§ 8. Влияние добросовестности на размер ответственности

Подобно другим кодификациям, проект обязательственного права знает случаи, когда добросовестность служит основанием для смягчения ответственности лица. Конечно, и здесь задача законодателя не в том, чтобы устанавливать награду за добросовестность, но лишь предупреждать по возможности нарушение правильного течения хозяйства, устранять такие последствия, которые не могли иметься в виду <158>, так что их наступление вредно отразилось бы на том хозяйстве, которого они коснулись бы.

--------------------------------

<158> Ср.: Шв. об. пр. 64: nicht in gutem Glauben war oder doch mit der Ruckerstaitung rechnen mussie.

С этой точки зрения лицо, добросовестно получившее от кого-либо имущество или имущественную выгоду без законного на то основания, отвечает не в размере убытков того, из чьего имущества произошло поступление, но только в размерах наличного обогащения (ст. 116, 1168 и др.).

Если добросовестность не служит для законодателя основанием награждение лиц, ее проявивших, то обратно недобросовестность нередко влечет за собой известные неблагоприятные последствия: законодательство борется с недобросовестностью как вредным для общественной жизни фактом. Этот мотив виден, например, в ст. 1170: если лицо недобросовестно воспользовалось чужим имуществом или услугами по несуществующему или недействительному обязательству, оно отвечает по правилам о вознаграждении за вред, причиненный недозволенными действиями. Точно так же если лицо присваивает себе чужое имущество, его ответственность определяется более строгими правилами о недобросовестности владения, причем ответственность не смягчается даже в том случае, если имущество после присвоения погибло или повреждено вследствие случайного события: ответственность не имеет места только тогда, если удастся доказать, что гибель или повреждение имущества произошли бы от того же события и при нахождении имущества во владении потерпевшего (ст. 1188). Сюда же следует отнести ст. 1038: страхователь соблазнился возможностью застраховать имущество свыше его действительной стоимости; ст. 1038 постановляет, что если это сделано недобросовестно, страхование считается недействительным, так что всякие права страхователя погибают, но за страховщиком сохраняется право на премию. По поводу того же страхового договора проект (ст. 1029) постановляет, что умолчание или неверное сообщение страхователем (или его представителем) об обстоятельствах, им известных и могущих иметь существенное значение для установления условий договора, дает страховщику право отступиться от договора, но если страховщик знал или должен был знать об этих обстоятельствах или имел (либо должен был иметь) о них правильные сведения, он не вправе отступиться от договора (ст. 1030). Также по ст. 1025 договор страхования, действие которого распространяется по соглашению сторон на предшествующее его заключению время, признается недействительным, если при его заключении страхователю было известно, что несчастье, от которого имущество застраховано, уже наступило или страховщику было известно, что возможность сего несчастья уже миновала. Страховщик в первом случае сохраняет право на премию, а во втором обязан возвратить ее страхователю.

Эта категория норм, далеко не исчерпанная предыдущим перечнем, построена на простых, понятных соображениях и особых объяснений не требует.

В заключение отметим лишь один случай, не подходящий под указанную в начале этого параграфа рубрику, но близкий к ней тем, что извинительное неведение известных фактов делает в этом случае положение лица более благоприятным.

Мы имеем в виду ст. 33, устанавливающую обязанность лица, оспаривающего действительность договора как заключенного под влиянием ошибки, возмещать другой стороне отрицательный интерес. Правда, ст. 33 ни одним словом не упоминает о добросовестности другой стороны как необходимом условии применения содержащегося в этой статье правила. Из объяснений к соответствующей ей ст. 66 Общих положений 1903 г. видно, что это условие подразумевалось составителями само собой; касаясь обязанности оспаривающего договор вознаграждать другую сторону за убытки, редакторы прибавляют: "...если, конечно, эта последняя (сторона) действовала добросовестно, т.е. во время заключения договора не знала о последовавшей ошибке". В кн. V проекта 1899 г. ст. 33 прямо упоминала об этом условии: "...сторона, оспаривающая действительность договора как заключенного под влиянием ошибки, обязана, если впала в таковую по собственной вине, возместить убытки, понесенные другою стороною, разве бы последняя во время заключения договора знала об ошибке". В литературе уже отмечалось, что исключение последней фразы в позднейших редакциях статьи является ее ухудшением <159>, и с этим нельзя не согласиться. Оставлять такое важное и необходимое условие не выраженным в тексте закона нет никаких оснований <160>.

--------------------------------

<159> Покровский И.А. // Вестн. гр. права. 1904. N 1, 90. В том же месте проф. Покровский возражает против того, что возмещение убытков ставится в зависимость от вины заблуждавшегося, и отдавал в этом отношении предпочтение § 122 Герм. улож.; последнее замечание теперь принято во внимание, и упоминания о вине ни ст. 29, ни ст. 33 проекта не содержат.

<160> Ср.: Шв. об. пр. 26.

Мы закончили рассмотрение важнейших случаев признания проектом обязательственного права принципа доброй совести. Сопоставление относящихся сюда норм позволяет признать, что этот принцип получил в проекте довольно видное значение, и в этом одно из достоинств проекта. Лозунг "Не обманешь - не продашь" и подобные ему при современном развитом гражданском обороте перестают быть выгодными даже для отдельного лица, причина тому кроется в сложности и взаимной зависимости отношений, в которых каждый состоит, так что проведение названных лозунгов в одном из отношений неблагоприятно отражается в других отношениях. Если брать не отдельное лицо, а общество, интересы оборота, то пагубное действие недобросовестности становится еще более очевидным. Это особенно сказывается в области обязательственного права, где доверие - основа всех правоотношений. Разумеется, одно провозглашение принципа в законе еще не служит гарантией, что он привьется к быту, получит действительное осуществление в жизни. Не лишено справедливости мнение <161>, что сложность современного оборота, господствующие в нем принципы свободной борьбы за право и уважение к свободе человеческой личности препятствуют созданию действительных средств для борьбы с недобросовестностью. Однако, с другой стороны, нельзя все-таки отрицать и воспитательного значения закона. Это соображение заставляет внимательно и с надеждой отнестись к более широкому и последовательному проведению идеи доброй совести в нашем проекте и ждать оздоровления гражданского оборота, в котором ныне, по довольно единодушному признанию, далеко не все обстоит благополучно.

--------------------------------

<161> Синайский. II. 39. Пр. 2.