31. Конфронтация Москвы и Петербурга в конце 18 века.

Уже отмечалось, что царевич Алексей и Петр II хотели вернуть столицу в Москву. «Знаю, — говорил Петр I противникам своего дела, — что вы чувствуете отвращение к Петербургу, я помру, и возвратитеся в вашу возлюбленную Москву...» Многие московские бояре, переселившиеся по приказу Петра в новую столицу, «легко признавались в том, что часто желали, чтобы Петербург ушел под воду». По свидетельству М.Ломоносова, Москва была пленена «злодейской вольностью». И хотя Елизавета и Екатерина II укрепили и продолжили сделанное Петром, оппозиция курсу европеизации сохранялась на протяжении всего XVIII века; естественно, что исходила она от «порфироносной вдовы», которая надолго стала убежденной противницей европеизированного варианта русской культуры и противопоставляла ему, как будто бы «нерусскому», сложившийся в средние века и упорно консервировавшийся в Москве «истинно русский» и «единственно русский», с точки зрения патриархальных московских мыслителей, строй отечественной культуры. Екатерина Великая исходила из убеждения, что «Россия есть европейская держава», и потому закономерно, что Петр «ввел нравы и обычаи европейские в европейском народе». Но при этом продолжательница дела Петра прилагала всемерные усилия к тому, чтобы европейское просвещение приняло в России русский облик. В одном из ее писем читаем: «Было время, в которое приказано было все заимствовать у датчан, потом у шведов, потом у немцев, но уские кафтаны таковых тел малых не были впору колосу нашему и долженствовали исчезнуть, что и збылось».

Один из самых фанатичных защитников старых порядков и противник Екатерины московский князь M.Щербатов начинал свое рассуждение «О повреждении нравов в России» с прямого заявления, что «на нынешнее состояние отечества» он взирает как человек, «воспитанный по строгим древним правилам», а с этой точки зрения происходящее в стране есть «совершенное истребление всех благих нравов, грозящее падением государству». Виной всему — перемены, учиненные Петром, который, «подражая чужестранным народам... тщился ввести познание наук, искусств и ремесел». Совершенно очевидно, что тут имелся в виду Петербург. Есть у князя и другая статья «Прошение Москвы о забвении ея», где он прямо противопоставляет Москву Петербургу и призывает государыню вернуть столицу в Москву: «Средоточное местоположение среди Империи моего града было бы удобным к скорейшему дохождению всех известий до правительства», «вельможи бы... более нутренность страны познали и нужды бы народные известнее им были», а кроме того, «вельможи, быв отдалены от порта, не имея только удобности получать чужестранные товары, самым сим сластолюбие и роскошь их стеснится, а пример их, воздействуя и над прочими, повсюду сие зло, вкрадшееся в Россию, сократит».

История показала, однако, что повернуть историю вспять невозможно; петербургское Просвещение определило дальнейший ход развития страны, хотя антипетербургская оппозиция не только сохранится, но и будет укреплять и развивать свои атаки на Град Петра как на цитадель и символ движения России к высотам европейской цивилизации.