связанный с ними тип гипонимической конфигурации определяют специфику того или иного семантического поля слов как внутри языка, так и в разных языках. Проведенные исследования гипонимических структур показали национальную специфику их строения. Так, глаголы покоя в современном английском языке представляют собой четырехъярусную гипонимическую структуру (см. рис. на с. 89), а соотносительные глаголы покоя русского языка образуют трехъярусную иерархию. Были выявлены также две основные формы гипонимических отношений: гипонимические отношения между лексическими единицами - внешняя гипонимия (именно о ней шла речь выше) и гипонимические отношения внутри лексически единиц – внутренняя гипонимия, составляющая особый тип внутрисловных отношений многозначного слова (см. "Полисемия"). Гиперо-гипонимические отношения в группе глаголов покоя английского языка* Материал взят из: http://bugabooks.com/book/100-leksikologiya-anglijskogo-yazyka/25--2-gipero-giponimicheskie-ryady.html

§3. СИНОНИМИЯ В структуре семантических полей имеет место еще один широко распространенный и хорошо известный тип семантических отношений, традиционно описываемый как синонимия. Понятие синонимии давно уже является предметом разнообразных лингвистических истолкований. О том, что такое синонимы, какие бывают синонимы, насколько это понятие вообще реально и т.д., существуют самые противоречивые мнения. Существуют и различные определения синонимов. Синонимы определяются как слова, имеющие тождественное значение. Они определяются также как слова, имеющие близкое значение. Существует определение синонимов как слов, обозначающих одно и то же понятие или же способных обозначать один и тот же предмет. Все это многообразие объясняется тем, что в языке существуют различные типы семантических сближений, которые и отражаются в соответствующих определениях синонимов. Синонимия предстает, как пишет Д.Н.Шмелев, как такое явление номинации, которое начинается с полного тождества семантики слов, называющих одно и то же, и переходит через различные степени градации семантической близости к выражению такой степени различий в лексических значениях, когда возникает вопрос: являются близкие по смыслу слова синонимами или нет. Кардинальным вопросом синонимии является проблема критериев, с помощью которых определяется синонимичность лексических единиц. В качестве наиболее распространенных и наиболее широко используемых критериев следует назвать: 1) тождественность, или близость значений, истоки которой лежат в тождественной референции слов, в обозначении ими одних и тех же сущностей или явлений (напр., victim 'жертва', prey 'жертва'; pleasure 'удовольствие', delight 'удовольствие, радость, восторг', joy 'радость', enjoyment 'удовольствие, радость, наслаждение', delectation 'удовольствие' и т.д.), 2) взаимозаменяемость в контексте (напр., I'm grateful (thankful) to you (for help) 'Я благодарен Вам за помощь', I'm grateful (thankful) for all you have done for me 'Я благодарен Вам за все, что Вы для меня сделали'; It's a hard (difficult) problem (book, language) 'Это трудная проблема (книга, язык)'). Оба эти критерия, однако, весьма ущербны, поскольку тождеством референции могут характеризоваться слова, смысловой близости между которыми не обнаруживается, хотя они и обозначают один и тот же объект (напр., mother 'мать', wife 'жена', daughter 'дочь', doctor 'врач' и т.д. могут относиться к одному и тому же лицу, предстающему в разных своих аспектах). Тождественность референции, таким образом, является необходимым, но не достаточным условием синонимии, ибо две единицы могут обладать одинаковой референцией, но различаться по смыслу. Что же касается критерия взаимозаменяемости, то слов, которые были бы взаимозаменяемы во всех контекстах при условии, что предложения, получающиеся в результате подстановки одной единицы на место другой, обладают одним и тем же значением, в языке очень мало. Допускающие подобную замену, так называемые подлинные синонимы встречаются очень редко и, по словам С.Ульманна, являются роскошью, которую язык с трудом может себе позволить. Интересной попыткой преодолеть описанные выше трудности, связанные с определением синонимии, является трактовка синонимов, предложенная Д.Н.Шмелевым. "Лексические единицы, противопоставленные по таким признакам, которые оказываются несущественными в определенных условиях, можно рассматривать как синонимы", - пишет Д.Н.Шмелев (18, 193). Далее автор продолжает: "Таким образом, синонимы можно определить как слова, относящиеся к той же части речи, значения которых содержат тождественные элементы, различающиеся же элементы устойчиво нейтрализуются в определенных позициях. Иначе говоря, синонимами могут быть признаны слова, противопоставленные лишь по таким семантическим признакам, которые в определенных контекстах становятся несущественными" (18,196). Число общих совпадающих семантических элементов у разных слов, равно как и число нетождественных элементов, а также количество позиций, в которых семантические различия становятся несущественными, неодинаково. Соответственно на этом основании можно говорить о разной степени синонимичности для разных слов. В этом плане интересна классификационная схема типов синонимии, разработанная Дж.Дайонзом, в которой автор, исходя из определения полной синонимии как абсолютной эквивалентности двух единиц и тотальной синонимии как взаимозаменяемости во всех контекстах, выделяет четыре вида синонимии: 1) полная и тотальная синонимия; 2) полная, но не тотальная синонимия; 3) неполная, но тотальная синонимия;. 4) неполная и нетотальная синонимия. В то же время исчислить типы и степень синонимичности невероятно трудно, так как слова, описываемые как синонимы, обнаруживают различные виды различий. С.Ульманн цитирует профессора У.Е.Коллинсона, который представил все виды различий между синонимами как девять возможных случаев: 1) одно слово является более общим по сравнению с другим: refuse 'отказывать, отвергать' - reject 'отвергать, отклонять'; 2) одно слово более интенсивно, чем другое: repudiate 'отрекаться' - refuse 'отказывать, отвергать'; 3) одно слово более эмоционально по сравнению с другим: геlect 'отвергать, отклонять' - decline 'отклонять, отводить, отвергать. 4) одно слово может содержать моральную оценку или осуждение, в то время как другое нейтрально: thrifty 'экономный, бережливый' - economical 'экономный, бережливый'; 5) одно слово принадлежит к профессионализмам, а другое – нет: decease офиц. 'кончина, смерть' - death 'смерть'; 6) одно слово более книжное, чем другое: passing поэт. 'смерть' -death 'смерть'; 7) одно слово более общеупотребительно, чем другое: turn down 'отвергать, отказывать' – refuse 'отказывать, отвергать'; 8) одно слово является диалектизмом, а другое нет: Scots-flesher шотл. 'мясник' - butcher 'мясник'; 9) один из синонимов относится к детской речи: daddy разг. 'папа, папочка' - father 'отец'. К этому перечню различий, из которого становятся очевидными истоки и причины синонимии как явления номинации, кроме указанных выше, следует добавить вслед за Ф.Р.Пальмером различия в сочетаемости. Так, rancid 'прогорклый, протухший' встречается в сочетании с bacon 'бекон', butter 'масло', а близкое ему по смыслу addled 'тухлый, испорченный'” с egg 'яйцо'. Близкие или даже од неродные качества, но у разных предметов получают в языке разное наименование, что влечет за собой их смысловую близость и одновременно обусловливает разную сочетаемость. Не случайно поэтому, что синонимия распространена именно в сфере признаковых слов - абстрактных существительных, прилагательных, глаголов. В то же время возможность градации признака, выделение некоторых точек на общей шкале свойства, близость их расположения также действует как существенный фактор, определяющий возникновение синонимии. Обратившись вновь к перечню ранее указанных различий между синонимами, нельзя не заметить, что многие из перечисленных типов образуют в сущности своей один тип: синонимы различаются своей принадлежностью к различным функциональным стилям, или регистрам, речи, отличаются друг от друга эмотивным компонентом своего значения и т.д. Гораздо более стройной и одновременно исчерпывающей представляется типология различий между синонимами, предложенная Ю.Д.Апресяном в послесловии к Англо-русскому синонимическому словарю. В этой типологии все наблюдаемые между синонимами различия сводятся к 4 типам: а) чисто семантические различия, б) оценочные различия, в) различия в семантических ассоциациях и г) различия в логических акцентах. Наиболее интересными и одновременно наиболее сложными и разнообразными являются чисто семантические различия, определяющие различия между синонимами. Семантически различающиеся синонимы в большинстве случаев выражают понятия о действиях, событиях, ситуациях, процессах, состояниях, свойствах (в отличие от чисто стилистических синонимов, которые чаще всего называют предметы). Ю.Д.Апресян пишет, что действия, ситуации, события и т.д. могут различаться своими участниками (субъектом, объектом, адресатом, инструментом, средством) и своими собственными характеристиками (причиной, результатом, целью, мотивировкой, местом, конечной и начальной точкой, временем, способом, характером, степенью, формой проявления и т.п.). Именно типы участников и обобщенные характеристики действий, ситуаций, состояний в очень многих случаях выступают в качестве различительных признаков синонимов. Например, временные характеристики лежат в основе различий синонимов associate, pal и comrade 'приятель, товарищ', companion 'товарищ', сгопу 'близкий, закадычный друг'. Associate, pal, comrade предполагают наличие социальных и эмоциональных связей между людьми в течение значительного времени; они не могут обозначать кратковременных контактов, легко возникающих и рвущихся (в играх, в поезде и т.п.). Companion способно к такому употреблению. Сгопу обозначает ситуацию старой дружбы, начавшейся в детстве или юности и продолжавшейся, возможно, с перерывами до зрелых лет. Различная степень свойства отличает синонимы expert 'опытный, знающий' и skilful 'искусный, умелый, опытный': expert обозначает более высокую степень умелости, чем skilful. Аналогичные различия по степени обнаруживаются в рядах surprise 'удивлять', astonish 'изумлять', amaze 'поражать'; cool 'прохладный', cold 'холодный', frosty 'морозный', icy 'ледяной'. Намеренностью/ненамеренностью различаются синонимы ряда gather, collect, assemble 'каузировать кого-либо собираться в одном месте'. Gather не выражает намеренности действия. Collect всегда предполагает у субъекта определенное намерение, assemble – еще и то обстоятельство, что цели субъекта и объекта действия совпадают или сходны и что они носят обычно общественный или политический характер. Оценочные различия между синонимами обусловливаются тем, что описываемая словом ситуация или ее участники могут оцениваться говорящими и слушающими с самых различных точек зрения. Однако среди различительных признаков синонимов реально фигурируют два типа оценки - положительное или отрицательное чтение говорящего о предмете высказывания. Stir, flurry, fuss, ado, например, обозначают беспорядочную или поспешную деятельность, а иногда и вызывающее ее возбужденное состояние человека (ср. рус. суматоха, суета, переполох). Два последних синонима отличаются от двух первых, в частности, тем, что их толкования содержат оценку - указание на неодобрительное отношение говорящего к чересчур большой активности по пустякам. Различия между синонимами могут проходить и по линии связанных с тем или иным словом ассоциаций. Jump, leap, spring, bound, skip, hop в значении 'прыгать или перемещаться прыжками' обнаруживают следующие особенности. Jump имеет самое общее значение. Leap описывает удлиненный, легкий, плавный и быстрый прыжок, напоминающий прыжок антилопы. Spring и в меньшей мере bound обозначают мощный пружинистый прыжок с резким отрывом от точки опоры, причем bound ассоциируется с прыжком хищного зверя. Skip и hop, обозначающие мелкие прыжки, не связываются с представлением о силе и поэтому не употребляются, например, для описания ситуаций атаки. Skip указывает на быстроту, легкость, грациозность прыжков, совершаемых часто со сменой ног. Нор означает делать один или серию мелких прыжков, может быть, неуклюжих, на одной ноге, на двух ногах одновременно или со сменой ног; ассоциируется с прыжками лягушки, птицы, кузнечика. Различия в логических акцентах наблюдаются в семантике синонимичных прилагательных hard, difficult 'трудный, требующий из-за своей сложности или наличия препятствий затраты больших усилий'. В значении hard подчеркнута идея необходимости затраты больших усилий. Difficult в большей мере фокусирует внимание на сложностях и препятствиях, лежащих на пути к решению задачи. Из рассмотрения типов различий, существующих между синонимичными словами, со всей очевидностью явствует, что различия между синонимами проходят не по линии их лексических значений, взятых во всей их целостности, а касаются лишь некоторых семантических компонентов лексических значений при обязательной общности других долей структуры лексического значения. Семантическая близость и вытекающая отсюда синонимическая связь слов по одному из их лексических значений не предполагает и не исключает возможности синонимических связей по другим лексическим значениям многозначных слов. Соответственно многозначное слово может входить одновременно в несколько разных синонимических рядов или групп. Так, слово part вследствие своей многозначности оказывается членом девяти синонимических рядов: 1) piece, parcel, section, segment, fragment; scrap, crumb; moiety, remnant, portion, section, division, subdivision; 2) member, organ, constituent, element, component, ingredient; 3) share, portion, lot; 4) concern, interest, participation; 5) allotment, lot, divident, apportionment; 6) business, charge, duty, office, function, work; 7) side, party, interest, concern, faction; 8) character, role, cue, lines; 9) portion, passage, clause; paragraph. В синонимических рядах выделяется синонимическая доминанта, или такой компонент ряда, который является наиболее обобщающим по своему значению. Как правило, в качестве синонимических доминант выступают слова исконного происхождения, наиболее частотные, стилистически нейтральные. Таков глагол leave в ряду leave, abandon, desert, книжн. или поэт. forsake с общим значением 'оставлять, покидать, бросать кого-л., отказываться от кого-л.; покидать, исчезать, уходить'. Синонимической доминантой ряда hate, loathe, detest, abominate, abhor с общим значением 'ненавидеть, не выносить кого, что-л.' является глагол hate. В заключение следует отметить, что, по мнению многих лингвистов, английский язык особенно богат синонимами. Причину этого богатства усматривают в историческом развитии словарного состава английского языка и интенсивном заимствовании из французского, латинского и греческого языков. В силу этого в английском языке существуют пары синонимов, из которых одно слово исконное, а другое заимствованное, как это наблюдается в синонимических группах brotherly, fraternal 'братский', buy, purchase 'покупать', world, universe 'мир, вселенная' и др. В английском языке нередки синонимические группы из трех членов, в которых одно слово исконного происхождения, другое заимствовано из французского, а третье непосредственно пришло в английский язык из латинского или греческого языка. Например: begin, commence, initiate 'начинать, приступать', end, finish, conclude 'кончать, заканчивать' и др. § 4. АНТОНИМИЯ Антонимия часто трактуется как явление, противоположное синонимии, но статус этих двух явлений в системе языка совершенно различен. В принципе язык не ощущает реальной потребности в синонимах и мог бы вполне обойтись без синонимов, хотя, конечно, это повлекло бы за собой значительное ограничение стилистического разнообразия, обедненность языковой системы. По мнению Дж.Лайонза, синонимия не является сама по себе структурным отношением и не играет существенной роли в семантической структуре языка, а возникает в определенных контекстах как следствие более фундаментальных структурных отношений, гипонимии и несовместимости, нейтрализуемых под влиянием контекста (9, 476). Антонимия, или противоположность по значению, несомненно, принадлежит к важнейшим семантическим отношениям, которые образуют простейший тип структуры, или контрастивное множество. Обилие единиц, противоположных по значению, в естественных языках связано, по-видимому, с общечеловеческой тенденцией располагать на полярных точках шкал накопленный человечеством опыт и оценочные суждения. Происходит образование небольших групп, в которых, зная значение одного из членов группы, легко понять значение остальных ее членов, ибо члены оппозиции, формируемой на основе противопоставления, не даны говорящему вне самой оппозиции. Простейшими примерами контрастивных множеств могут служить самые различные типы семантических оппозиций: tall/short 'высокий'/'низкий', dead/alive 'мертвый'/'живой', raw/cooked 'сырой'/'вареный или жареный' и т.д. Такая легкость понимания значений всех членов группы на основании знания семантики только одного ее компонента обусловливается тем, что в семантическом отношении антонимы представляют собой слова, в высшей степени однородные по своей смысловой структуре. Антонимические значения, противостоя друг другу всем своим содержанием, отличаются парадигматически только по одному дифференциальному признаку. Кардинальной проблемой антонимии является определение понятия противоположности, которая может охватывать достаточно разнородные явления: ассоциации по контрасту, противопоставь ленность в природе, исключение друг друга, контрарность понятий и т.д. Наличие многих разновидностей противоположности - этой .логической основы антонимии детерминирует существование в языке различных типов антонимии, а определение антонимии получает соответствующие уточнения. Как указывает Л.А.Новиков, слова являются антонимами, если они и их семантические отношения друг с другом удовлетворяют одному из следующих требований: 1. Слова Х и У соответствуют противоположным (контрарным) понятиям, представляют собой крайние члены упорядоченного множества и выражают контрарную противоположность: Х – не X, не У – У (типа young 'молодой' - not young/not old 'немолодой'/'нестарый' - old 'старый'). 2. Слова Х и У выражают противоположность разнонаправленных действий, признаков и т.д. Эта противоположность называете? векторной и может быть обозначена как Х →← У (напр., come 'приходить' – leave 'уходить'). 3. Слова Х и У соответствуют формально противоречащим (контрадикторным) понятиям типа Х – не X, но выступают в языке как противоположные, как выражение контрадикторной противоположности. Характерная особенность таких оппозиций – отсутствие среднего, промежуточного звена. Напр., married 'женатый' ' single 'холостой', true 'истинный' – false 'ложный' и др. 4. Слова Х и У, обозначая одну и ту же ситуацию, выступают как различные наименования одного и того же действия, отношения и т.д., обратные с точки зрения противопоставленных участников ситуации, и выражают конверсивную противоположность. Напр., buy 'покупать' - sell 'продавать', win 'выиграть' - lose 'проиграть' и т.д. Таким образом, класс антонимов семантически оказывается многоликим и включает контрарные, контрадикторные, конверсивные и векторно разнонаправленные антонимы. Каждый из этих типов антонимов обладает своими характеристиками. Так, для контрарных антонимов характерно то, что они регулярно поддаются градации, которая связана с операцией сравнения, и предполагают наличие некоторой точки отсчета или нормы, относительно которой происходит утверждение некоторой степени качества. Таковы, например, прилагательные big 'большой' - small 'маленький', которые получают разную интерпретацию в зависимости от того, что принимается за точку отсчета. Ср. a small elephant 'маленький слон' и a big mouse 'большая мышь', для которых нормой являются размеры разных классов объектов: слонов и мышей, а сама норма оказывается относительной, ибо самый маленький слон в реальном мире больше самой большой мыши. Интересно, что отрицание контрарным антонимом наличия какого-то качества не имплицирует наличия противоположного качества. Когда мы говорим, что Our house is not big 'Наш дом не большой', это не означает что Our house is small 'Наш дом маленький'. Именно это свойство отличает контрарные антонимы от контрадикторных, которые связаны отношением дополнительности и в некоторых работах называются комплементарными, т.е. дополнительными. Для контрадикторных антонимов свойственно то, что отрицание одного члена пары имплицирует утверждение другого и утверждение одного члена пары имплицирует отрицание другого, т.е. это взаимоисключающие слова. Когда мы утверждаем, что John is single 'Джон холост', то тем самым однозначно имплицируем, что John is not married 'Джон не женат', и наоборот: утверждая, что John is married 'Джон женат', мы отрицаем, что он холост. Можно придумать не совсем обычные ситуации, в которых контрадикторные антонимы подвергаются модификациям (ср. Он скорее женат, чем холост), но при своих нормальных употреблениях данный тип антонимов неградуируем. К конверсивным антонимам типа husband/wife 'муж'/'жена', parent/child 'poдитель'/'ребенок', doctor/patient 'врач'/'пациент', lend/borrow 'давать взаймы'/'брать взаймы', give/receive 'давать'/'получать' тяготеют и слова, обозначающие реверсные действия типа tie/untie 'связывать'/'развязывать', wind/unwind 'наматывать, обматывать'/'разматывать' и др. Среди векторно разнонаправленных антонимов также обнаруживаются различные подтипы, связанные с обозначением ортогональных оппозиций (напр., North/West/East 'север/запад/восток'; East/Noith/South 'восток'/'север'/'юг'), антиподов (напр., summer/ winter 'лето'/'зима', North/South 'север'/'юг', East/West 'восток/запад'), причинно-следственных отношений (напр., learn/know 'учить'/'знать', know/forget 'знать'/'забыть') и разных направлений действий (arrive/depart 'прибывать'/'уезжать'). Антонимы различаются и своими структурными характеристиками. Значительное число антонимов – слова разных корней типа clever/stupid 'умный'/'глупый', slow/fast 'медленный'/'быстрый', love/hate 'любить'/'ненавидеть'. Разнокорневая (она также называется лексической) антонимия пронизывает все части речи, особенно прилагательные, глаголы, наречия, существительные. Многочисленные группы антонимов образуются присоединением противоположных по значению аффиксов: happy/unhappy 'счастливый'/'несчастный', merciful/merciless 'милосердный'/'немилосердный, жестокий' и т.д. Результатом словообразовательных процессов являются однокорневые (аффиксальные) антонимы. С антонимией часто связывают понятие энантиосемии, т.е. явления, при котором противоположными оказываются значения в семантической структуре одного и того же многозначного слова. Напр.: dust 'стирать, смахивать пыль; посыпать, обсыпать'. Иначе говоря, энантиосемия отличается от антонимии лишь тем, что это внутрисловное отношение, в то время как антонимия предполагает межсловные связи. Подводя итог рассмотрению различных типов семантических отношений и связей в лексической системе языка, на основе которых формируется своеобразие ее структуры и слова объединяются в разного типа структурные группы, необходимо подчеркнуть еще раз социальную, историко-генетическую и индивидуальную обусловленность словарного состава языка и его структуры. Национальная специфика лексической системы проявляется в своеобразии всех рассмотренных ранее типов отношений: синонимических, антонимических, гипонимических и т.д., объединяемых в едином целом – семантическом поле или группе, совокупность которых составляет непрерывное семантическое пространство языка.

АСПЕКТЫ И ТИПЫ ЗНАЧЕНИЙ Природа значения, его модель и порождающие источники едины для всех языков мира и, более того, для всех языковых единиц – лексических и грамматических. Различия могут наблюдаться в наборах прототипических характеристик, составляющих значение языковой единицы в том или ином языке. Однако, как показали исследования цветообозначений в различных языках, ядерные характеристики прототипов универсальны, и эта общность предопределяется тождеством чувственно воспринимаемых свойств денотатов, возникающим как следствие тождества нейрофизиологических процессов восприятия людей. Она также лежит в основе семантической эквивалентности единиц разных языков, что обусловливает возможность перевода с одного языка на другой и таким образом возможность коммуникации разных языковых коллективов. Это единство проявляется также и в общности типов значений, выделяемых по тем или иным параметрам, как языковым, так и неязыковым. Среди типологий значений, основанных на неязыковых принципах, наиболее широкое распространение получила типология значений, базирующаяся на отношениях знака, а слово, несомненно, обладает свойствами знака в процессе его функционирования. Опираясь на связи знака с составляющими знаковую ситуацию, в содержании слова выделяют следующие аспекты, или типы значений: предметный, или денотативный, аспект значения слова, определяемый отнесенностью слова к предмету (денотату, референту), именуемый также референционным значением; понятийный, или сигнификативный, аспект значения, детерминированный отношением слова и мыслительного содержания (понятия, образа, представления) и заключающий в себе общие существенные признаки, которые являются основанием для объединения отдельных, единичных предметов в какие-то классы; прагматический, или коннотативный, аспект, обусловленный отношением говорящего к обозначаемому знаком объекту и включающий субъективно-оценочные, модальные и т.д. компоненты; системный, или дифференциальный, аспект, формируемый на основе отношения слова к другим словам как в рамках соответствующей группы слов, с которой данное слово семантически связано (этот аспект называют также значимостью – фр. valeur), так и в речевой цепи. В самом общем виде данная типология соотносится с тремя разделами науки о значении – семантикой, изучающей знаки в их отношении к предметам и понятиям, прагматикой, занимающейся изучением отношения говорящих к знакам, и синтактикой, исследующей отношения между самими знаками. Вышеприведенной типологии значений созвучна в некоторой степени типология, возникшая в последнее время как результат когнитивного подхода к языку. Деление значений в ней осуществляется по тому, какие структуры сознания лежат в их основе когнитивные, отражающие объективное знание человеком окружающего его мира, обогащенное тысячелетним коллективным опытом всего человечества, или же прагматические, несущие информацию о субъективной оценке человеком окружающих его явлений, его личностных переживаниях, интересах и отношении к наблюдаемому. Поскольку, как отмечает М.В.Никитин, "всякое конкретное значение... неизбежно получает квалификацию как элемент этих двух структур сознания" (7, 20), то происходит расслоение значения на компоненты - когнитивный и прагматический (здесь, как и ранее, для наименования указанных компонентов в лингвистических теориях также используются разные термины: денотативный, референционный, сигматический, иногда семантический, интеллектуальный и коннотативный, эмотивный и другие). Развивая далее данную типологию значений, М.В.Никитин различает в когнитивном значении слов контенсиональный и экстенсиональный компоненты. Контенсионал, или содержание понятия, - это совокупность, а точнее, структура отраженных в данном понятии (значении, имени) признаков. Экстенсионал, или объем понятия, - это множество вещей (денотатов), с которыми соотносится понятие (значение, имя). Для слова сир 'чашка' в его прямом значении контенсионал составляют такие признаки, как "сосуд, небольшой, открытый, обычно с ручкой, предназначенный для питья", а экстенсионал - все предметы, объединяемые общностью данных признаков в единое множество. И контенсионал, и экстенсионал имени варьируются под влиянием контекста, т.е. они оказываются непостоянными. Ср., например, следующие контексты употребления слова cup: I have broken her favourite cup 'Я разбил ее любимую чашку' и How much does a cup cost? 'Сколько стоит чашка?'. В первом случае контенсионал слова cup включает признак любимый, а экстенсионалом является определенная чашка; во втором экстенсионалом может явиться любая чашка из всего множества чашек, а контенсионалом – наше представление о некоторой усредненной, прототипической чашке. Однако при всей вариативности контенсионала, возникающей в различных ситуациях общения и в зависимости от субъективного знания говорящих, в контенсионале выделяется стабильное ядро, устойчивая часть, называемая интенсионалом значения. Благодаря этой устойчивости интенсионала становится возможной коммуникация между людьми, достигается взаимопонимание в процессе общения. Изменения в интенсионале представляют собой качественные семантические преобразования и ведут к возникновению новых значений (ср. такие значения сир, как: 'чаша, кубок; доля, судьба; чашечка (цветка)' и другие). Следует, однако, еще раз подчеркнуть, что устойчивость интенсионала не исключает варьирования контенсионального значения, которое в зависимости от контекста использования слова предстает в двух своих разновидностях: денотативном и сигнификативном значениях. "Имя, – указывает М.В. Никитин, – имеет денотативное значение, если оно репрезентирует единичный денотат или группу единичных денотатов, во всех остальных случаях оно несет сигнификативное значение" (7, 30). Если сигнификативное значение включает общие признаки класса обозначаемых предметов (ср. In freshness, youth and beauty she was like the flowers of spring 'Своей свежестью, молодостью и красотой она напоминала весенние цветы', I am fond of flowers 'Я люблю цветы' и т.д.), то денотативное значение вмещает сверх признаков класса и другие признаки, присущие обозначаемому именем единичному предмету и отличающие от других предметов того же класса.(ср. "Flowers, Miss Covak". Fran opened the door. "Flowers?". That's right. Just delivered downstairs". With the flowers was a small envelope with a note in it. P.Highsmith. The Network. '"Цветы, мисс Ковак". Фрэн открыла дверь. "Цветы?" – "Да, только что доставили". К цветам был приложен маленький конверт с запиской'). Денотативное значение имени переменно, ибо оно базируется на конкретных, данных в определенной ситуации сущностях и неодинаково как в разных контекстах, так и у говорящего и слушающего. Сигнификативное значение, напротив, стремится к постоянству, 'стабильности, совпадению у говорящих и слушающих, идентичности в разных контекстах. В целом типология значения, предложенная М.В.Никитиным, имеет следующий вид: Немаловажно в данной типологии и то, что прагматическое и когнитивное значения предстают как компоненты значения имени, реализуемые одновременно, компонентами значения являются также экстенсиональное и контенсиональное значения. Этого, однако, нельзя сказать о денотативном и сигнификативном значениях. По мнению автора, они суть разновидности контенсионального значения и не могут сочетаться в одном акте употребления имени. В определенной речевой ситуации слово несет или денотативное, или же сигнификативное значение. Стройная и логически непротиворечивая, данная типология, на наш взгляд, во многом разрешает те многочисленные разногласия, существовавшие в литературе по вопросу денотативного и сигнификативного типов значений, их соотношения в значении слова, и создает прочные основания для разграничения лексики предметной, или денотатной, которая может быть употреблена как в денотативном, так и сигнификативном значении, и лексики признаковой, или сигнификативной, имеющей только сигнификативное значение и не несущей денотативного значения (глаголы, прилагательные и т.д.). Думается, однако, что лишение признаковых слов денотативного значения по той причине, что они обозначают непредметные сущности, не учитывает того факта, что понятия, лежащие в основе семантики признаковых слов, формируются на базе отраженных нашим сознанием объективно существующих свойств и признаков внешнего мира. Объективность свойств вытекает из объективности существования вещей, ибо если признается объективное существование вещи, то отсюда неминуемо следует признать также объективное существование свойств. Мышление лишь открывает эти свойства, а человек с помощью различных средств языка дает им соответствующие названия. Благодаря объективности существования свойств признаковые слова, называющие какие-то свойства в определенной ситуации, так же конкретно референциальны, как и предметная лексика (ср., напр., Give me that blue pencil! 'Дай мне тот голубой карандаш!' или His seriousness attracted them to him. 'Их привлекала к нему его серьезность' и др., в которых речь" идет о конкретных свойствах конкретных объектов, а не о классах свойств, образующих единое множество). Принимая это во внимание, возможно, имеет смысл расширительное определение денотата, согласно которому денотатом является "то, что мы имеем в виду" (11,183). Приведенные выше типологии значений не исчерпывают всех возможностей классификации значений. Существуют и иные типологии значений, основанные на языковых параметрах и ориентированные не столько на учет содержательных различий в значениях, сколько на формы их выражения. Специфика языковой системы в значительной степени детерминируется своеобразием языковых форм, в которых закрепляется то или иное значение, способов выражения значений, которые различаются как в одном и том же языке, так и, тем более, в разных языках мира. На этом основании осуществляется общая лингвистическая типология значений, в которой наиболее яркую оппозицию составляют лексические и грамматические значения, образующие тесное и целостное единство в основной лексической единице – слове. "Слово, – писал А.А.Потебня, – заключает в себе указание на известное содержание, свойственное только ему одному, и вместе с тем указание на один или несколько общих разрядов, называемых грамматическими категориями, под которые содержание этого слова подводится наравне с содержанием многих других" (8, 35). Содержание, свойственное только данному слову и отличающее его от других слов языка, называется лексическим значением слова. Оно одно и то же во всех формах слова и не видоизменяется при изменении слова. Таковы, например, лексические значения английских слов write 'писать', ask 'спрашивать', student 'студент' и многих других, в систему форм которых, т.е. парадигму, входят не только названные выше словоформы, но и формы wrote, has written, have written, am writing, have been writing; asked, has asked, have been asking; students, student's и другие. Одновременно словоформы приведенных примеров writes, asks, students входят в группы таких же словоформ других слов и образуют единые ряды writes, asks, smiles, sits, lies, sings, runs, makes по общности значения единственного числа 3-го лица, students, tables, pictures, vases, balconies, flowers - по общности значения множественного числа. Эти общие значения и принято называть грамматическими. Таким образом, лексическое значение оказывается чисто индивидуальным, связанным с определенным словом во всех его словоформах, грамматическое значение – общим, объединяющим многие слова в одинаковых формах, а для отдельного слова во всех его формах - переменным, дополняющим лексическое значение и осложняющим его. Порою в качестве основания для разграничения лексических и грамматических значений предлагают считать конкретность лексического значения и обобщенность грамматического. Это основание нуждается, на наш взгляд, в уточнении, ибо в такой формулировке конкретность лексического значения слова противоречит обобщающему характеру слова. Всякое слово, называя класс вещей, явлений, свойств, отношений, в своей семантике обязательно содержит отвлечение, абстрагированность от индивидуальных различий конкретных предметов, явлений и т.д., составляющих данный класс, вследствие чего лексическое значение слова также представляет собой обобщение. Однако это обобщение на уровне класса, в то время как грамматическое, охватывающее не один класс обозначаемых словами предметов, явлений, оказывается обобщением на уровне класса классов, т.е. обобщением более высокого порядка. Указанные различия, по-видимому, позволили А.И. Смирницкому утверждать, что и "в области лексики имеется известное обобщение частных случаев, но конкретность слова здесь все же полностью не исчезает" (10,22), и уподобить слово с лексической точки зрения арифметической, а с точки зрения грамматической – алгебраической величинам. Противопоставление лексического и грамматического значений не столько по их природе, сколько по способу выражения приводит к тому, что в разных языках наблюдаются достаточно часто встречающиеся случаи, когда грамматически выраженные значения в одном языке находят лексические соответствия в другом и наоборот. Примером может явиться грамматическое обозначение рода в глаголах в формах единственного числа прошедшего времени или сослагательного наклонения с помощью флексий -а (жен. род), -о (средний род) и нулевой флексии (муж. род) – ср. расцвела, расцвело, расцвел в русском языке и использование местоимений для выражения аналогичных значений в английском (Не has written a letter 'Он написал письмо', She has written a letter 'Она написала письмо'). Длительность действия выражается в английском языке в системе видо-временных форм в виде Continuous forms (is writing, was writing, has been writing, will be writing и т.д.), т.е. грамматически: для передачи этого значения в русском языке используются лексические единицы (Я пишу каждый день; Я пишу два часа; Я пишу в настоящий момент) или же необходим контекст, из которого бы явствовало, когда происходит действие и как долго оно длится. Системе падежных форм слов русского языка и выражаемых ею значений соответствует система служебных слов английского языка. Можно приводить и другие примеры таких несоответствий в способах выражения значений, равно как и примеры сложного и своеобразного переплетения в разных языках грамматических и лексических значений, формирующих на основе семантической близости единую семантическую зону и содержательную базу для функционально-семантических полей, в которых тесно взаимодействуют грамматические (морфологические и синтаксические), лексические, лексико-грамматические и словообразовательные элементы языковой системы. Сказанное выше не исключает ряда серьезных различий, существующих между лексическим и грамматическим типами значений. Это сопровождающий характер, регулярность, высокая частотность и обязательность грамматических значений и некоторые другие их свойства, отличающие грамматические значения от лексических. Важно, однако, подчеркнуть, что в слове лексическое и грамматическое образуют тесное и неразрывное единство, определяющее функционирование слова. Лексическое и грамматическое значения, различение которых связано непосредственно со способом их языкового выражения, образуют, как говорилось ранее, наиболее яркую оппозицию в лингвистической типологии значений, основанной на типе языковой единицы, используемой для передачи того или иного смысла и включающей, наряду с грамматическим и лексическим значениями, и другие типы значений (например, словообразовательные, синтаксические как разновидности грамматических значений, фразеологические, словосочетательные и т.д. как разновидности номинативных значений). Возможны и иные лингвистические типологии значений. Широко известны, например, дальнейшие стратификации лексических и грамматических значений. Значимая для лексической семантики типология лексических значений связана с дифференциацией их в различных условиях функционирования и сосуществования в единой семантической структуре слова. Поскольку истоки этой типологии лежат в неоднозначности слова, она будет рассмотрена несколько позже. Здесь же представляется необходимым отметить наличие тесной связи между содержательными типами значений и лингвистическими значениями. Эта связь особенно очевидна при изучении лексического значения, которое оказывается сложно структурированным образованием, состоящим из взаимозависимых, содержательно разных частей, или долей. В структуре лексического значения выделяют следующие компоненты: денотативный, сигнификативный и коннотативный согласно типологии значений, основанной на свойствах знака. В рамках когнитивного подхода к значению слова, предлагающего несколько иную, как было показано ранее, содержательную типологию значений, структура лексического значения приобретает следующий вид. Лексическое значение может сочетать в себе либо оба типа содержания – когнитивный и прагматический, либо ограничиваться одним из них. Значительное число слов прагматически нейтральны, и в их значениях представлен лишь когнитивный компонент содержания с определенной внутренней структурой (ср. англ. water 'вода', salt 'соль', take 'брать', run 'бежать', green 'зеленый', strong 'сильный' и многие другие). Названные слова сами по себе не связаны с выражением эмоционально-оценочных отношений, хотя в определенных контекстах могут получать определенную прагматическую окраску. Последняя, однако, не является частью их собственного значения, она результат использования слова в определенной речевой ситуации. Многие слова сочетают в своих лексических значениях и когнитивный, и прагматический компоненты, причем один из них может оказаться доминирующим. Например, в словах типа upstart 'выскочкa', cad 'грубиян, невежа', monster 'урод' и т.д. доминирует прагматический компонент, слова типа anarchist 'анархист', coward 'трус', "informer 'осведомитель' содержат когнитивный компонент, но называемый ими тип людей и их деятельность вызывает определение эмоции и оценки. Внутренняя структура когнитивного компонента лексического значения многих слов также многокомпонентна и представляет собой определенным образом организованный набор семантических признаков, т.е. признаков, отраженных в значении языковой единицы. Семантические признаки, входящие в ядро лексического значения, образуют интенсионал лексического значения, периферийные семантические признаки, наличие которых с большей или меньшей степенью вероятности детерминируется интенсиональными признаками, т.е. основными признаками денотата, формируют импликационал лексического значения. Импликация признаков может быть сильной, обязательной, высоковероятностной, и в таком случае совокупность имплицируемы? признаков рассматривается как сильный импликационал значения. С другой стороны, импликация каких-то признаков может быть невозможной или маловероятной. Совокупность таких признаков образует отрицательный импликационал значения, или нег импликационал. И, наконец, существуют признаки, наличие или отсутствие которых равновероятно. Эта совокупность признаков формирует свободный, или слабый, импликационал (7,58 - 66). Поясним сказанное на примере английского слова winter. Интенсионалом когнитивного компонента прямого лексического значения данного слова является совокупность следующих семантических признаков: season between autumn and spring (November or December to February or March in the northern hemisphere) 'время годе между осенью и весной (с ноября или декабря до февраля или мар та в северном полушарии)'. В сильный импликационал лексического значения данного слова входят такие признаки, как: 'холодное время года', 'выпадает снег', 'замерзают реки', 'солнце стоит низко над горизонтом', 'люди носят теплую одежду' и т.д. Отрицательный импликационал данного слова включает при знаки, несовместимые с понятием зимы, например такие свойства как круглый, настенный, глинистый. Зима не может покупать, продавать, танцевать, усмехаться и т.д. Очевидно, что отрицательный импликационал подсказывает говорящему, как правильно использовать слово, и в то же время создает широкие возможности для метафорических переносов типа "Зима скачет, зима пляшет, зима песенки поет". Такие же признаки, как долгая, бесконечная, короткая, суровая, морозная, теплая, сырая и т.д., которые могут быть, а могут v не быть признаками зимы, составляют свободный импликационал этого слова. Содержательные компоненты (в любой их трактовке) и самостроение лексического значения универсальны и определяются природой, назначением языковых единиц. Достаточно универсально и своеобразие структуры лексического значения, диктуемое типом слов, которым эти значения свойственны. Существуют слова, лексическое значение которых исчерпывается одним признаком. Структура лексического значения таких слов проста, моносемна, элементарна, что создает трудности для лексикографического описания. Таковы многие прилагательные, обозначающие, как правило, один признак, например keen 'острый', pure 'чистый', shallow 'мелкий', clever 'умный', grand 'главный, важный', red 'красный', глаголы sit 'сидеть', smile 'улыбаться', move 'двигаться', sleep 'спать', абстрактные существительные. Все это признаковые слова, именуемые также предикатными и принадлежащие к сигнификатной лексике. Структура лексического значения денотатной лексики, или предметных, денотатных, идентифицирующих слов, не исчерпывается одним признаком, но представляет собой совокупность взаимосвязанных и взаимозависимых признаков. Этим словам свойственна тесная связь с денотатом, многопризнаковость, гетерогенность семантических компонентов и ряд других характеристик. Универсальность структуры лексического значения, равно как и универсальность специфики лексического значения в определенных классах слов, не означает, однако, что лексические значения коррелятивных слов в разных языках абсолютно идентичны. Это явствует из несовпадения возможностей сочетаемости коррелятивных слов. Так, в современном английском языке возможны и общеупотребительны словосочетания red hair 'красные волосы', red fox 'красная лиса', red beard 'красная борода' и т.д., в то время как в современном русском языке им соответствуют словосочетания рыжие волосы, рыжая лиса, рыжая борода. Аналогичным образом кленовые листья осенью в языковом сознании говорящих на русском языке ассоциируются скорее с желтым или золотистым цветом, нежели с красным как это имеет место в современном английском языке. Таким образом, очевидна специфика языкового членения спектра и соответственно несовпадение интенсионалов лексических значений коррелятивных цветообозначений. Сфера денотации, или область референций, к которой приложимо слово red в английском языке, оказывается шире сферы денотации прилагательного красный в русском языке. Еще одним примером различия интенсионалов лексического значения коррелятивных слов в разных языках могут явиться существительные англ. dinner и рус. обед, англ. morning и рус. утро. Различия систем наименований приемов пищи (англ. breakfast, lunch, dinner, supper; рус. завтрак, обед, ужин) и различия во временном членении суток (ср. рус. три часа ночи – англ. three o'clock in the niorning) обусловливают неполноту соответствия коррелятивных единиц в разных языках, которая обязательно должна учитываться в процессе овладения лексикой изучаемого языка. Важно, тем не менее, подчеркнуть при этом, что различие интенсионалов лексических значений лишь частично, и благодаря этому перевод с одного языка на другой принципиально возможен. Еще более часты несовпадения в импликационалах лексических значений коррелятивных слов, связанные с национально-культурной спецификой практической деятельности языковых коллективов, особенностями национальных моделей поведения, традиций и т.д. Ср., например, значения отыменных производных прилагательных в английском и русском языках: piggish 'такой, как свинья, или такой, как у свиньи: грязный, неопрятный; жадный и упрямый' и свинский 'такой, как свинья, или такой, как у свиньи: грубый, примитивный: грязный, неопрятный; невежественный, некультурный'; doggish' свойственный собаке; такой, как у собаки: грубый, раздражительный; угрюмый', собачий 'свойственный собаке: тяжелый, плохой, невыносимый; очень сильный в своем проявлении' и т.д. Коррелятивные слова в разных языках могут отличаться друг от друга и прагматическими компонентами своих лексических значений. Ср. англ. physiognomy 'физиономия, лицо, облик' и рус. физиономия, имеющее разговорный характер. Различная стилистическая окраска английского и русского слов лежит в основе их раз ной сочетаемости. В английском языке возможны сочетания типа the political physiognomy of the new parliament 'политическое лицо нового парламента', а в русском сочетания неприятная, отвратная, лукавая физиономия, в переводе которых вряд ли будет правильные использовать данные корреляты. Таким образом, несмотря на общие закономерности структурации лексических значений, полной идентичности семантических компонентов, совокупность которых составляет лексическое значение, в разных языках не наблюдается, и это в значительной степени затрудняет поиск эквивалентных форм передачи содержания с одного языка на другой и заставляет переводчика прибегать к описательным оборотам с целью достижения наибольшей точности и адекватности перевода.

§ 3. ТИПЫ ЛЕКСИЧЕСКИХ ЗНАЧЕНИЙ МНОГОЗНАЧНОГО СЛОВА. РОЛЬ И ТИПЫ КОНТЕКСТА Различные процессы возникновения вторичных значений и соответственно различная природа этих значений находят отражение в общей типологии значений, которую можно было бы назвать процессуальной, поскольку она строится с учетом природы значений, составляющих семантическую структуру многозначного слова, В этой типологии важнейшее место принадлежит оппозиции первичных и вторичных значений, которые могут быть квалифицированы также с точки зрения номинативных процессов соответственно как прямые и производные. Уточнение характера семантических изменений, приведших к появлению производных значений, осуществляется в виде разграничения метафорических, метонимических и т.д. их подтипов. В процессе функционирования и развития языка указанные соотношения различных значений многозначного слова, сложившиеся и рассматриваемые с точки зрения исторической перспективы, не остаются, однако, неизменными. Появляются новые значения, не которые значения с течением времени исчезают, изменяется на правление производности, и те значения, которые в настоящее время воспринимаются как переносные, могут с исторической точки зрения оказаться прямыми, первичными, и, наоборот, значение возникшие как переносные, производные, могут в современном языке восприниматься как прямые первичные значения, особенно в тех случаях, когда прямые значения утрачены. Так, для современного английского языка не существует первоначальных значений таких слов, как bribe 'взятка, подкуп' (первоначально 'что-то украденное'), client 'клиент (адвоката, нотариуса, торговых и промыт ленных предприятий и т.п.); постоянный покупатель, заказчик (первоначально 'человек, находящийся под защитой другого вассал'), sprawl 'растянуться, развалиться; сидеть развалясь; расползаться во все стороны; простираться; раскидываться' (первоначало но 'лежать, беспокойно метаясь') и многих других. Их первоначально переносные значения воспринимаются как прямые, на базе которых, в свою очередь, возникли переносные значения. Таким образом, очевиден вывод о том, что современное восприятие нocитeлями языка соотношений и связей в системе значений многозначного слова не идентично их историческим связям. В то же время, как отмечает Д.Н. Шмелев, перераспределение значений в слове, измение в их соотношении, напротив, лишний раз подтверждает то факт, что совокупность значений слова всегда характеризуется oпределенной организацией, что значения образуют определенную структуру. Изменчивость отношений между значениями многозначного слова детерминирует необходимость разграничения диахронного исторического и синхронного, современного ракурсов их анализа и соответственно несовпадение синхронной типологии значений по сравнению с ранее описанной диахронной. На смену главной оппозиции значений в диахронной типологии – первичным и вторичны? значениям – приходит оппозиция основное, главное и второстепенное, частное значения, отражающая неравноправное положение этих значений в семантической структуре многозначного слова, а также различную зависимость их от контекста. Главные, основные значения не определяются контекстом, они контекстуально свободны; значения второстепенные, частные требуют для своей реализации определенных синтагматических условий, т.е. контекстуально обусловлены. Напр., слово ladder вне всякого контекста воспринимается говорящими на английском языке как означающее 'лестница (приставная); трап'. В сочетании же с прилагательным social оно означает 'последовательность должностей или рангов в социальной иерархии от низших к высшим', в словосочетании stocking ladder его значение - 'спустившаяся петля (на чулке)'. Существительное flower в своем основном значении 'цветок, цветущее растение' не требует для понимания никакого контекста, такие же его значения, как 'цвет, краса (чего-л.); цветение; расцвет; украшение, орнамент; полигр. растительный орнамент; виньетка' и у..становятся понятными только в контексте: the flower of the nation's army 'цвет армии', burst into flower 'распуститься', the flower of life 'расцвет жизни', flowers of speech 'красивые обороты речи' и т.д. Поскольку для многозначного слова в том или ином его значении контекст оказывается достаточно специфичным и индивидуальным, он начинает выполнять функцию разграничителя значений как таковой используется в целях их дифференциации, становясь универсальным методическим приемом и находя широкое применение в анализе и лексикографическом описании многозначного слова. Контекст зачастую ограничивается рамками словосочетания или, более широко, набором лексических единиц, с которыми то или иное слово в данном значении вступает во взаимодействие и Которые составляют, собственно говоря, лексический контекст слова, необходимый для реализации того или иного его значения. Например, для глагола look в значении 'смотреть, глядеть' перечень слов, с которыми данный глагол взаимодействует в этом значении (man, fellow-passenger, map, flower, wall, illustration и т.д.), отличается от группы слов, сочетаясь с которыми данный глагол реализует иное свое значение 'рассматривать, давать ту или иную оценку кому, чему-н., воспринимать', слов типа offer, motive, fact, problem и т.д. Аналогичным образом этот глагол требует разного лексического окружения (ср.: look for my brother, for smb.'s hat, for a job, for gold, for rare plants и т.д., с одной стороны, и look for the arrival of the ship, for the news, for a letter from you, for his friend и т.д., с другой) для реализации своих значений 'искать, разыскивать кого-л., что-л.' и 'ждать, ожидать что-л., кого-л. с нетерпением'. Порою для выявления значения многозначного слова перечня лексических единиц, предшествующих или последующих за данным словом и образующих его непосредственное окружение, даже не требуется. Достаточно указания на их общекатегориальные признаки, принадлежность к той или иной части речи, чтобы выявить, в каком из своих многочисленных значений данное слово используется. Для того же глагола look описание слов типа happy, ugly, promising, young, old, thin, charming, pretty и т.д., с которыми он сочетается в значении 'выглядеть', в терминах их лексико-грамматических характеристик, иначе говоря, их квалификация как прилагательных, - вполне надежная подсказка для распознавания этого значения. Возможное словесное окружение слова, рассматриваемое на уровне частей речи, составляет грамматический контекст слова. Следует помнить, что лексический и грамматический типы контекста соотносятся как конкретное и обобщенное представляя собой не что иное, как репрезентацию в виде конкретных лексических единиц (лексический контекст) или же в виде классов (грамматический контекст) всего того, что непосредственно окружает слово в процессе его речевого функционирования, предшествует слову или следует за ним в речи. Контекст, однако, не всегда непосредственное вербальное (словесное) окружение, тот минимальный отрезок речи, определяющий каждое индивидуальное значение слова. В современной лингвистике понятие контекста значительно расширилось. Словосочетание, формирующее ближайшее окружение слова, и даже законченное предложение могут быть недостаточными для определения значения слова, которое становится ясным только в контексте всего абзаца или сверхфразового единства, раскрывающего всю описываемую ситуацию, или даже в контексте всего произведения. Такой более широкий контекст называется тематическим и имеет особенно большое значение в стилистическом анализе при определении семантики слов в художественных произведениях разного типа и, как частный случай, при расшифровке названия всего произведения (напр., Running for Governor Марка Твена, The White Silence Джека Лондона, Giants Джека Анселла и многие другие). Словесное (вербальное) окружение в узком и/или широком понимании образует во всей совокупности своих разновидностей -лексического, грамматического и тематического контекста -лингвистический контекст. В то же время в современной лингвистике стало аксиоматичным, что языковые единицы не могут быть поняты достаточно глубоко и полно, если не учитывать условий и особенностей их употребления в речи, связанных с различными историческими, культурными, социальными, ситуативными и т.д. факторами. Для многозначного слова это означает, что для правильного распознавания его значения в лингвистическом контексте требуется также учет экстралингвистических моментов: ситуации, в которой происходят коммуникации, временных параметров использования слова, целевой направленности высказывания, сложившихся под влиянием традиций и культуры данного языкового коллектива ассоциаций, наконец, специфики жизни данного языкового социума и т.д. Так, например, для того, чтобы правильно понять смысл высказывания I don't want to be an albatross to you (J.Warren. The Nobel Prize), означающего дословно 'Я не хочу быть для тебя альбатросом' и расшифровываемого как 'Я не хочу быть тебе обузой', необходимо соотнести это высказывание с поэмой С,Кольриджа о матросе, убившем альбатроса - птицу, считавшуюся священной для моряков, и в наказание носившем убитую птицу на груди, т.е. необходим культурный контекст. Смысл высказывания О.Генри "East is East, and West is San Francisco" (дословно: 'Восток есть Восток, а Запад - это Сан-Франциско') в рассказе A Municipal Report требует для адекватного своего понимания знания поэмы |¹Киплинга "Баллада о Востоке и Западе', начинающейся строками East is East and West is West, and never the twain shall тее13нание соответствующих реалий, или соответствующего идиоматического контекста, необходимо для определения смысла высказывания О.Генри "That will be ... a feat in story-telling somewhat older than the great wall of China" в его рассказе A Service of Love. Исторический контекст, Предполагающий учет временной прикрепленности высказывания у соответствующей данному периоду времени системы значений cлова, позволяет расшифровать слово nicely в высказывании Шекспира "Can sick men play so nicely with their names?" как означающее 'хитро, искусно'. В разных ситуациях слово nice в выражении What a nice wife you are! может означать прямо противоположное: одобрение или же иронию, плохую оценку, т.е. семантика слова варьируется под влиянием ситуативного контекста. Таким образом, становится очевидной первостепенная роль контекста в разных его типах при выяснении значений. Осознание этой роли, однако, не должно приводить к методологически очень важному выводу о том, что слово вообще не имеет собственного значения, значения вне контекста, что его семантика целиком и полностью вытекает из контекста, выводу, достаточно широко распространенному и по сути своей неверному (см. полемику по этому поводу в (6). Не отрицая и не умаляя роли контекста, следует все же признать тот неоспоримый факт, что у слов есть более или менее постоянные значения. Это доказывается как тем, что область референции слова, т.е. круг обозначаемых им предметов или явлений, достаточно определенна и стабильна (условие, необходимое для коммуникации, без которого коммуникация была бы вообще невозможна), так и серией экспериментов, направленных на изучение роли контекста и выявивших существование семантического ядра слова, модификация которого под влиянием контекста возможна лишь до определенных пределов. Значение реализуется, выявляется в контексте, синтагматические связи слова наиболее полно раскрывают его семантику, которая закреплена за словом в силу его номинативных функций. Разграничение лексических значений слова, однако, значительно осложняется их диффузностью, неопределенностью и зыбкостью их границ, что детерминирует как возможность ошибочной трактовки тех или иных значений, так и трудности разграничения самих значений, определения статуса значения как отдельного лексико-семантического варианта слова. § 4. ОСНОВАНИЯ И ТИПЫ ВНУТРИСЛОВНЫХ СВЯЗЕЙ Диффузность и неопределенность, свойственные значениям и обусловливаемые целым рядом причин:. природой обозначаемого (ср., напр., предмет и признак), типами и силой лежащих в их основе ассоциаций, проистекают также из обязательной взаимосвязанности значений многозначного слова и на синхронном срезе, которая образует наряду с парадигматическими и синтагматическими отношениями слова еще один тип отношений – внутрисловные отношения, получившие название эпидигматических и квалифицируемые как третье измерение в лексике. Эти внутрисловные отношения не имеют формального выражения и носят сложный, скрытый от прямого наблюдения характер. Даже в лингвистических словарях, призванных дать исчерпывающее описание семантической структуры слова, а тем самым раскрыть как содержательные стороны языкового знака, так и семантическую связь разных его значений, последняя в толкованиях лексико-семантических вариантов слов чаще всего не фиксируется. Как отмечает Ф.А.Литвин, в известных нам словарях английского языка задача выявления близости разных значений слова в их описаниях не только не формулируется, но и не предполагается, – вероятно, в силу того, что общность разных вариантов слова считается данной, ощущается говорящими интуитивно, тем более, что большинство этих словарей рассчитано на владеющих английским языком как родным. Кроме того, общность в значительной мере воспринимается как данная именно в силу общего выражения: лексикографическая практик” обычно исходит из нормальности полисемии и необходимости доказательства омонимии, а не наоборот. Экспликация связей между значениями требует поэтому сложной процедуры, применения определенной методики и приемов анализа, реконструкции процесс. номинации, в ходе которого возникло то или иное значение, привлечения внеязыковых факторов и т.д. Тем не менее сам факт существования связей между значениями многозначного слова, или его лексико-семантическими вариантами (ЛСВ), не вызывает сомнений. Эпидигматические отношения, имеющие, на наш взгляд, прочные психолингвистические основания, интуитивно ощущаются не только носителями языка, но и изучающими его как иностранный. По-видимому, психологическая реальность внутрисловных связей, неосознанное владение механизмом их образования позволяет всем, владеющим данным языком, достаточно легко их улавливать, как бы реконструируя первоначальный процесс формирования значений, даже в том случае, если в системе родного языка таких взаимосвязанных значений не существует. Более того, улавливается как сама связь, так и ее направление. В последнее время, однако, благодаря успехам компонентного анализа лексического значения к проникновению в глубины его строения в лексикологических исследованиях предпринимаются попытки изучения семного механизма внутрисловных связей значений в синхронии. Такая сложная сущность, как значение (ЛСВ) в структуре многозначного слова, имеющая сложную организацию и состоящая- из мелких, далее неделимых элементарных единиц смысла - сем, или семантических компонентов, обнаруживает некоторую общность своих компонентов с компонентами другого значения (ЛСВ), благодаря которой между ними и устанавливается связь. Применяя ранее приведенную модель структуры лексического значения, можно определить место этих общих для взаимосвязанных лексических значений (одно из которых воспринимается как производящее, а другое – как производное) компонентов и тип их взаимодействия. Так, выделяя в производящем значении интенсионал, сильный импликационал, слабый импликационал и негимпликационал (см. с. 61 - 62) и аналогичные доли в производном, можно обнаружить следующие варианты семного взаимодействия в семантической структуре многозначного слова: – включение, или такой тип связи лексических значений, при которой производное значение полностью включает в себя производящее, являясь шире его по объему (ср. woman – 1) женщина; 2) служанка; 3) диал. жена), или, наоборот, исходное значением/полностью включает в себя производные (ср. able – 1) способный, умелый; 2) способный, талантливый; 3) способный, физически крепкий и др.); – пересечение, или такой тип связи лексических значений, при которой имеет место их частичное совпадение, причем здесь могут быть самые различные вариации: совпадение сем интенсионалов, совпадение сем импликационалов, совпадение сем интенсионала одного значения и сем сильного импликационала производящего значения и сем интенсионала производного и т.д. и т.п. (ср. barren - 1) бесплодный, неплодородный; 2) бесплодный, неспособный к деторождению; 3) бедный (чём-л.); лишенный (чего-л.), объединяемые одним семантическим признаком "не производящий" и др.). Ученым предстоит выяснить роль каждого из указанных типов семного взаимодействия в семантической структуре многозначных слов разных лексико-грамматических и лексико-семантических классов, равно как и выявить возможность и условия наличия в многозначном слове общего семантического инварианта, или семантического ядра, т.е. единого набора семантических компонентов, связующего все значения многозначного слова. Внутрисловные связи значений многозначного слова, взятые во всей своей совокупности, составляют .модель, каркас его семантической структуры и могут быть описаны также с точки зрения направления, рисунка и упорядоченной последовательности связей и их содержательных характеристик, определяющих разновидности внутрисловных связей. Многозначное слово не просто сумма значений, каким-то образом взаимосвязанных. Оно представляет собой определенную, иерархически организованную на основе прямого номинативного значения структуру связанных отношением семантической производности лексико-семантических вариантов. Эта структура далеко не всегда характеризуется одномерным расположением значений, последовательно связанных друг с другом и образующих единую цепь, как это имеет место, например, в семантике слова bluster, значения которого 'бушевать, реветь (о буре); шуметь, неистовствовать, угрожать; хвастаться' образуют единую линию. Графически этот тип расположения значений и их связей можно изобразить с помощью следующего графа^: Цепочечная связь свойственна также и многозначным словам hectic 'обычный, постоянно повторяющийся' (hectic fevers are characteristic of tuberculosis);''4axoT04Hb^, туберкулезный' (a hectic patient); 'с нездоровым румянцем, раскрасневшийся' (the hectic colour brightened in the boy's face); 'горячий, лихорадочный; возбужденный, беспокойный' (hectic travel through thirty countries), bleak 'не защищенный от ветра, открытый' (bleak hillside); 'холодный, суровый' (bleak weather, bleak wind); 'унылый, печальный, мрачный' (bleak prospects) и др. Цепочечная полисемия в чистом виде, однако, чрезвычайно редка. Гораздо более распространена радиальная связь значений многозначного слова, при которой все производные его значения связаны непосредственно с прямым номинативным значением и мотивированы им. Таков характер отношений между значениями прилагательного honest, прямое значение которого 'честный' (poor but honest) непосредственно связано с такими его значениями, как: 'правдивый, прямой, искренний, откровенный' (honest confession); 'настоящий, подлинный, нефальсифицированный' (honest wool); 'целомудренный, честный, добродетельный' (an honest wife). Графическое их изображение следующее: Аналогичным образом располагаются значения и в семантической структуре существительного cradle, с первым значением которого 'колыбель, люлька' непосредственно связаны все остальные его значения: 'истоки, начало; рычаг (телефона); тех. рама, опора; горн. лоток для промывки золотоносного песка; мор. спусковые салазки; мед. шина, поддержка; воен. люлька'. Наконец, наиболее обычный тип расположения связей в структуре многозначного слова - это радиально-цепочечная полисемия, принимающая самые различные конфигурации в зависимости от того, какие значения находятся в непосредственной связи. Так, для существительного hammer, значения которого 'молоток, молоточек (деталь механизма); анат. молоточек (уха); спорт, молот; молоток аукционера; воен. курок; ударник (затвора); удар в подбородок сверху (бокс)' непосредственно связаны с его прямым номинативным значением 'молоток, молот', а значения 'метание молота' и 'разг. здоровый детина, боксер' с соответствующими терминологическими значениями, эта конфигурация имеет следующий вид: Приведенные графы, отражающие три топологических типа многозначности (цепочечную, радиальную и радиально-цепочечную), наглядно демонстрируют еще одно важное свойство связи значений: непосредственность и опосредованность отношений в семантике многозначного слова. Непосредственные связи устанавливаются между значениями, одно из которых выступает в качестве производящего, а второе является производным от него. Опосредованные связи возникают между производными значениями. Как результат опосредованности связей некоторые значения в семантической структуре многозначного слова отстоят друг от друга на достаточно большом расстоянии. Более того, при утрате словом в ходе исторического развития связующего их производящего значения связь между значениями может быть утрачена полностью, что приводит к распаду полисемии и возникновению омонимов (см. подробнее раздел "Омонимия"). С точки зрения содержательных характеристик внутрисловные связи являются отражением тех процессов семантических изменений, которые лежат в основе вторичных значений слова. Вследствие детерминированности характера связи типом семантического процесса традиционно содержательные связи значений описывают в тех же терминах, что и виды семантических процессов: метонимические (включая синекдоху), метафорические (включая синестезию и функциональный перенос), сужение и расширение значений и т.д. В какой-то мере использование этой схемы, разработанной специально для типологии семантических изменений, в синхронных описаниях семантической структуры слова возможно, но оно обязательно должно быть синхронно ориентировано, т.е. основываться на синхронно устанавливаемых отношениях значений полисемантичной единицы, что не всегда четко проводится. Кроме того, не все виды связей подводятся под традиционную классификацию. Все это послужило стимулом для разработки новой модели описания связей значений по содержанию, предложенной М.В.Никитиным. "Содержательные связи, - пишет автор, – те же концептуальные связи, т.е. связи понятий и представлений ... Объективным основанием концептуальных связей являются 1) связи сущностей объективного мира, 2) общности сущностей объективного мира по наличным признакам. Соответственно, выделяются два основных типа концептуальных связей, равно как и содержательных связей между словозначениями: 1) импликационный и 2) классификационный" (7,37). Импликационная связь основана на взаимодействии, взаимозависимости сущностей объективного мира. Это когнитивный аналог связей между вещами, между частью и целым, между вещью и признаком, между признаками вещи. Наиболее явным примером импликационных связей являются сильные причинно-следственные зависимости, но сюда же относятся и зависимости слабые: пространственные, временные и т.д. Импликационная связь значений широко представлена в семантических структурах многозначных слов. Конкретные виды связей, служащие основанием импликации, чрезвычайно разнообразны: материал – изделие, причина –следствие, исходное – производное, действие – цель, процесс – результат, часть – целое, признак – вещь, смежность (соположенность) в пространстве, следование во времени и т.д. и т.п. Например, у следующих слов цитируемые значения связаны импликацией: slide -1) скольжение; 2) детская горка (для катания); ancient - 1) почтенный, убеленный сединами, старый; 2) умудренный годами; ballot -1) избирательный бюллетень, баллотировочный шар; 2) баллотировка; тайное голосование; 3) список кандидатов для голосования; 4) результаты голосования; количество поданных голосов; write – 1) изображать, передавать речь графически; 2) сочинять и т.д. Особой разновидностью импликационных связей в семантике многозначного слова является конверсивная связь значений, представляющих один и тот же смысл в разных направлениях и находящихся вследствие разнонаправленности передаваемого смысла в обратных отношениях (ср. слова buy – sell, send – receive и др., являющие собой классические примеры конверсивов). Таковы связи значений слова sell – 1) продавать; 2) продаваться; colicky – 1) страдающий от резкой боли; 2) вызывающий резкую боль; read – 1) читать; 2) читаться, гласить; dust – 1) стирать, смахивать пыль; обметать, выбивать, выколачивать пыль; 2) запылить; 3) посыпать, обсыпать, опылять и т.д. Объективным основанием классификационных связей является общность сущностей объективного мира по имеющимся у них признакам или, иначе говоря, сходство этих сущностей, которое устанавливается в результате сравнения - одного из важнейших логических приемов познания внешнего мира и духовных ценностей. Классификационные связи могут быть: 1) гипо-гиперо-нимические (видородовые, инклюзивно-эксклюзивные) и 2) симилятивные. Гипо-гиперонимические связи легко устанавливаются между значениями: 1) спорт, чемпион и 2) победитель (на конкурсе, выставке и т.п.); получивший первый приз, первый призер (о человеке, животном, растении и т.п.) слова champion, 1) случайность, случай; 2) удобный случай, возможность; 3) счастливый случай, удача, счастье слова chance, 1) чувствовать, ощущать вообще; 2) ощущать на ощупь, осязать слова feel и многими другими, в основе которых лежат концепты разного уровня обобщения. Инклюзивная связь (родовидовая, связь специализации) соответствует отношению более широкого понятия – гиперонима к более узкому понятию – гипониму, а эксклюзивная (видородовая, или связь генерализации), напротив, - отношению более узкого понятия к более широкому. К этому типу связей относятся практически все случаи сужения и расширения значений слов при условии, что оба значения - исходное и производное - сохраняются у слова. Симилятивная связь отличается от гипо-гиперонимического типа связей тем, что при наличии общих признаков иерархические отношения между значениями отсутствуют, поскольку значения различаются не своим объемом, а какими-то только им присущими признаками. Симилятивная связь может быть предметно-логической, синестезической и эмотивной. В первом случае она устанавливается на основе общности свойств, которая может быть как реальной, так и результатом приписывания референтам некоторых общих свойств. Например, intoxicate – 1) напоить допьяна; 2) опьянять, возбуждать; lame – 1) хромой; 2) неудачный; неудовлетворительный; dog - 1) собака, пес; 2) железная подставка для дров (в камине); 3) тех. хомутик, поводок; зуб (муфты); кулачок (патрона); собачка; гвоздодер и т.д. Сходство ощущений, вызываемых референтами, общность впечатлений лежат в основе синестезической связи. Например, mild - 1) мягкий, умеренный; 2) снисходительный, несуровый, нестрогий, мягкий; 3) мягкий, кроткий, тихий; 4) неострый, слабый, некрепкий и т.д. Сходство, близость эмоциональной оценки детерминируют эмотивный тип симилятивной связи, которая прослеживается между значениями слов lousy –1) вшивый; 2) паршивый; мерзкий; rotten – 1) гнилой; 2) поганый, дрянной, отвратительный и др. Таковы основные содержательные типы внутрисловных связей в семантической структуре многозначного слова. Несмотря на то что разработанная М.В.Никитиным типология может быть детализирована, видоизменена и т.д., важное ее достоинство заключается в отражении и противопоставлении двух кардинальных типов: связей значений, подсказываемых и навязываемых связями в объективной действительности, и связей, устанавливаемых в процессе классификационной деятельности человека, направленной на отождествление объектов по наблюдаемым признакам, объединение их в один класс или, наоборот, отнесение к разным классам, определение соотносительности классов и т.д. Пользуясь этой типологией, зная количество значений полисемантичного слова, направление их связей и содержательный их тип, можно получить действительно более полную картину внутрисловных отношений в семантической структуре слова, нежели та, которая существовала в научном обиходе до сих пор.

§ 2. КОНВЕРСИЯ В речи говорящих на современном английском языке весьма употребительны примеры типа Let me say in the beginning that even if I wanted to avoid Texas I could not, for I am wived in Texas and mother-in-lawed and uncled and aunted and cousined within an inch of my life (J.Steinbeck. Travels with Charley) 'Разрешите мне сказать с самого начала, что, даже если бы я и хотел не поехать в Техас, я бы не смог этого сделать, так как в Техасе я обрел жену и тещу. В Техасе у меня дяди, тети и двоюродные братья и сестры на каждом шагу', в которых слова wife, mother-in-law, uncle, aunt, cousin выступают в не свойственной им функции глаголов и несколько видоизмененных значениях. Аналогичным образом нередки случаи преобразования глаголов типа No sooner was he settled anywhere than he would light unexpectedly upon a new find (A.Christie. Selected Stories /”He успев устроиться где-либо, он неожиданно находил нечто новое”. Данное явление настолько" активно в современном английском языке, что в него практически вовлекаются, хотя и с неодинаковой частотой, слова всех частей речи: существительные, глаголы, прилагательные (But he retained my hand, and I could not free it 'Но он удержал мою руку, и я не мог ее освободить), наречия (They were nearing Chicago 'Они приближались к Чикаго'). Несмотря на высокую продуктивность и активность указанного лингвистического феномена, суть его, однако, не совсем ясна, и существуют, по крайней мере, два противоположных объяснения. Зарубежные лингвисты (А.Кеннеди, Р.Уодделл, К.Поллок и др.) склонны рассматривать данное явление как употребление одного и того же слова в функциях различных частей речи, или функциональный переход из одной части речи в другую. Другая точка зрения, сложившаяся на основе работ советских ученых, прежде всего А.И. Смирницкого и В.Н.Ярцевой, заключается в трактовке данного явления как акта словообразования, в ходе которого образуются слова общего корня, омонимичные производящим базам и отличающиеся от последних своими парадигмами. В истоках этих двух противоположных концепций лежат различные понимания слова и его возможности одновременно принадлежать к различным частям речи. Иначе говоря, приверженцы концепции функционального перехода считают единицы типа wife 'жена', to wife 'жениться', knife 'нож', to knife 'резать ножом', to run 'бежать', run 'бег, пробег' и многие другие формами одного и того же слова, различающимися своими синтаксическими функциями, и стоят на той принципиальной позиции, согласно которой слово может одновременно относиться к разным лексико-грамматическим классам. Такая позиция, основанная на синтаксических критериях, ведущих при определении слова в языках с неразвитой морфологией, каким является английский, широко распространена и в словарях (см., напр., словарные статьи - roof, drawl, dredge, flirt, hurl, stammer в Concise Oxford Dictionary). Критикуя данную концепцию, А.И. Смирницкий решительно подчеркивает, что она не соответствует фактам английского языка, ибо существительное и глагол, омонимичные в какой-либо из своих форм, в целом представлены совершенно различными системами форм, характеризующими их как разные слова. Поскольку, как считает А.И. Смирницкий, слово (во всяком случае, изменяемое слово) – это система сосуществующих, обусловливающих друг друга и функционально объединенных форм, говорить о тождестве существительных и глаголов типа love 'любовь' и love 'любить' в современном английском языке неправомерно, ибо они различаются как системами своих форм, т.е. парадигмой (существительное имеет субстантивную систему словоизменительных суффиксов – -( ), -'s, -s, -s', а глагол - глагольную ( -( ),-s, -ed, -ing,...), так и функционально. Это разные слова, образованные путем изменения парадигмы. Будучи последовательным, необходимо признать, пишет А.И.Смирницкий, вслед за тождеством омонимичных глаголов и существительных и тождество слов типа exaggerate 'преувеличивать' и exaggeration 'преувеличение', move 'двигаться' и movement 'движение' и им аналогичных пар, ибо семантически они соотносятся между собой так же, как love 'любить' и love 'любовь', а формальные различия могут быть интерпретированы как различия форм одного и того же слова. Таким образом, рассмотрение соотносительных глаголов и существительных (это наиболее частые соотношения в современном английском языке) как форм одного и того же слова приводит к неразличению частей речи в английском языке как определенных грамматических классов слов и тем самым игнорированию тех глубоких различий, которые заложены в грамматической системе языка. Коль скоро мы признаем коррелятивные единицы разными словами, то вследствие их семантической и формальной соотнесенности есть основания рассматривать отношения между ними как отношения словообразовательной производности, а сам процесс образования таких коррелятивных слов – словообразованием. Однако и при трактовке соотносительных пар слов типа love v и love n как производящего и производного возникает немало трудностей и проблем. Основные из них сосредоточены в решении следующих вопросов: а) определении сущности данного словообразовательного процесса; б) определении границ его действия; в) определении направления производности в корреляционных парах. При анализе словообразовательных отношений в соотносительных парах типа love v и love n нетрудно заметить, что словообразовательный процесс осуществляется здесь в отличие от аффиксации без помощи каких-либо морфологических показателей, специально предназначенных формально указывать на те изменения, которые произошли в ходе словообразовательного акта. Не случайно поэтому, что в одной из первых попыток описать данный способ словообразования он получил трактовку как "безаффиксное словообразование". Подобная трактовка, подчеркивающая отличие данного способа словообразования от аффиксации, однако, неконструктивна, так как она не раскрывает сущности происходящих словообразовательных процессов. Более информативной, хотя также явно неудовлетворительной, является концепция "корневого словообразования". Ориентированная на описание результатов словообразовательных процессов, она отмечает важную их характеристику, а именно: слова, образованные в ходе описываемого типа деривации, являются по своему морфемному строению корневыми, т.е. состоящими из одного корня. Но, абсолютизируя этот факт, данная концепция вступает в противоречие с действительным положением дел в современном английском языке и неправомерно сужает рамки соотносительных слов описываемого типа, среди которых имеются слова, содержащие в своем составе, помимо корня, и суффиксы, и префиксы (например, difference 'разница' → difference 'различать', discomfort 'неудобство' → discomfort 'причинять неудобство, стеснять', counterattack 'контратака' → counterattack 'контратаковать' и др.), а также слова, состоящие из двух корней (напр., blacklist 'черный список' → blacklist 'вносить в черный список', nightwatch 'ночной дозор' → nightwatch 'быть ночным сторожем' и др.). Наиболее широкое распространение, особенно в зарубежной англистике, получила трактовка, согласно которой образование соотносительных омонимичных единиц осуществляется с помощью нулевой морфемы, а сам способ словопроизводства называется нулевым словообразованием (zero-derivation), а еще чаще конверсией. Будучи отзвуком концепции функционального перехода, термин "конверсия" не совсем удачен для описания данного словообразовательного процесса, ибо в действительности никакого превращения или изменения (т.е. конверсии в собственном смысле •этого слова) в английском языке не происходит. Имеет место лишь использование одних лексических единиц в качестве производящих баз для образования других с помощью, по мнению Е.Крейзинги, Г.Маршана и др., нулевой морфемы. Однако, несмотря на свою дезориентирующую мотивацию, данный термин закреплен традицией и, как указывалось ранее, наиболее часто используется при описании анализируемых явлений. Описание конверсии как способа словообразования, осуществляемого с помощью нулевой морфемы, несомненно, продуктивно, ибо таким образом устанавливается средство, отличающее данный способ словообразования от других - аффиксации и словосложения. В то же время использование понятия нулевой морфемы, столь значимого в лингвистических описаниях, чревато таким опасным последствием, как возникновение "моря" нулевых морфем в описании морфологически бедного языка. Предпочтительна поэтому, на наш взгляд, трактовка конверсии, предложенная А.И. Смирницким, согласно которой конверсия есть такой вид словопроизводства, при котором словообразовательным средством служит только парадигма слова. Взятая как целое, как определенная система форм, парадигма слова характеризует его именно как слово определенного типа, определенного грамматического разряда, определенного грамматического класса. Характеризуя слово в целом, по отношению к другим словам, парадигма каждого данного слова, указывает А.И. Смирницкий, выполняет и лексическую функцию: она является определенным оформлением слова и тем самым выступает как словообразовательное средство. И это средство словообразования и применяется при конверсии. Более того, А.И. Смирницкий подчеркивает, что парадигма играет роль в словообразовании не только в случае конверсии, но, например, и при аффиксации, когда наряду с присоединением аффикса осуществляется и определенное морфологическое оформление производного слова. Но словообразовательная роль парадигмы здесь затемнена наличием специальных словообразовательных средств. Отличие конверсии в этом плане заключается лишь в том, что данный способ словообразования использует парадигму как единственное средство, без каких-либо иных, специально словообразовательных элементов. Существует, однако, мнение, что определение конверсии через единственное словообразовательное средство – парадигму - является неточным, так как в нем не учитывается словообразовательная роль сочетаемости, столь необходимой для выявления грамматической принадлежности слова в современном английском языке. Именно благодаря сочетаемости той или иной словоформы (например, round, down, free, love и т.д.) с другими словами в предложении, благодаря контексту обнаруживается ее принадлежность к классу или существительных, или глаголов, или прилагательных и т.д. На этом основании предлагается рассматривать конверсию не как чисто морфологический способ словообразования, как это имеет место в концепции А.И. Смирницкого, но как морфолого-синтаксический способ словообразования, при котором слово одной части речи образуется от основы или словоформы другой, причем единственными словообразовательными средствами являются парадигма (или нулевая парадигма) слова и его сочетаемость с другими словами. Как бы убедительно ни звучала последняя точка зрения, тем не менее трудно однозначно сказать, какая из этих двух трактовок конверсии - морфологическая или морфолого-синтаксическая – является оптимальным решением проблемы сущности данного способа словообразования. Согласно недавним психолингвистическим экспериментам, информанты-носители английского языка воспринимают омонимичные словоформы типа round даже вне контекста, как принадлежащие к определенной части речи. Синтаксическое Проведение слова, вытекающее из его морфологических свойств, в |гаком случае при характеристике конверсии является избыточной Информацией, хотя несомненно и то, что производные по конверсии единицы, подобно вторичным, переносным значениям многозначных слов, оказываются для языкового коллектива синтаксически Обусловленными и требуют для правильного распознавания определенного контекста. Многочисленные разногласия наблюдаются и при определении |границ конверсии. Первый круг их связан с различными историческими источниками пар слов, соотносящихся в современном английском языке по конверсии. Среди всех соотношений по конверсии "глагол – существительное" 4,5% составляют пары типа love 'любовь' - love 'любить', harp 'арфа' - harp.'играть на арфе', восходящие |к древнеанглийским lufu - lufian, hearp - hearpian, в которых глагол генетически был образован от существительного с помощью определенного словообразовательного суффикса и не имела места омонимия парадигм. 62% составляют собственно образования по конверсии типа pencil 'карандаш' - pencil 'рисовать, записывать', hammer 'молоток' - hammer 'бить молотком, сбивать' и т.д. Остальные 33,5% ^приходятся на долю других процессов (заимствований, фонетических изменений и т.д.). Существовало мнение, что к конверсии можно отнести только такие слова, которые были образованы именно по конверсии в тот период английского языка, когда глагол и существительное уже не отличались специально словообразовательными аффиксами, т.е. пары типа pencil п - pencil v, а пары love v -'love n, harp n - harp v не считать конверсией. Генетические различия, важные при описании исторического развития языка, тем более стершиеся и не ощущаемые в современном английском языке, не могут быть положены, как отмечает А.И. Смирницкий, в основу классификации реально существующих явлений, ибо это означало бы смешение прошлого с настоящим. Более того, как убедительно доказывает А.И. Смирницкий, уже в древнеанглийский период как 'существительное lufu, так и глагол lufian имели одну и ту же основу и различались только своими парадигмами, т.е. соотносились между собой по конверсии. Отличием древнеанглийской конверсии было лишь отсутствие омонимии, в то время как для конверсии в новоанглийском как раз типично наличие омонимичных форм. Однако омонимия форм не есть обязательное условие конверсии, для которой наиболее существенным моментом является различие в парадигме, свидетельствующее об образовании нового слова. Таким образом, образования различных эпох, возникшие в результате порою качественно различных процессов, формируют в современном английском языке единую словообразовательную систему слов, соотносящихся по конверсии, для которой характерны однотипные словообразовательные отношения. В центре этой системы находятся соотносительные пары <существительное – глагол >, < глагол – существительное > . В последнее время приобретает активность процесс образования глаголов на базе прилагательных типа wet 'мокрый' - wet 'делать мокрым', idle 'незанятый, свободный' - idle 'бездельничать' и др. Однако подсистема однокорневых слов с омонимичной основой, принадлежащих к разным частям речи, не исчерпывается только этими соотносительными парами и включает также такие соотношения, как: прилагательное - существительное (например, a native 'туземец', a relative 'родственник', a Russian 'русский', Canadians 'канадцы', the Chinese 'китайцы', the rich 'богатые' и т.д.), причастие I, II - прилагательное (напр., exciting 'возбуждающий', advanced 'передовой', longing 'сильно желающий', edged 'окаймленный, окруженный' и др.). Возникает естественный вопрос, составляющий суть второго круга проблем при определении границ конверсии, о возможности квалификации всех этих соотношений как конверсии. Некоторые ученые считают целесообразным рассматривать как конверсию – конверсию в широком смысле слова – все процессы, приводящие к образованию соотносительных омонимичных единиц, принадлежащих к другим по сравнению с исходными словами лексико-грамматическим классам. При такой трактовке явления субстантивации, адъективации, атрибутивного использования слов, а также словосочетаний и даже предложений, как регулярного, так и окказионального, входят составной частью в конверсию, хотя и на правах периферийной ее области. Не отрицая широких возможностей окказионального использования в современном английском языке лексических единиц в не свойственных им функциях, хотелось бы тем не менее заметить, что именно окказиональная природа этих образований не способствует созданию новых лексических единиц и пополнению словарного состава. Это существенно отличает данный процесс, не имеющий, таким образом, словообразовательного характера, от собственно конверсии, т.е. образования отыменных и отадъективных глаголов и отглагольных существительных, составляющих значительную часть лексики современного английского языка. Одновременно следует подчеркнуть наличие значимых различий между конверсией как способом словообразования, при котором создание нового слова осуществляется в результате единовременного словообразовательного акта, и явлениями субстантивация и адъективации, представляющими собой длительный исторический процесс. Весьма спорна также трактовка первых компонентов конструкций типа stone wall 'каменная стена' как адъективных элементов вследствие четко ощущаемого говорящими их субстантивного характера. Высказанные соображения дают основание отнести к конверсии только четко моделируемые словообразовательные соотношения и ограничить ее сферу только парами < существительное – глагол>, <глагол – существительное >, < прилагательное – глагол >. В пределах этих частей речи конверсия выступает как один из наиболее активных способов словообразования в современном английском языке. Однако и здесь активность конверсии не беспредельна, но ограничивается фонетико-морфологическими и семантико-стилистическими факторами. Исследования П.А. Соболевой, А.Я. Загоруйко и др. показали, что односложная структура основы способствует образованию от нее слова по конверсии, двусложная структура нейтральна, т.е. не способствует конверсии, но и не препятствует ей, а многосложная - препятствует отношениям конверсии. Аналогичным образом морфологическая простота основы способствует отношениям конверсии, а производность – в определенной степени препятствует. Так, наличие в глаголе суффиксов -ize, -ate, -ify мешает образованию отглагольных существительных (напр,, organize, abbreviate, fortify, etc.). Семантически конверсия ограничена преимущественно глаголами движения (a rush 'натиск, напор', a jump 'прыжок', a fly 'полет, перелет' и др.), глаголами речевой деятельности (a talk 'разговор', a chat 'беседа, болтовня', a dispute 'диспут'), глаголами действия (a bite 'укус, рана', a find 'находка', a drink 'напиток') и т.д., существительными - наименованиями орудий и инструментов (iron 'утюжить, гладить', whip 'хлестать'), названиями предметов и различных веществ (water 'поливать', soap 'намыливать') и др., качественными прилагательными, обозначающими физическое состояние (blind 'ослеплять', dirty 'загрязнять', narrow 'суживать' и т.д.). Стилистическим фактором, ограничивающим активность конверсии, является принадлежность слова к слою литературно-книжной и возвышенной лексики. Разумеется, однако, что действие всех вышеперечисленных лингвистических факторов, способствующих или препятствующих конверсии, регулируется общественной Потребностью в создании того или иного слова, испытываемой языковым коллективом, потребностями коммуникации. Наличие в языке уже готовых лексических единиц, как правило, суффиксальных производных (ср., напр., отадъективные глаголы purify 'очищать', broaden 'расширять', weaken 'ослаблять', отглагольные существительные achievement 'достижение', creation 'творение', dependence 'зависимость', отыменные глаголы threaten 'угрожать', hospitalize 'госпитализировать' и другие) детерминирует ненужность, избыточность возможных образований по конверсии или же, в случае их создания, семантическое своеобразие и отличие таких производных от их суффиксальных коррелятов (ср., напр., swimming 'плавание' – a swim 'заплыв', building 'строительство, строение' – а build 'форма, стиль постройки; телосложение' и т.д.). Семантическое своеобразие производных по конверсии становится одновременно важнейшим индикатором их производного характера и критерием определения направления словообразовательной производности. Поскольку происходящие при конверсии слово образовательные процессы не имеют каких-либо специальных морфологических показателей и формирование возможно как глаголов от существительных, так и существительных от глаголов, установление направления отношений словообразовательной производное ти при конверсии, которые вследствие своего немаркированного характера именуются семантической, или внутренней, производностью, – далеко не праздный вопрос. Решается он с помощью ряде критериев, предложенных А.И. Смирницким, П.А. Соболевой, Г.Маршаном, среди которых, как указывалось ранее, наиболее значителен критерий содержания. Так, весьма распространено установление направления внутренней производности путем выявления семантической зависимости одного слова от другого. Если для своего семантического анализа слово, например глагол saw 'пилить, резать пилой', требует включения семантических компонентов другого, в нашем примере существительного saw 'пила: стальная зубчатая пластинка (или диск)', то это свидетельствует о семантической зависимости данного глагола и соответственно его производном характере. Аналогичным образом глагол knife 'резать ножом' естественно описывается через существительное, в -то время как существительное knife для своего семантического анализа не требует отсылки к глаголу knife. Семантическая зависимость во многих случаях интуитивно ощущается носителями языка, и поэтому выявление деривата во многих парах по конверсии не вызывает серьезных затруднений. Носителями языка также легко улавливается более сложное строение семантики производного слова, например глагола pen 'писать, сочинять', включающего как значение предметности, унаследованное им от производящего существительного per. 'перо, ручка', так и значение процессуальности. Усложненная семантическая структура глагола pen по сравнению с существительным pen, в котором значение корневой морфемы, обозначающей предмет, сливается с общим, категориальным значением существительных - со значением предметности, также может быть использована как указатель внутренней производности глагола (данный критерий известен как критерий семантической противопоставленности, или противоположности, которая возникает между лексическим значением корневой морфемы и лексико-грамматическим значением основы у производных слов и отсутствует у производящих). Оба описанных критерия, однако, трудно применимы при выявлении производного слова в парах типа answer 'ответ' – answer 'отвечать', work 'работа' - work 'работать'. В таких случаях прибегают к анализу системных отношений, определяя производный/непроизводный характер слова по производности/непроизводности аналогичных семантических образований, синонимов, антонимов. Семантически love 'любовь' и love 'любить' находятся в таких же отношениях, как hatred 'ненависть' и hate 'ненавидеть'. Эта семантическая ' аналогия позволяет считать существительное love производным от глагола. Морфологически маркированные производные agitation 'волнение', excitement 'возбуждение' служат "подсказкой" производности синонимического существительного fuss 'нервное, возбужденное состояние'. Принцип системности лежит также в основе словообразовательного критерия и критерия типовых смысловых с связей, или критерия семантической модели. Словообразовательный критерий основан на взаимосвязи слов внутри словообразовательного гнезда и учете характера производности дериватов первой ступени в словообразовательном гнезде. Если подавляющее большинство из них являются отыменными производными, то существительное, соотносящееся по конверсии с глаголом в данном гнезде, непроизводно (напр., awe 'восторг, восхищение' является простым словом, а глагол awe 'восторгаться' производным, что подсказывается отыменным характером других производных awesome, aweless, awful в данном гнезде). Если же все или большинство производных первой ступени носят отглагольный характер, то простым в данном гнезде является глагол, а производным – существительное (напр., float 'плавать на поверхности' – floatage, floatation, floater, floatable, float и т.д.). К сожалению, диапазон действия данного критерия ограничивается количеством развитых словообразовательных гнезд, в составе которых обнаруживаются слова, соотносящиеся по конверсии. Таких ограничений не знает критерий типовых семантических отношений по конверсии, суть которого состоит в том, что маркирующим признаком деривата выступает его значение. Дело в том, что производные по конверсии существительные и глаголы развивают определенные типы значений. Отыменные глаголы, например, характеризуются следующими значениями: 1) выполнять действие, характерное для того, что обозначено исходным существительным (аре 'обезьянничать', wolf 'проявлять жадность', father 'отечески заботиться' и др.), 2) действовать с помощью того, что обозначается исходным существительным (chain 'скреплять цепью, сковывать', finger 'трогать, перебирать пальцами' и др.), 3) снабжать или покрывать тем, что обозначено исходным существительным (curtain 'занавешивать', cuff ' надевать наручники'), 4) помещать в(на) место, которое обозначено исходным существительным (blacklist 'вносить в черный список', table 'класть на стол', pocket 'положить в карман' и др.), 5) лишать того, что обозначено исходным существительным (weed 'пропалывать', dust 'снимать пыль', skin 'сдирать кожу, счищать чешую'). Отглагольным существительным, образованным по конверсии, свойственна следующая система значений: 1) единичное действие (jump 'прыжок', move 'движение', look 'взгляд' и др.); 2) действующий предмет или лицо (drill 'сверло', dig 'мотыга, лопата'); 3) место действия (forge 'кузница', run 'узкая часть киля корабля', ride 'место для верховой езды'); 4) объект или результат действия (find 'находка', forfeit 'конфискованная вещь', tear 'дыра', peel 'кожура'); 5) пройденное расстояние (sweep 'величина взмаха', расе 'величина шага'). Отадъективные глаголы имеют, как правило, значение "делаться) или быть таким, как обозначено исходным прилагательным" (loose 'освобождать', equal. 'быть равным', dim 'делать тусклым', yellow 'желтеть, желтить' и др.). Очевидно, что набором словообразовательных значений, присущих производным по конверсии, данный способ словообразования тесно переплетается с аффиксацией, образуя вместе с ней взаимодополняющие подсистемы. Среди семантических критериев, используемых для определения направления производности при конверсии, следует назвать также критерий ограниченного употребления, который может быть интерпретирован и как критерий частотности. Слово, не столь употребительное, как соотносящаяся с ним единица другой части речи, является производным. Например, глагол author 'быть автором' характеризуется более ограниченной сферой употребления, нежели существительное author 'автор', и соответственно образован от последнего. Аналогичным образом производными являются глаголы waterproof 'обрабатывать водостойким составом', copyright 'обеспечивать авторское право' и др., менее частотные по сравнению с коррелятивными существительными. Если одно из слов пары встречается только в определенной форме, в то время как другое не испытывает таких ограничений (напр., глагол neighbour 'граничить, соседствовать' употребляется почти исключительно в форме причастия I), то оно также является дериватом. Наличие стилистических примет (напр., принадлежность глаголов hunger 'голодать', thirst 'испытывать жажду' к литературной лексике) также указывает на производность члена коррелятивной пары, если второй ее член нейтрален и общеупотребителен. Разветвленность семантической структуры слова может быть еще одним указанием непроизводного его характера. Семантически производные и их производящие базы не являются, как правило, равноценными. Смысловая структура производного в большинстве случаев проще, и эта простота может служить критерием производности в парах слов, соотносящихся по конверсии, как, например, в случае convert 'человек, перешедший из одной партии в другую' и convert 'превращать, обращать в другую веру, фин. конвертировать, юр. изменять юридический характер собственности' и др. Наряду с семантическими критериями определения внутренней производности используются и формальные. Так, поскольку большинство слов, в состав которых входят суффиксы -ment и -ion в различных его вариантах, употребляются только как существительные, можно заключить, что глаголы, в структуре которых присутствуют данные морфемы, производны от существительных (напр., document 'снабжать документами', probation 'проходить испытание' и др.). Сложный морфологический состав существительных, для которых образование путем сложения весьма характерно, свидетельствует о их первичном характере и вторичности коррелятивных глаголов (ср. snowball 'снежок', snowball 'играть в снежки', sideslip 'занос; боковое скольжение', sideslip 'скользить на крыло; заносить' и др.). Наиболее значимыми, однако, в серии перечисленных критериев являются семантические, и именно на них мы опираемся при распознавании семантики производного по конверсии глагола или существительного.

ГЛАВА VIII. СОЧЕТАЕМОСТЬ ЛЕКСИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ. ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИЕ ЕДИНИЦЫ И ИХ КЛАССИФИКАЦИЯ § 1. УСЛОВИЯ И ПРАВИЛА СОЧЕТАЕМОСТИ СЛОВ Для того чтобы процесс коммуникации состоялся, для успешного его протекания одного только знания слов, правил их формирования и соответственно правил распознавания их смысла явно недостаточно. Необходимо также знание правил использования слов, т.е. правил их сочетания в потоке речи. Соответственно важнейшим аспектом лексических единиц и прежде всего слова как центральной единицы лексики, определяющим построение в ходе общения правильных – как грамматически, так и семантически – высказываний, является способность слов сочетаться друг с другом, т.е. сочетаемость. Сочетаемость есть совместное появление слов в речи, в процессе которой между словами, образующими определенную синтагматическую последовательность, устанавливаются определенные логико-семантические и морфосинтаксические связи. Понятие сочетаемости в теории языка тесно связано с понятиями окружения и дистрибуции, контекста, валентности. Вследствие близости их объемов, диктуемой соотнесенностью с одними и теми же лингвистическими объектами - сочетаниями слов друг с другом, эти понятия зачастую используются как синонимичные. Однако такое эквивалентное их употребление не всегда оправданно, поскольку каждое из них несет отпечаток тех концепций, в которых они сформировались, – структурализма (дистрибуция, окружение), контекстологии (контекст), теории валентности (валентность), а также отличается ракурсом освещения изучаемого объекта. Так, рассмотрение сочетаемости слов с позиций языка или речи порождает оппозицию валентность/сочетаемость, в то время как противопоставление статического аспекта сочетаемости, ее результативной стороны процессуальному, динамическому лежит в основе оппозиции контекст (окружение) – сочетаемость. Валентность слова в таком случае предстает как способность, потенция слова вступать в связи с другими словами, и знание этой способности закреплено с эмпирическом опыте каждого говорящего. Сочетаемость же есть не что иное, как реализованная потенция, нашедшая выражение в конкретных словосочетаниях. Анализ этих словосочетаний, направленный на описание возможных и/или реализованных связей их составляющих, позволяет выявить контекст единицы, выбранной в качестве точки отсчета, т.е. минимальное количество предшествующих и/или последующих единиц, необходимое для распознавания ее смысла. Словосочетания же как единицы, возникающие в результате соединения слов, представляют собой единства, состоящие как минимум из двух полнозначных слов, связанных между собой по законам или правилам данного языка. Эти единства занимают своеобразное положение по отношению к таким языковым единицам, как слово и предложение. Благодаря своей способности выступать в качестве номинативного средства, т.е. средства обозначения предметов, явлений, признаков и т.д., словосочетание сближается со словом. Как и слово, словосочетание выполняет коммуникативную функцию только в составе предложения и образует самостоятельное предложение при приобретении предикативности. В то же время словосочетание отличается от слова именно своей двучленностью и соответственно обязательной расчлененностью выражения единого, хотя и сложного значения. В отличие от слова словосочетание, за исключением фразеологических словосочетаний, не является воспроизводимой, готовой единицей, но строится, порождается по правилам, существующим в языке, в процессе коммуникации, и это сближает его с предложением. Тем не менее отсутствие у словосочетания предикативности, отсутствие синтаксических категорий модальности, времени и лица, обязательных для предложения, позволяет провести четкую грань между словосочетанием и предложением. Формирование словосочетаний регулируется многочисленными закономерностями, описание которых в лингвистической теории должно составить систему правил синтагматического взаимодействия слов и сложения их смыслов. Создание такой системы правил оказывается, однако, невероятно трудной задачей, поскольку в их основе лежит тонкая игра синтаксических, семантических и иных связей, диктуемая многоаспектностью сочетающихся единиц. В настоящее время определены лишь наиболее общие зависимости, нашедшие отражение в виде различных аспектов сочетаемости, различных типов валентности, различных факторов, ограничивающих сочетаемость, или ограничений на сочетаемость и т.д., которыми обусловливаются действие принципа избирательности – глобального принципа сочетаемости слов – и его конкретные проявления в словосочетаниях данного языка. Аксиоматичным в современной лингвистике стало признание по крайней мере двух типов ограничений сочетаемости слов: 1) ограничений, которые определяются предметнологически (в конечном счете денотатом и возможными его признаками) и лежат вне языка в сфере реального мира и его связей, и 2) ограничений, возникающих как итог исторического развития языка, как итог традиций языкового употребления единиц. Знание первого типа ограничений, по сути своей экстралингвистических, вытекает из знания окружающей действительности. Основываясь на этом знании, говорящие легко создают словосочетания типа green grass 'зеленая трава', green leaves 'зеленые листья', green dress 'зеленое платье', green bench 'зеленая скамейка'; write a letter 'писать письмо', write a book 'писать книгу', write an article 'писать статью', write a note 'писать записку'; spend quickly 'тратить (расходовать) быстро', spend foolishly 'тратить неразумно', spend wisely 'тратить разумно', spend lavishly 'тратить щедро' и т.д. Очевидно, что слово green в английском языке будет легко сочетаться со всеми наименованиями предметов, которым присуще свойство зеленого цвета, слово write – с обозначениями того, что может быть написанным, а слово spend - со всеми названиями способов этого действия. Сочетания типа colourless green ideas 'бесцветные зеленые идеи', sleep furiously 'спать яростно', составляющие знаменитый пример Н.Хомского "Colourless green ideas sleep furiously", воспринимаются говорящими как семантически неправильные, не соответствующие реальному положению вещей в окружающем нас мире, или же интерпретируются как описывающие явления некоего другого, возможного мира, в котором идеи обладают одновременно свойством цвета и бесцветности, а сон как состояние покоя характеризуется активной деятельностью. Не случайно, что в сказках и различного рода фантастических произведениях такие словосочетания, демонстрирующие отклонения от естественной логики вещей и событий, не только допустимы, но и распространены. Звери в сказках разговаривают, превращаются в людей, в различные предметы, а предметы приобретают свойства, не присущие им в реальном мире. Экстралингвистические ограничения лежат в основе как индивидуальной сочетаемости лексических единиц, примеры которой были приведены выше, так и сочетаемости на уровне классов слов. Вполне естественны поэтому сочетания существительных с глаголами и прилагательными, т.е. с классическими предикатами, именующими свойства, динамические (глаголы) или статические (прилагательные), присущие носителям этих свойств, обозначаемым существительными. Свобода, с которой наречия, называющие качество признака, вступают во взаимодействие с прилагательными и глаголами, и, напротив, запрет на сочетание наречий с существительными, также вытекают из естественной логики реального мира. Таким образом, ономасиологическая природа слова, определяемая характером обозначаемого, является одним из ведущих факторов, разрешающим или, наоборот, запрещающим те или иные словосочетания. Более того, вследствие универсальности этого фактоpa усвоение ограничений первого типа на сочетаемость лексических единиц в иностранном языке не вызывает никаких сложностей, а возможные отклонения при построении словосочетаний (кстати, как на иностранном, так и на родном языке) есть результат или незнания описываемого "кусочка" действительности, или специфики его видения, часто необходимой для создания поэтического образа. Наряду с экстралингвистическими ограничениями в языке действуют ограничения нормативного порядка, определяющие возможность/невозможность сочетаемости слов и находящие отражение в своеобразии грамматических конструкций и индивидуальных словосочетаний языка. Иначе говоря, нормативные ограничения, являясь ограничениями чисто лингвистического порядка, оказывают свое влияние также на двух уровнях: уровне классов слов и уровне индивидуальных единиц. Действием данного типа ограничений на уровне классов слов объясняется, например, невозможность употребления глаголов в форме инфинитива после глагола suggest 'предлагать, советовать' и обязательное использование инговой формы (Не suggested my following him 'Он предложил мне следовать за ним') или же придаточного предложения (Не suggested that I should follow him). Инфинитивные и герундиальные конструкции типа hear smb. do smth. 'слышать, что кто-то делает что-то', see smb. doing smth. 'видеть, как кто-то делает что-то', сложившиеся в процессе развития английского языка, также входят в перечень тех его черт, которые составляют своеобразие грамматического строя данного языка. Как результат нормативных ограничений невозможны в английском языке сочетания типа рус. Мне кажется, хочется, видится, слышится и многие другие. Еще более многочисленны примеры нормативных ограничений сочетаемости индивидуальных слов. Легко выявляемые в ходе сопоставительного анализа словосочетаний в разных языках, они особенно очевидны в словосочетаниях с предикатной лексикой. Например, англ. thick 'толстый', thin 'тонкий' не так свободно, как их русские эквиваленты (ср. толстая/тонкая книга, толстые/тонкие пальцы, толстый/тонкий мальчик, толстый/тонкий мужчина и т.д.), сочетаются с названиями лиц, в таких комбинациях обычны прилагательные fat, stout (fat man, stout woman и др.). Русским словосочетаниям сесть в самолет, в машину, в такси, в трамвай, означающим 'занять место в самолете, машине и т.д. для поездки', в английском языке эквивалентны не сочетания с глаголом sit - прямым коррелятом рус. сесть, но с глаголом take: take an airplane, a car, a taxi, a tram и т.п. Другие высокочастотные английские глаголы, например do, make, catch, get и т.д., также отличаются своей сочетаемостью от русских эквивалентов. Ср.: do the house 'приводить в порядок дом', do the dishes (the windows, the floors) 'мыть посуду, окна, полы', do medicine (history, science) 'изучать медицину (историю, точные науки)', do Hamlet (Lear) 'ставить или играть Гамлета (Лира)', make well (poorly) 'зарабатывать хорошо (плохо)', make a garden (a park, flowerbeds) 'разбивать сад (парк, клумбы)', make port (harbour, home, land, one's destination) 'добираться до порта (гавани, дома, земли, пункта назначения)', make a lawyer (a good teacher, a bad farmer, a good waiter, an excellent husband) 'быть хорошим юристом (учителем, плохим фермером, хорошим официантом, прекрасным мужем)'; catch the bus (the 5.15 plane, the last tram, the train) 'успеть на автобус,(на самолет в 5.15, на последний трамвай, на поезд)', catch a disease (the flue, the measles) 'заразиться болезнью (гриппом, корью)'; get good results (advantage, fame, wealth) 'добиваться хороших результатов (преимущества, славы, богатства)', get the thief (the runaway, a squirrel) 'поймать вора (беглеца, белку)', get a good teacher (a place, another job) 'найти хорошего преподавателя (место, другую работу)' и многие другие. Возникшие как результат специфики области референции того или иного слова, данные ограничения представляют собой наибольшую сложность в процессе овладения иностранным языком. Под влиянием экстралингвистических и лингвистических ограничений формируется способность слова вступать во взаимодействие со словами определенных лексико-грамматических классов, или грамматическая валентность слова (употребительны также термины морфосинтаксическая, синтаксическая валентность). Она детерминируется принадлежностью лексической единицы к определенному грамматическому разряду слов (части речи) и ее способностью выполнять определенные синтаксические функции. Это не означает, однако, что все слова одной и той же части речи характеризуются одинаковой грамматической валентностью. Далеко не все глаголы, например, обладают способностью входить в сочетания с именем существительным в качестве прямого дополнения, хотя эта модель глагольных словосочетаний (V + N) является наиболее частотной и именно в ней подавляющее большинство глаголов реализует свои значения. Таковы, например английские глаголы ache 'болеть' (my head (ear, stomach, tooth) aches 'у меня болит голова (ухо, живот, зуб)', ache for smb./smth. 'тосковать о/по чему/ кому-нибудь'; agree 'соглашаться; договариваться; сходиться во мнениях' (agree readily, willingly, reluctantly 'соглашаться с готовностью, охотно, неохотно', agree to do smth. 'соглашаться сделать что-л! и т.д.); aim 'целиться; стремиться; ставить своей целью' (aim to do smth./aim at doing smth. 'стремиться сделать что-л.', aim at smth., smb. 'метить, целиться во что-л., кого-л.'; matter 'иметь значение' (чаще в отрицательных и вопросительных предложениях) и многие другие. Даже близкие по смыслу глаголы tell 'рассказывать' и say 'говорить, сказать' совпадают в грамматической сочетаемости лишь частично: глагол tell входит в гораздо большее число моделей возможных словосочетаний, нежели глагол say (ср., напр., возможность употребления глагола tell в конструкциях tell smb. smth., tell smb. to do smth., tell smb. that... и невозможность аналогичного употребления глагола say). Важным при определении грамматической валентности слова становится разграничение его различных значений, ибо многозначные слова в одном значении могут обладать способностью сочетаться с теми грамматическими классами слов, с которыми в других своих значениях они не сочетаются. Грамматическая валентность, таким образом, играет роль индикатора того или иного значения многозначных слов и способствует однозначному разрешению той неопределенности, которая является логичным следствием асимметрии слова. Например, grow в значении 'расти, увеличиваться; усиливаться', как и другие непереходные глаголы, не требует и не допускает прямого дополнения, в значении 'расти, выращивать', напротив, прямое дополнение обязательно, а в значении 'делаться, становиться' этот глагол сочетается с именами прилагательными. Ср. vegetables, berries, finger-nails, fame, influence, taxes, prices grow 'овощи, ягоды, ногти, слава, влияние, налоги, цены растут, увеличиваются'; grow corn, cucumbers, cabbage, tomatoes, roses 'сеять, выращивать пшеницу, огурцы, капусту, помидоры, розы'; grow light, broad, strong, easy, thin, fat 'становиться легким, широким, сильным, тонким, толстым' и т.п. Определяющая роль в разграничении различных значений многозначного слова принадлежит, однако, лексической валентности слова, или способности слова вступать в сочетание с индивидуальными лексическими единицами того или иного лексико-грамматического класса. Так, прилагательное deep в разных своих значениях 'глубокий' и 'серьезный, основательный, фундаментальный' сочетается с именами существительными, но внутри одной и той же грамматической конструкции А + N выбор контекстных партнеров осуществляется по-разному. Для deep в первом значении это существительные, обозначающие явления, которым присущи некоторые физические свойства, в частности глубина (напр., river 'река', ocean 'океан', recess 'ниша', wound 'рана', snow 'снег' и т.д.). Существительные, которые выбирает deep в другом своем значении, образуют группу наименований явлений абстрактного порядка: thought 'мысль', intellect 'ум', study 'исследование', argument 'довод' и т.д. Описание лексической валентности находит отражение в лексико-семантических моделях сочетаемости слов, в которых возможные партнеры слова записываются в виде лексико-семантических группировок (семантических классов, идеографических групп и т.п.), т.е. объединений лексем по единому семантическому признаку. Так, модели treat + N_Dis (обозначения болезней) и treat + + N_Absrr. (наименования интеллектуальных явлений) фиксируют разную лексическую валентность глагола treat в таких его значениях, как 'лечить' (treat pneumonia, scarlet fever, a sprained ankle 'лечить пневмонию, скарлатину, вывихнутую лодыжку') и 'обсуждать, рассматривать' (treat this important problem, the question of semantic change 'обсуждать эту важную проблему, вопрос семантических изменений' и т.д.). Такая форма описания лексической валентности слов весьма удобна и предпочтительна в тех случаях, когда слово обладает способностью вступать в сочетание с достаточно широким кругом лексических единиц. Зачастую, однако, семантическая избирательность слова, фиксируемая в лексико-семантических моделях, гораздо шире его действительных сочетаемостных возможностей, поскольку данное слово не может комбинироваться со всеми или даже с большинством относящихся к указанному лексико-семантическому классу единиц. Прилагательное hazel 'светло-коричневый, карий' из всех наименований частей тела выбирает только одно, а именно eyes 'глаза', buxom 'полный, пышущий здоровьем, крепкий, приятный, миловидный' из всех названий лиц сочетается с наименованиями лиц женского пола, dapper 'щегольски одетый, франтоватый' - с наименованиями лиц мужского пола и т.д. Для описания лексической валентности подобного типа требуется известная степень конкретизации, которая достигается путем перечня, списка всех индивидуальных лексем, с которыми сочетается то или иное слово. Такая форма описания особенно широко используется для слов, обладающих единичной или весьма узкой сочетаемостью (см. приведенные выше примеры), а также для слов, контекстные партнеры которых не поддаются объединению на основании общего семантического признака (напр., sharp intelligence 'острый ум', sharp answer 'остроумный ответ', sharp eyes 'проницательный взгляд', sharp lad 'сообразительный парень'). Естественно, что для раскрытия сочетаемостных возможностей слов иностранного языка описание лексической валентности в виде списка наиболее удобно, поскольку таким образом становится очевидной специфика синтагматических связей слов в каждом языке. Особенности грамматического и лексического окружения индивидуальных слов данного языка и формируют то его свойство, которое иногда называют Идиома-тичностью языка, подразумевая под этим именно своеобразие сети отношений между словами в речевой цепи, демонстрируемое практически всеми приведенными выше примерами словосочетаний английского языка по сравнению с их русскими эквивалентами, которое закрепляется в языке в виде норм сочетаемости. Их нарушение свидетельствует о недостаточном владении языком или его литературным стандартом или же, если отклонения от нормы совершаются говорящими осознанно, преследует определенные цели: создание эффекта комического, эмоционального воздействия и т.д. Важно, однако, подчеркнуть, что, несмотря на всю специфику смысловых связей слов в речи для конкретного языка, в основе выбора сочетающихся единиц лежат единые правила семантического согласования, подчиняющиеся одному из следующих трех условий, сформулированных В.Г.Гаком. Это – 1) наличие общей семы в обоих членах словосочетания (напр., fly 'лететь, т.е. передвигаться по воздуху' и bird 'птица, т.е. существо, передвигающееся по воздуху', сочетание которых подсказывается характеристиками объекта и обозначаемым свойством); 2) отсутствие в одном из членов словосочетания сем, противоречащих семам другого члена (напр., stand erectly, obediently, sullenly, at ease 'стоять прямо, покорно, угрюмо, смирно' и т.д.); 3) погашение в одном из членов словосочетания сем, противоречащих семам другого члена, либо перенос недостающих сем (напр., в словосочетании time flies 'время летит' глагол fly утрачивает сему 'передвигаться по воздуху', поскольку "время" не является существом, имеющим способность передвигаться, но представляет собой абстрактное понятие, и приобретает сему 'быстро проходить'). Основными параметрами, по которым осуществляется согласование членов словосочетания, являются понятийно-логическая основа значения слова (его предметно-концептуальное ядро), экспрессивная и стилистическая окраска, т.е. различные аспекты содержания слова, составляющие в своей совокупности его значение. В других теоретических изысканиях на основе этих компонентов выделяют различные аспекты сочетаемости слов – понятийную, обусловленную отношениями и связями внеязыковой действительности, семантическую, обусловленную лексическими значениями слов, сочетаемость и обязательно подчеркивают необходимость учета экспрессивно-стилистических компонентов значения слова. Условия и параметры семантического согласования, являющиеся стержнем всего механизма сочетаемости слов, теснейшим образом связаны с объемом сочетаемости. Согласно Е.Косериу, можно выделить три типа лексематических зависимостей, различающихся между собой объемом сочетаемости: сродство, селекцию и импликацию. В первом случае сочетаемость слова под влиянием его семантики ограничена названиями какого-либо одного класса предметов (напр., smile 'улыбаться' служит только для характеристики людей). В случае селекции сочетаемость слова шире и определяется наличием общей семы (архилексемы) в значениях слов разных классов (напр., smell 'пахнуть, иметь запах' легко сочетается с именами различных классов предметов, объединяемых наличием данного свойства (ср. flowers, grasses, soap, meat, onion, shoes smell 'цветы, травы, мыло, мясо, лук, туфли издают запах'). При лексематической импликации сочетаемость слова ограничена только одной лексической единицей, в значении которой присутствует соответствующий семантический компонент (напр., addle 'тухлый, испорченный' сочетается только со словом egg 'яйцо'). Объем сочетаемости, коррелирующий с понятиями свободы и продуктивности сочетаемости, может использоваться также как основополагающий критерий при типологии словосочетаний. Важнейшей классификацией словосочетаний является разграничение свободных и фразеологических словосочетаний. Свободные, или продуктивные, словосочетания создаются говорящими в процессе речи в результате обусловленного нормами языка и типом передаваемой информации соединения слов. Их значение, хотя и не является простой суммой значений компонентов, а представляет собой результат их сложного взаимодействия, тем не менее мотивировано семантикой соединяемых слов и поэтому легко распознается слушающими. Еще одной отличительной чертой свободных словосочетаний является возможность субституции их компонентов. Например, в речевой цепи I saw a small... 'Я увидел маленького размера...' вторым членом атрибутивного словосочетания могут стать слова window 'окно', table 'стол', сир 'чашка', house 'дом', book 'книга', boy 'мальчик' и т.д. и т.п. Аналогичным образом в этом атрибутивном словосочетании возможна замена прилагательного: I saw a new (interesting, French, blue, etc.) book 'Я увидел новую (интересную, на французском языке, синюю и т.д.) книгу'. Классу свободных словосочетаний противостоит класс фразеологических словосочетаний. Это непродуктивные словосочетания, функционирующие как готовые единицы, т.е. вносимые говорящим в поток речи в качестве заранее ему известных устойчивых соединений слов. Это словосочетания типа beat about the bush 'ходить вокруг да около', blue blood 'аристократическое происхождение, голубая кровь', big heart 'великодушный, благородный человек', in the short run 'в ближайшее время, в ближайшем будущем' и многие другие. Фразеологические словосочетания характеризуются семантической цельностью и спаянностью, и хотя они неоднородны по степени спаянности составляющих их элементов, значение многих из них невыводимо из семантики компонентов, как об этом свидетельствуют приведенные выше примеры. По отношению к фразеологическим словосочетаниям о действии факторов, обусловливающих сочетаемость слов, особенно экстралингвистических, говорить вряд ли правомерно, ибо в них практически отсутствует возможность выбора компонентов, а свобода субституции для многих из них сведена к нулю. Соответственно предсказуемость следующего компонента фразеологического словосочетания равна ста процентам. Будучи готовыми номинативными единицами, функционирующими на равных правах со словом, фразеологические словосочетания входят составной частью в лексику языка и соответственно подлежат рассмотрению в лексикологии в отличие от свободных словосочетаний, составляющих предмет синтаксиса. Конечно же, между фразеологическими и свободными словосочетаниями обнаруживается большое количество переходного типа словосочетаний, "свободный" или "фразеологический" характер которых не выявляется с достаточной степенью четкости или определенности. Поэтому разграничение этих двух кардинальных типов словосочетаний сопряжено с большими трудностями и представляет собой сложную проблему. Ее решение, равно как решение многих других проблем, связанных с описанием фразеологических единиц, входит в задачи фразеологии - специальной науки, являющейся разделом лексикологии.

ГЛАВА IX. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА СЛОВАРНОГО СОСТАВА СОВРЕМЕННОГО АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА Все предшествующее описание лексических единиц современного английского языка было направлено на раскрытие их различных свойств: семантических, структурных, сочетаемостных и т.д. Однако лексические единицы реализуются в речи не в каких-то отдельных своих характеристиках, но предстают как целостные единства, свойства которых тесно взаимодействуют, переплетаются и определяют во всей своей совокупности значимость и место лексической единицы в общей системе словаря. Важно тем не менее отметить определенную взаимозависимость характеристик, которая достаточно четко прослеживается между, например, семантическими свойствами слова и его структурными параметрами, между этимологической природой лексической единицы и ее стилистической маркированностью/немаркированностью и т.д. и т.п. Давно лингвистами было отмечено, что между полисемантичностью слова и его частотностью существует определенная корреляция. Чем частотнее слово, тем больше значений насчитывается в его семантической структуре, и наоборот, редко употребляемые слова, как правило, однозначны. Так, слова, принадлежащие к первой тысяче наиболее употребительных слов типа head 'голова', hand 'рука', leg 'нога', make 'делать', arrive 'приходить, прибывать', red 'красный' и др. содержат в своих семантических структурах от 2 до 25 и более значений. Малоупотребительные слова типа furze 'дрок', macabre 'мрачный, жуткий' и др., напротив, имеют только одно значение. И как бы условны ни были количественные подсчеты в сфере значений, тем не менее они достаточно показательны и отчетливо свидетельствуют о тенденции частотных слов к многозначности. Привлекает внимание и то, что с частотностью и многозначностью оказывается связанной и такая характеристика слова, как его структура. Нетрудно заметить, что частотные слова в большинстве своем "короткие", односложные или двусложные слова, простые по своей морфемной и деривационной структуре, одноморфемные и не производные. Многосложные слова, в основном, слова заимствованные, а если многосложность есть результат деривационных процессов, то число значений, присущих многосложному слову, обратно пропорционально количеству деривационных шагов и составляющих слово морфем. Часто употребительные слова, помимо многозначности и простоты структуры, исконности происхождения, характеризуются также стилистической нейтральностью, что разрешает их употребление в самых разных функциональных стилях, в самых разных ситуациях общения. Таким образом, в частотности употребления фокусируются все корреляции, которые устанавливаются между теми или иными характеристиками слова. Эти корреляции, однако, не носят строго детерминированного характера, а скорее вероятностны. Так, утверждение, что частотные слова просты по своей структуре, не исключает того, что многие простые по своему фонемному, слоговому, морфемному составу слова не принадлежат к частотной лексике (напр., till 'денежный ящик, касса', pus 'гной', mole 'родинка; родимое пятно', whit 'чуточка, йота' и др.), равным образом как и того, что некоторые производные, многосложные слова оказываются в числе частотных (напр., beautiful 'красивый', wonderful 'прекрасный' и др., которые гораздо более употребительны, чем их производящие базы). В то же время возможно выделить пласты лексики, в которых намеченные корреляции наиболее вероятностны и образуют пучок взаимозависимостей, наиболее явный и четко прослеживаемый. Это наиболее стабильные пласты словарного состава, которые в лингвистике получили описание как "основной словарный фонд" языка. Хотя определить границы основного словарного фонда языка весьма трудно, как трудно определить число лексических единиц, достаточное для коммуникации в том или ином языковом коллективе, представляется целесообразным не отвергать понятие основного словарного фонда, а проводить исследования, в которых экспериментальным путем установить признаки единиц, его составляющих. Вряд ли возможно, к тому же, отрицать существование ядра лексической системы, представленной наименее изменчивыми, простыми по своей морфемной и деривационной структуре, как правило, односложными, исконными или заимствованными на самых ранних этапах существования английского языка, выступающими в качестве ядерных членов семантических полей, составляющих семантическую сеть языка, с наиболее широким набором сочетаемостных возможностей лексическими единицами. Для изучающего иностранный язык основной словарный фонд представляет собой ту часть лексического состава языка, которую надлежит изучить в первую очередь, ибо единицы основного словарного фонда играют самую значимую роль в процессах коммуникации, называя наиболее важные объекты, предметы, явления и свойства окружающего нас мира. Таким образом, сложные переплетения и взаимозависимости разнообразных свойств лексических единиц языка детерминируют значимость единицы в процессах коммуникации и в общей лексической системе. Одновременно этот рисунок взаимосвязей и взаимозависимостей, отражающих конкретные проявления универсальных в своих типах характеристик, определяет и своеобразие лексической системы конкретного языка. Все языки обладают одними и теми же свойствами, однако их конкретные проявления весьма специфичны. Относительно слова можно сказать, что во всех языках слову присущи фонематические, морфологические, этимологические, семантические, сочетаемостные, стилистико-функциональные и другие свойства, но в каждом конкретном языке они принимают свою форму и воплощение. На этом основании становится возможным выделить некоторые характерные черты и особенности лексической системы того или иного языка. Для современного английского языка эти особенности и своеобразие его словарного состава усматриваются в следующем. 1. По сравнению с другими языками, например немецким, русским и т.д., английская лексика характеризуется более простой структурой. Это означает, что количество односложных единиц в ней в процентном отношении значительно больше, чем в других языках. Несомненно, что простота слоговой структуры слов современного английского языка обусловлена его историческим развитием, спецификой его морфологического строя, бедностью флексий, наличие которых в других языках значительно усложняет материальную оболочку слова. Ср., например, англ. ask – нем. fragen – рус. спрашивать, англ. answer – нем. antworten – рус. отвечать, англ. bring – нем. bringen – рус. приносить, англ. bird – нем. Vogel – рус. птица, англ. boy – нем. Knabe – рус. мальчик, где английским односложным словам соответствуют двусложные и более слова немецкого и русского языков. 2. Фонетическая простота как характерная черта значительного числа английских слов находит соответствие в морфемной простоте, и число морфемно простых, или одноморфемных, единиц в английском языке оказывается также больше, чем в других языках. Даже многие производные слова вследствие специфики словообразовательных процессов и специфики такого способа словообразования, как конверсия, оказываются морфемно простыми. Например, bite 'укус ; рана или след от укуса', bird 'ловить, стрелять птиц', gas 'наполнять, насыщать газом' и т.д. 3. С фонетической простотой как важнейшей характеристикой лексической системы современного английского языка, отличающей ее от других языков, связана и семантическая особенность слов современного английского языка. Степень полисемии, или количество значений в семантической структуре многозначных слов, у многих лексических единиц английского языка оказывается больше, чем у коррелятивных им слов в других языках. Сопоставление семантических структур коррелятов типа наименований частей тела, глаголов движения, созидания и многих других групп по чисто количественным параметрам подтверждает эту закономерность. 4. Взаимосвязанной со структурной простотой значительного количества лексических единиц в современном английском языке представляется и большая степень омонимии по сравнению с другими языками, многочисленность лексико-грамматических омонимов и омонимичных словоформ, что совершенно не характерно, например, для русского языка. 5. Еще одной отличительной чертой лексических единиц современного английского языка являются их сочетаемостные возможности, причем речь идет не столько об индивидуальных сочетаемостных характеристиках отдельных слов, сколько о целых классах. В результате своеобразия синтагматических связей классов слов в современном английском языке сформировались специфические номинативные конструкции типа широко известной конструкции stone wall 'каменная стена', комплексные глаголы с послелогами типа bring up 'воспитывать', give up 'отказываться' и др. Основное же своеобразие системы лексических единиц, однако, заключается в самом инвентаре номинативных средств современного английского языка и тех отношениях, которые устанавливаются между ними. Теоретическое описание лексической системы не может отразить всю ту многообразную языковую картину, специфика которой постигается при сравнении даже отдельных ее фрагментов, а общее научное описание в разной степени приближения дано в лексикографических источниках. По мере овладения изучающий английский язык все глубже проникает в это своеобразное построение, постигает нюансы семантики и функционирования компонентов словарного состава, и в этом постоянном и непрерывном процессе его языкового совершенствования описанные выше структурные, семантические, функциональные и т.д. закономерности и аспекты лексических единиц и их особенности как составляющих словарный состав современного английского языка должны стать ориентирами, способствующими осознанному овладению английским языком.

§ 2. ЗАИМСТВОВАНИЯ В ЛЕКСИЧЕСКОЙ СИСТЕМЕ ЯЗЫКА Особый пласт лексики как с точки зрения процессов номинации, так и в плане мотивированности составляют заимствования. Являясь одним из возможных ответов на потребности номинации, возникающие в результате языковых контактов и расширения под влиянием других языковых социумов опыта данного языкового коллектива, они представляют собой определенную экономию языковых усилий при порождении речи, так как для заполнения номинативных лакун, возникших в данном языке, используются готовые единицы чужого языка. В то же время потеря прежних ассоциативных связей, существовавших в языке, из которого они заимствованы, влечет за собой и потерю возможно присущей заимствованным словам в языке-источнике мотивированности, что соответственно вызывает существенные трудности при распознавании их смысла в процессе восприятия речи. Заимствование как процесс использования элементов одного языка в другом таким образом обусловлено лингвистически диалектически противоречивой природой языкового знака: его произвольностью как разрешающей заимствование силой и непроизвольностью как препятствующим заимствованно фактором. Этим, по-видимому, и объясняется то обстоятельство, что процесс заимствования в современном английском языке, как, впрочем, и в русском языке, по имеющимся данным, весьма непродуктивен и в количественном отношении значительно уступает таким описанным выше процессам номинации, как словообразование и семантическая деривация. Сказанное не означает, однако, что доля заимствований в современном английском языке непредставительна. Заимствованные приблизительно из 50 языков мира лексические единицы составляют почти 70% словарного состава английского языка и включают пласты лексики, заимствование в различные исторические эпохи и под влиянием различных – исторических, географических, социальных, экономических, культурных и т.д. – условий развития и существования английского языка. Будучи результатом длительного исторического взаимодействия языков, заимствование как процесс и заимствование как результат этого процесса представляют собой значительный интерес для истории языка, в рамках которой получают детальное освещение причины и языки-источники заимствований, пути, формы и типы заимствований, а также те преобразования, которые претерпевает заимствованное слово в языке, его заимствовавшем. Для синхронных лексикологических штудий заимствования интересны прежде всего тем, какое влияние они оказывают на системное устройство лексики данного языка, а также своим особым, в случае сохранения ряда генетических характеристик, статусом в заимствовавшем их языке. Это влияние наиболее очевидно тогда, когда в процесс заимствования втягиваются не только отдельные единицы, но целые группы слов, между которыми в языке-источнике существовали определенные отношения. Явным случаем, когда наличие связей между словами в языке-источнике релевантно и для заимствующего языка, являются деривационные связи. Значительное число заимствований английского языка (напр., rural 'сельский' -L. ruralis от rus, ruris 'деревня, пашня, поле', cardiac 'сердечный' – Gk. kardiakos от kardia 'сердце', filial 'сыновний, дочерний'– L. filialis от filius 'сын, дочь' и многие другие) оказываются в языке-источнике генетически производными и характеризуются структурно-семантической зависимостью и выводимостью. При условии заимствования обоих членов таких словообразовательных пар деривационные отношения между ними сохраняются и в заимствующем их языке. Например: gloss 'глосса, заметка на полях; толкование' – glossary 'глоссарий, словарь', dynasty 'династия' – dynastic 'династический' и др. В результате группового характера заимствований и многочисленности взаимосвязанных тем или иным типом отношений заимствованных слов в английском языке имеет место не только пополнение подсистемы простых и производных слов (казалось бы, наиболее естественный результат при заимствовании). Возникает значительное число морфологически членимых единиц, чья комплексность хорошо ощущается носителями английского языка, и в итоге происходит формирование новых словообразовательных моделей. Таким образом существенно расширяются как сам состав морфем английского языка, так и его деривационные возможности. Интересна жизнь заимствованных слов в заимствовавшем их языке. Многие из заимствований под влиянием системы, в которую они вошли, претерпевают значительные фонетические, грамматические и даже семантические изменения, приспосабливаясь, таким образом, к фонетическим, грамматическим и семантическим законам данной системы. Процесс ассимиляции может быть настолько глубоким, что иноязычное происхождение таких слов не ощущается носителями английского языка и обнаруживается лишь с помощью этимологического анализа. Это особенно верно, например, для скандинавских и ранних латинских заимствований типа get 'получать', skill 'умение', sky 'небо', skirt 'юбка', skin 'кожа', they 'они'; street 'улица', school 'школа', gall 'ссадина, натертое место', mat 'мат, ковер, циновка' и др. В отличие от полностью ассимилировавшихся и усвоенных заимствований частично ассимилировавшиеся и неассимилировавшиеся иноязычные единицы сохраняют следы своего иностранного происхождения в виде фонетических (напр., garage [ gæ’ra:Z ], chaise-longue [Seiz ′ lo:n ], chic [Si(:)k ], chronic ['krOnik]), грамматических (напр., ед. ч. datum, nucleus, antenna -mh. ч. data, nuclei, antennae) и семантических особенностей (напр., taiga, tundra, rouble, knout и другие заимствования из русского языка, обозначающие чуждые англичанам реалии и понятия). С целью адекватного их описания в толковых словарях английского языка лексикографами широко используется энциклопедическая информация, сообщающая о местах распространения, формах существования, способах применения и т.д. обозначаемых объектов и явлений. и Так, при толковании слов taiga, tundra наряду с указанием родовой ^характеристики и дифференциальных признаков, позволяющих увидеть специфику и отличие данных реалий по сравнению с наиболее близкими и известными носителям английского языка реалиями, даются указания климатической зоны, географического ареала: taiga - swampy coniferous forest of Siberia, beginning where the tundra ends; tundra - treeless plain characteristic of arctic and subarctic regions. Описание заимствованных в английский язык названий денежных единиц типа rouble также предполагает указание как на то, что это денежная единица, занимающая определенное место в общей системе денежных единиц, так и на страну, в которой она находится в обращении: rouble – see money table: 100 kopecks, USSR. Знание этой информации необходимо для действительного усвоения у семантики подобных заимствований. Следует отметить в заключение значимость заимствований в отдельных пластах лексики, прежде всего в общенаучной и специальной терминологии разных отраслей науки и техники. § 3. СЛОВАРНЫЙ СОСТАВ КАК СИСТЕМА ЛЕКСИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ Возникшие в результате номинативной деятельности говорящих простые и комплексные наименования, закрепленные традицией и воспроизводимые в процессах речевого общения, образуют своеобразную для каждого языка тесно спаянную систему, или лексический инвентарь языка. В этой системе лексические единицы не существуют изолированно, но формируют многочисленные и разнообразные множества на основании различных типов связей и отношений, существующих как между отдельными единицами, так и между множествами, группами лексических единиц. Все многообразие связей лексических единиц можно свести к двум типам: парадигматическим и синтагматическим. Парадигматические связи возникают между однородными лексическими единицами, обладающими тем или иным общим признаком. Это могут быть связи по смыслу, во многом обусловленные отношениями между обозначаемыми соответствующими лексическими единицами явлениями действительности (ср. объединения конкретной лексики "названия животных", "названия частей тела", "названия растений", "названия средств передвижения" и многие другие); это могут быть связи деривационные (ср. brother 'брат' – brotherly 'братский' - brotherhood 'братство'; motherly 'материнский',womanly 'женственный' и др., объединяемые общностью корня или суффикса) и т.д. Парадигматические связи, предполагающие некоторое общее свойство у взаимосвязанных единиц и одновременно обязательную их противопоставленность по какому-то иному признаку, обеспечивают выбор нужной единицы в процессе порождения речи. Синтагматические связи – это отношения в линейных комбинациях лексических единиц, отношения элементов, выстраивающихся в определенной последовательности друг за другом в потоке речи. Это по своей природе сочетаемостные отношения лексических единиц, противопоставленных в речевой цепи. Некоторые синтагматические отношения приобретают в языке устойчивый характер: таковы отношения между компонентами слов, отношения в устойчивых словосочетаниях и фразеологических оборотах (напр,, take one's chance 'воспользоваться случаем', a bee in one's bonnet 'причуда, навязчивая идея', a dull dog 'скучный, нудный человек' и др.). Вся совокупность парадигматических и синтагматических отношений в их разнообразных и многочисленных проявлениях (см. подробнее главу V) определяет взаимосвязанность лексических единиц и тем самым системность словарного состава языка. Однако, разделяя общий для всех языков принцип системности, лексика конкретного языка, в том числе и английского, обнаруживает свою, только ей присущую, своеобразную сеть отношений между лексическими единицами. Эта специфика системной организации вытекает из особенностей самого состава лексической системы (ср., напр., при универсальности родственных, связей существование в английском языке одного обозначения родственников как по линии мужа, так и по линии жены - father-in-law, mother-in-law, которым в русском языке эквивалентны два слова: свекор "отец мужа", тесть "отец жены", свекровь "мать мужа", теща "мать жены" и многие другие), из своеобразия номинации, прежде всего несовпадения способов и средств обозначения (ср. сложные слова taxi-driver, teakettle, panic-monger и др. в английском языке и эквивалентные им в русском суффиксальные образования таксист, чайник, паникер). Значительную роль в своеобразии системной организации лексики играет специфика сочетаемости лексических единиц (ср. англ. take a train, a bus, a ship (дословно: 'взять поезд, автобус, пароход') и соответствующие им в русском языке сесть в поезд, в автобус, на пароход). Своеобразию лексической системы языка способствует ее подвижность, постоянное появление каких-то новых единиц (и новых значений), вытеснение устаревших, утративших свою актуальность единиц, изменение продуктивности способов номинации и другие диахронические процессы. Синхронное состояние словарного состава, т.е. его состояние на каком-то, в нашем случае современном, этапе его развития, есть результат всех предшествующих этапов его существования и отражает всю сложность и противоречивость его Многовековой истории. §4. СЛОВО КАК ОСНОВНАЯ ЕДИНИЦА ЛЕКСИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ ЯЗЫКА В реестре лексических единиц наиболее значимая роль принадлежит слову. "Не случайно, – отмечает А.И.Смирницкий, – человеческий язык нередко называют языком слов: ведь именно слова, в их общей совокупности, как словарный состав языка, являются тем строительным материалом, без которого немыслим никакой язык; и именно слова изменяются и сочетаются в связной речи по законам л грамматического строя данного языка. Таким образом, слово выступает как необходимая единица языка и в области лексики (словарного состава), и в области грамматики (грамматического строя), и поэтому слово должно быть признано вообще основной языковой единицей: все прочие единицы языка (например, морфемы, фразеологические единицы, какие-либо грамматические построения) так или иначе обусловлены наличием слов и, следовательно, предполагают существование такой единицы, как слово" (5,20 -25). Однако, несмотря на центральный статус слова среди языковых единиц и его психическую реальность для говорящих, вследствие которой они не испытывают серьезных затруднений при выделении и отождествлении слов в потоке речи, дать определение слова невероятно трудно. В настоящее время существует множество определений, среди них немало предложенных лингвистами, работающими на материале английского языка, но нет ни одного общепризнанного и универсального. В истоках всех трудностей определения слова лежит, во-первых, то, что слово - многосторонняя, многоаспектная единица. В нем пересекаются, образуя единое целое, но не совпадая друг с другом, фонологические, морфологические, семантические и синтаксические свойства. Соответственно попытки дать определение слова исходя из какого-либо одного критерия - фонологического, морфологического, семантического, синтаксического – неизбежно приводят к односторонности, неполноте и в общем итоге неадекватности определения. См., например, определение, предложенное Ч.Хокеттом: "Слово, таким образом, есть любой сегмент предложения, ограниченный последующими точками, в которых возможна пауза" (13, 166. - Пер. наш ). Данному определению созвучно определение слова, предложенное советским лингвистом П.С.Кузнецовым: "Звуковая последовательность, могущая быть ограниченной паузами любой длины, есть звуковая последовательность, которая содержит по крайней мере одно самостоятельное слово" (4, 75). В этих определениях учитывается фонетическая форма слова, возможность его выделения на основе пауз и не находят отражения другие характеристики слова, не менее для него существенные, например содержательные. (Кроме этого, фонетические определения могут строиться на основе ударения, структуры слогов, ограничений сочетаемости слогов, интонации.) Но и обращение к содержательным критериям не дает удовлетворительного определения. Многие ученые отмечают, что не может быть чисто семантического определения лингвистической единицы, так как ни одна лингвистически значимая единица не может быть определена на семантических основаниях без обращения к другим лингвистически более значимым критериям. Человеческий язык в целом способен выражать сложные идеи посредством простых единиц и простые идеи часто в очень длинных единицах. Соответственно определения слова, которые исходят из выражения словом понятия, оказываются неадекватными, тем более, что далеко не все слова в языке связаны с понятиями (ср. междометия -ой, эх, ай и др.). Слово может быть определено и грамматически – морфологически или синтаксически. В первом случае ориентируются на морфологическую форму слова, точнее, его цельнооформленность, которая, по мнению А.И. Смирницкого, предложившего этот критерий, "выявляется в специфических особенностях внутреннего строения слова сравнительно со строением словосочетания, в особенностях, которые определяются меньшей законченностью и оформленностью частей слова сравнительно с частями словосочетания, т.е. с отдельными словами" (5, 39). Ведущим признаком слова становится его морфологическая парадигма. В другом случае главное внимание отводится позиционной самостоятельности слова (ср. "Минимальная свободная форма есть слово" (1, 187), способности выступать в качестве отдельного односоставного предложения (ср. "Предельное, неделимое дальше предложение" (10,10), способности перемещаться (ср. "Слово – это минимальная единица значения, реализуемая определенной последовательностью фонем и способная перемещаться в пределах предложения" (7, 201). Казалось бы, выход из возникающих трудностей определения слова и соответственно преодоление односторонности определений следует искать в разработке такого определения слова, которое учитывало бы все существенные свойства слова. Предложенное А. Мейе определение слова как ассоциации определенного значения с определенным звуковым комплексом, способной к определенному грамматическому употреблению, есть, на наш взгляд, попытка учета семантических, фонетических и грамматических характеристик слова. Но, и это второй, весьма существенный источник трудностей определения слова, не все слова в языке в одинаковой степени обладают теми или иными свойствами. Например, наряду со знаменательными словами, которым свойственна позиционная самостоятельность, есть служебные слова - частицы, предлоги, союзы, которым позиционная самостоятельность, как правило, не присуща. Вариативность характеристик - фонетических, морфологических, семантических, синтаксических и т.д. - слова не позволяет определить слово путем перечисления наиболее существенных его свойств. Эта вариативность лежит в основе выделения в лексической системе языка единиц центральных, обладающих всем набором соответствующих характеристик и поэтому в наибольшей степени Противопоставленных друг другу и четко разграничиваемых, и единиц промежуточных, периферийных, образующих пограничные, переходные случаи. Таковы, например, вспомогательные слова в современном английском и других языках, приближающиеся в своем функционировании к формообразующим морфемам, но сохраняющие корреляцию с полнозначными глаголами. Следствием их промежуточного статуса является противоречивость аналитических форм, представляющих собой одновременно формы одного слова и сочетания слов (ср., например, аналитические формы глаголов в современном английском (I have read; They didn't go), русском (Он будет читать) и других языках, сравнительную и превосходную степени прилагательных и наречий, также образуемые с помощью вспомогательных слов (англ. more beautiful, most sincerely; рус. самый грамотный) и др.). Даже такая формальная характеристика слова, как его написание, или орфографическая форма, оказывается варьируемой. Ср. разные возможности написания в английском языке одного и того же выражения -looking glass 'зеркало', looking-glass и lookingglass, что не позволяет использовать данный формальный показатель, в частности слитность или раздельность написания, столь важные при определении границ слова в формализованных описаниях и получившие распространение в области машинного перевода, с достаточной степенью надежности. Помимо вариативности характеристик у слов различного типа в одном языке разработать единое универсальное определение слова не удается и потому, что в разных языках фонетические, морфологические, синтаксические и другие свойства слова не совпадают. Слова в одном языке характеризуются по отношению к словам другого языка определенным своеобразием, отчего определения слова, применимые для одного языка и основанные на отражении существенных свойств слов данного языка, не адекватны при описании слов другого языка. В славянских языках, например, слово является морфологически оформленной единицей и благодаря флексиям в этих языках очевидна лексико-грамматическая отнесенность слова, которая рассматривается как один из основных признаков слова, входящий в предельный минимум признаков, характерный для слова. В современном английском языке со свойственной ему бедной, неразвитой морфологией и подобных английскому языках морфологические приметы слова и его лексико-грамматическая отнесенность принадлежат к второстепенным признакам и вряд ли войдут в определение слова. Аналогичным образом в определение слова в русском языке вводится такая его характеристика, как недвуударность, т.е. невозможность слова, если оно не безударно, иметь более одного основного ударения (ср. даже такие многосложные слова в русском языке, как: экзаменациóнный, империалистứческий, полукилометрóвый, чаевóдческий, планиметрứческий и др., в которых имеется только одно ударение, или слова типа ракèтостроéние, плòдоовощнóй, взаừмопонимáние, где есть два ударения - основное и второстепенное). В английском языке с его разветвленной системой заимствованных из разных языков слов достаточно широко представлены слова с двумя и более основными ударениями, особенно в подсистеме префиксальных слов, сложных прилагательных, аффиксальных и сложных существительных и т.д. Например: díshármony, dísestáblish, díspróve, ứnpreméditated, ántemeridian, ánticlérical, ánticyclónic, kínd-héarted, cléar-héaded, snów-whíte, éwe-lámb, sélf-góvernment, ríver-bánk, etc. На почве многочисленных трудностей у некоторых исследователей возникает сомнение в возможности дать общее определение слова. Рассмотрение слова как исходного фундаментального понятия в теории языка, принадлежащего к числу неопределяемых, постулируемых явлений, для которых возможны лишь рабочие определения, никоим образом не претендующие на полноту и законченность, не означает, однако, отказа в конкретных исследованиях от оперирования данным понятием. "Слово несмотря на все трудности, связанные с определением этого понятия, – писал Ф. де Соссюр, – есть единица, неотступно представляющаяся нашему уму как нечто центральное в механизме языка" (6, 143) и все остальные единицы неизменно рассматриваются по отношению к словам: фонемы – как единицы, дифференцирующие слова, морфемы – как их составляющие, словосочетания и предложения – как состоящие из слов. Слово, таким образом, является связующим звеном всей языковой системы. Такая ведущая роль слова в языке обусловлена его функциями. Основное назначение слова – называть, именовать предметы и явления окружающего нас мира, элементы психической и эмоциональной деятельности человека. Одновременно слово – строительный материал для других слов, словосочетаний и для высказываний, в которых осуществляется общение между людьми. Коммуникация, нужды которой призван обслуживать язык, связана и обеспечивается наличием и функционированием слов – этих главных составляющих лексическую систему языка, а они благодаря своей полифункциональности и довольно легкой транспозиции то в морфему, то в часть словосочетания, то в предложение становятся наиболее универсальными и в то же время специфически организованными языковыми единицами.

Причины

уществуют разные причины, благодаря которым в русском языке появилось большое количество заимствованных слов. Их принято разделять на языковые причины и неязыковые. Если носители языка уже имели определенное обозначение понятия или вещи, но при этом стремились конкретизировать его или придать ему новые семантические нюансы, то это значило, что заимствование из других языков произошло по языковым причинам. Таким образом в русском языке появились слова – мотель (вместо гостиницы), круиз (вместо морского путешествия). Слова же, которые появились в нашем языке вследствие развития торговли, контактов с другими народами, освоением различных технических новинок возникли из-за неязыковых причин. Например, такие слова, как – актер, афиша, режиссер, пистолет, валюта, макароны, новелла. Именно неязыковые причины послужили поводом для огромного количества заимствований в русском языке. Если языковые причины стали источником появления различных дополнительных слов в русском языке, таких, как – синонимы, антонимы, то неязыковые причины становились основой для возникновения новых слов, обозначающих новые предметы, «пришедшие» к нам из других стран.