Приложения:
Приложение № 1. Русская народная сказка «Вершки и корешки».
Поехал мужик в лес репу сеять. Распахал землю, тут к нему медведь подходит и говорит:
— Ты зачем в моем лесу репу сеешь? Я тебя съем за это!
— Не ешь меня, - говорит мужик, я с тобой поделюсь: тебе все вершки, а мне - корешки.
Согласился медведь.
Пришла осень, поехал мужик за репой, отдал медведю вершки, погрузил на телегу корешки и собрался на базар репу продавать. А медведь и говорит:
— Дай твои корешки попробовать.
Попробовал и как зарычит:
— Обманул ты меня, мужик, твои корешки сладкие, в следующий раз я их себе возьму, а тебе вершки достанутся.
Согласился мужик, да посеял на следующий год пшеницу. Приехал собирать, а медведь его уже ждет. Отдал мужик корешки, а сам поехал хлеб молотить. Грызет медведь корешки - невкусно. Понял он, что опять мужик его обманул, и запретил ему в лесу сеять.
С тех пор мужик в поле сеет, а медведь мед да малину собирает.[28]
Приложение № 2. Методы селекции.
1.Искусственный отбор — сохранение необходимых человеку организмов и устранение, выбраковка других, не отвечающих целям селекционера. Селекционер ставит задачу, подбирает родительские пары, производит отбор потомства, проводит серию близкородственных и отдаленных скрещиваний, затем проводит отбор в каждом последующем поколении. Искусственный отбор бывает индивидуальным и массовым. Среди перекрестноопыляющихся растений обычно проводится массовый отбор в нескольких поколениях до тех пор, пока интересующий признак достигнет возможно большей степени выраженности. Сорт получается генетически неоднородным, и поэтому отбор время от времени повторяют.
При индивидуальном отборе от потомства каждой особи в ходе самоопыления растений или близкородственного скрещивания животных (инбридинг — англ. «in» - внутри «breeding» - разведение) получают чистые линии — группы особей, гомозиготных по исследуемым признакам. В каждом следующем поколении в соответствии со вторым законом Менделя половина потомков гетерозигот становятся гомозиготами, к 7—8-му поколению достигается практически 100% уровень гомозиготности. Инбридинг резко снижает жизнеспособность и плодовитость, но вместе с тем закрепляет новые полезные признаки. В чистых линиях признаки проявляются наиболее полно.
После получения чистой линии отбор перестает действовать вследствие однородности популяции (ее гомозиготности).
2.Гибридизация — процесс получения новых генетических комбинаций у потомства для усиления или нового сочетания ценных родительских признаков. Гибридизация лучших чистых линий дает неоднородность сорта по генотипу и материал для дальнейшего отбора. Гибриды между чистыми линиями по ряду признаков существенно превосходят родительские особи. Объясняется это тем, что их генотип в соответствии с первым законом Менделя объединяет все нормально функционирующие доминантные гены родителей. Этот эффект получил название гетерозиса, или гибридной силы. На явление гетерозиса в первом поколении гибридов растений указывал еще в XVIII в. почетный академик Петербургской академии наук, немецкий ботаник И. Кельрейтер. Интенсивное применение гетерозиса в селекции началось только в 1930-х годах.
Инбридинг — близкородственная гибридизация, применяется для выведения чистых линий. Недостаток — угнетение жизнеспособности.
Аутбридинг — отдаленная гибридизация, сдвигает норму реакции в сторону усиления признака, появление гибридной мощности (гетерозиса). Недостаток — нескрещиваемость полученных гибридов.[19]
Метод гаплоидов.
На специальных средах ученые выращивают растения из клеток пыльцевых зерен. Гаплоидный набор пыльцы искусственно делают диплоидным, в результате организм становится гомозиготным сразу по всем генам. Экономятся годы селекционных работ при получении чистых линий.
Метод гибридизации соматических клеток использует процедуру слияния протопластов — клеток растений, утративших свои оболочки с помощью обработки специальными ферментами. Таким путем удается преодолевать межвидовые и даже межродовые барьеры. Разработаны методы, позволившие получить гибриды неделящихся В-лимфоцитов с опухолевыми клетками мышей — гибридомы, они продуцируют антитела, необходимые в диагностике и лечении болезней человека, и обладают способностью к неограниченному делению.
3.Искусственный мутагенез.
В природных условиях мутации происходят очень редко. Для того чтобы повысить разнообразие исходного генетического материала для селекции, количество мутаций у исходных видов искусственно увеличивают, используя различные мутагены: ультрафиолетовые и рентгеновские лучи, гамма-излучение, тепловые и быстрые нейтроны, ряд специальных химических мутагенов. Этот метод применим в основном только для растений и микроорганизмов. Подавляющее большинство возникающих мутаций снижают жизнеспособность, но иногда появляются и такие мутации, которые представляют интерес для селекции. В редких случаях мутантные растения сразу обладают желаемыми качествами, обычно для получения нужных признаков мутанты подвергаются гибридизации и отбору.
Сорт яровой пшеницы "Новосибирская-67" выведен на основе мутантной формы, полученной при облучении рентгеновскими лучами семян сорта "Новосибирская-7". Методом мутагенеза выведен известный на Украине сорт "Киянка". Оба эти сорта имеют короткую и утолщенную солому, предохраняющую от полегания в период уборки.
4. Клонирование.
Клоном называют потомство одной клетки, полученное неполовым путем. Все потомки в клоне генетически идентичны.
У одноклеточных микроорганизмов клонирование — основной способ размножения.
У растений широко распространено вегетативное размножение, его можно рассматривать как способ клонирования. Растение можно клонировать, вырастив его из одной соматической клетки.
Существует метод искусственного получения растений на основе явления регенерации. Из культуры клеток или тканей многих растений оказалось возможным сразу выращивать полноценные растения с желаемыми свойствами. Так, если требуется усилить солеустойчивость растения, то в питательную среду добавляют увеличенное количество соли. Выжившие клетки формируют солеустойчивый клон. Отбору в данном случае подвергается не целое растение, а только отдельные клетки. Не выходя из лаборатории, ученый может провести отбор у тысяч растений.
У некоторых беспозвоночных также несложно получать клоны. Так, если зародыш морского ежа на ранней стадии дробления искусственно разделить на бластомеры, то из каждого разовьется морской еж. Клонами являются также организмы, размножившиеся партеногенетически, а у людей — однояйцевые близнецы.
В последнее десятилетие активно изучается возможность искусственного массового клонирования уникальных животных, ценных для сельского хозяйства. Основной подход заключается в переносе ядра из диплоидной соматической клетки в яйцеклетку, из которой предварительно удалено собственное ядро. Яйцеклетку с подмененным ядром стимулируют к дроблению (часто электрошоком) и помещают животным для вынашивания. Таким путем в 1997 г. в Шотландии от ядра диплоидной клетки из молочной железы овцы-донора появилась овечка Долли. Она стала первым клоном, искусственно полученным у млекопитающих. Это достижение принадлежит Яну Вильмуту и его сотрудникам. Вскоре в других странах были получены клоны телят, мышей и прочих животных.
Однако говорить о массовом клонировании животных преждевременно. Эффективность клонирования крайне низкая: манипуляции с яйцеклеткой в условиях in vitro (вне организма), особенно замена ядра, нарушают сложную и хрупкую организацию яйцеклетки, поэтому среди клонов высок процент различных врожденных аномалий. При клонировании овец из 236 попыток успех был только в одном случае, да и то относительный: по комплексу физиологических параметров Долли состарилась уже к моменту достижения размеров взрослой овцы. Ненамного лучшими были результаты и у последователей Вильмута. Таким образом, целесообразность массового клонирования животных вызывает серьезные сомнения.
5.Клеточная инженерия — совокупность методов конструирования клеток нового типа на основе их культивирования, гибридизации и реконструкции. Методы клеточной инженерии лежат в основе ряда биотехнологических процессов, широко применяются в селекции растений и животных.
6.Генная инженерия - совокупность методов конструирования новых генотипов организмов.
7.Полиплоидия.
Генотип многих культурных растений содержит более двух наборов хромосом — они полиплоидны. Некоторые полиплоиды обладают быстрым ростом, высокой урожайностью, повышенной устойчивостью к действию неблагоприятных факторов. Высокие характеристики достигаются многократностью набора доминантных генов, контролирующих проявление благоприятных признаков (их полимерией). Дублирование ДНК защищает организм от повреждения мутациями.
Природный полиплоид мягкая пшеница содержит в генотипе шестикратный набор хромосом родственных злаков, твердая пшеница — четырехкратный. Полиплоидными являются и другие сельскохозяйственные культуры: картофель, хлопчатник, овес, садовая земляника, люцерна, некоторые сорта гречихи, ржи, сахарной свеклы и подсолнечника. Селекционеры Японии научились выращивать триплоидную форму арбузов, не имеющих семян (кратность нечетная, хромосомы остаются без пары и не конъюгируют, мейоз нарушается). Для этого они скрещивают особи с тетраплоидным и диплоидным набором.
У покрытосеменных культур 30—35 % составляют полиплоиды, среди них у злаковых трав эта доля еще больше — 70 %.
В северных широтах и высокогорных районах полиплоиды составляют 80% растений. [4]
Приложение № 3. Колхицин
Колхицин — C22H25NO6, алкалоид.
Колхицин выделяется из растений семейства мелантиевых. Наиболее известный источник колхицина — безвременник осенний (зимовник) Colchicum autumnale L.
Применение колхицина для получения полиплоидных форм растений:
Является сильным антимитотиком, связывающимся с белком тубулином, образующим микротрубочки, и, вследствие этого, блокирующим деление клеток на стадии метафазы. Применяется для получения полиплоидных форм растений и кариотипирования. C 1970-х годов используется в селекции фаленопсисов и других орхидных.
В медицине колхицин используют для лечения подагры (для уменьшения боли) и профилактики амилоидоза при семейной средиземноморской лихорадке. [13]
Приложение № 4. Карпеченко Георгий Дмитриевич
Имя Георгий в переводе с греческого - земледелец, буквально: «землетруженик», «землеработник». Нарекли в семье Карпеченко им самого младшего сына, родившегося 3 мая (21 апреля) 1899 года в Вельске, мама Александра Александровна (в девичестве Плотникова) и отец Дмитрий Тимофеевич. Они воспитали шестерых детей. Отец был землемером, служащим удельного округа. Сам Георгий Дмитриевич часто называл себя крестьянским сыном, объясняя, что в науку пришел от земли.
В большой, дружной, необычайно гостеприимной семье чиновника удельного округа Коллежского Советника Карпеченко росли и воспитывались семеро детей (по некоторым данным – шестеро [32]).
В семье Карпеченко была традиция – при рождении ребенка в саду садили рябинку – оберег – дерево стойкое и очень красивое. В саду росли рябинки: Николая, Натальи, Веры, Леонида, Елены, Георгия, Маруси.
Все дети получили домашнее образование, принимали активное участие в ведении домашнего хозяйства. Каждый ребенок имел свою собственную цветочную клумбу, и овощную грядку. В саду осенью традиционно устраивался веселый праздник урожая, с гостями, подарками за успехи в труде.
О детских годах Георгия Карпеченко рассказала в своем письме писателю Анатолию Шварцу младшая сестра Елена Дмитриевна:
«Я помню наши с ним игры в саду – там было хорошо, деревья, кусты крыжовника, клумба, гамак, стол… На деревьях - скворечники. Каждую весну Гоша с папой вешали их, а потом прилетали скворцы. Где-то в кустах пела малиновка. У каждого из нас было по дереву рябины, где мы делали гнезда, изображая птиц. Часто Гоша представлял себя ястребом, летал по двору кругами и стремительно снижался, прижав руки к бокам, на меня…
Вельск стоит на возвышенности, и спуск к лугу, к реке весь покрыт летом крапивой. В ней мы ловили кузнечиков. Часто в азарте ловли я падала в крапиву и с плачем выбиралась с его помощью. Бежали к ключу (вода холодная, бежит из колоды), и Гоша лечил меня, прикладывая листья подорожника…
Спускались к ручью, он весь в осоке с крупными незабудками. Через него – скользкие брёвна. А в воде – какие-то мальки, скользят жуки-водомеры, лежат ручейники, улитки, летают стрекозы – большие, коричневые с голубым и мелкие голубые бабочки. Всё зелено, ярко, на лугу – масса цветов, одуряющий запах, жаворонок поёт и луговая пеночка. Там было чудесно, а может, это детство… Родной дом?
Ведь я до сих пор помню ощущение прохлады влажной глинистой дорожки среди высокой луговой травы, когда, сбросив сандалии, мы бежали купаться к реке, а там чистый песок и полосы от ракушек, и чистая вода, и в ней отражаются кусты ивы. А за рекой – лес, и солнце, и голубое небо…
Вполне понятно, что Гоша стал биологом, ведь и братья любили охоту и рыбную ловлю, и всё, что связано с красотой природы, и папа понимал и приучал нас к ней.
Всё, что наберём, несли домой и распределяли по банкам и коробочкам – и всё это трещало и квакало по вечерам, а днем пела папина канарейка. У Гоши были две черепахи – Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна, иногда он пускал их погулять. Помню наше горе, когда они куда-то пропали.
У брата Лёни – он учился в Медицинской академии – в бане была лаборатория, где делались чучела птиц, собирали коллекции жуков, лягушек – там пахло эфиром, хлороформом… Но туда нас пускали только со старшими.
Помню, около бани была черемуха, сидел на цепи коршун, я его очень боялась.
Помню диких уток с подрезанными крыльями, гуляющих по двору, плавающих в корытах, филинов в клетке (страшно кричали ночами), куропатку, живущую у сестры, и зайца, нашего с Гошей питомца, большого драчуна, удравшего через решетку – сбил её лапой…
Всё это приносили из леса братья, у них были чудесные охотничьи собаки – наши друзья, которые были членами нашей семьи. Мои братья и сестры все учились в Вологде. Гоша уехал туда совсем маленьким…
Я страшно любила каникулы, было шумно, весело. Гоша играл на кларнете, потом на виолончели, старший брат – на скрипке, сестры – на пианино, устраивали концерты и спектакли. Играл и Гоша, и часто пел. Уже взрослым, когда у него было хорошо на душе и всё было хорошо, он лохматил густые волосы обеими руками и, потирая ладони, весело смеялся.
Маме, наверное, было трудно в эти дни каникул, ведь на ней - весь наш дом, но она у нас была поразительная – умная, серьезная, редко ласковая, зато ласка её была для нас очень дорога.
Папа очень любил Гошу, много уделял ему времени и, по-моему, они были большими друзьями.
По вечерам мама иногда читала нам Толстого «Детство», «Отрочество»… А как удивительно пахнут в детстве книги! Мы с Гошей часто нюхали… Помню, много после, когда Гоша принёс мне «Жизнь растений» Тимирязева и сказал, чтобы я начала читать, моё какое-то настороженное, и в то же время боязливое чувство – доступна ли она мне? И гордилась, что стала взрослой, ведь я собиралась ехать учиться дальше, и, конечно, в первую очередь понюхала её… Но запах был уже не тот – детство кончилось».[1]
А вот что написала жена ученого Галина Сергеевна: "Георгий Дмитриевич очень любил природу: поля, леса и всех зверушек. Он мне рассказывал, как один раз пошел на охоту со своими старшими братьями и там застрелил птичку, после чего он зарылся в стог сена и там долго и горько плакал, и больше уже никогда на охоту не ходил". [32]
Гошина любовь к природе, пытливость, страстное увлечение чтением с детства предопределили путь биолога Георгия Дмитриевича Карпеченко.
А вот что написала жена ученого Галина Сергеевна: "Георгий Дмитриевич очень любил природу: поля, леса и всех зверюшек. Он мне рассказывал, как один раз пошел на охоту со своими старшими братьями и там застрелил птичку, после чего он зарылся в стог сена и там долго и горько плакал, и больше уже никогда на охоту не ходил".
Десятилетним отроком Георгий поступил в Вологодскую гимназию, которую окончил в 1917 году с серебряной медалью. [32]
«Аттестат зрелости
Дан сей сыну Коллежского Советника Карпеченко Георгию Дмитриевичу вероисповедания православного, родившегося в городе Вельске Вологодской губернии тысяча восемьсот девяносто девятого года, апреля двадцать первого дня в том, что он, вступив в Вологодскую гимназию шестнадцатого августа тысяча девятьсот девятого года при отличном поведении обучался по двадцать девятое апреля тысяча девятьсот семнадцатого года и окончил полный восьмиклассный курс, при чём обнаружил нижеследующие познания:
Предметы гимназического курса
Закон Божий – 5;
Русский язык с церковно-славянским и словесность – 5;
Философская Пропедевтика – 4;
Законоведение -5;
Латынский язык – 5;
Математика – 5;
Математическая география – 5;
Физика – 5;
История – 4;
География – 4;
Французский язык – 4;
Немецкий язык – 5;
Средний – 4 и 2/3 балла.
Отметки, выставленные в Педагогическом Совете на основании §74 Правил об испытаниях, утвержденных г.Министром Народного Просвещения 12 марта 1891 г.»[1]
Будучи студентом Тимирязевской академии, Георгий совмещал учебу с работой. Часто приезжал в Вельск, преподавал естествознание в Вельской школе. Принимал участие в работе кружка по естественной истории. Сохранилось его заявление о регистрации 30 определенных им растений Вельского уезда.
Увлеченный учебой, одержимый в науке, верящий в свою мечту, трудолюбивый и любознательный юноша, занимаясь любимым делом, чувствовал себя счастливым. Даже в годы гражданской войны, когда приходилось голодать, недосыпать, мерзнуть, уныние не посещало его. Он чувствовал себя счастливым, когда до мелькания в глазах склонялся над окуляром микроскопа, когда копал и полол свои опытные делянки, когда с трепетом и надеждой глядел на всходы. На его юношеском пути встречались только добрые, талантливые учителя. Георгий Дмитриевич всегда с глубокой благодарностью вспоминал своих первых наставников - профессора С.И. Жегалова и А.Г. Николину.
Необычность научной биографии Карпеченко еще и в том, что великое открытие сделал не седовласый профессор, даже не аспирант, а студент-выпускник.
Юноша ставит опыт, который становится делом его жизни. А жизнь поначалу оборачивается к Георгию только нарядной стороной, удачливостью. Вельское детство, московская учеба, дружба и сотрудничество с Н.И. Вавиловым, поездки по странам Европы, где он с большим достоинством представляет успехи советской биологии, встречи с зарубежными учеными, работа на кафедре генетики и селекции. Наконец, Рокфеллеровская стипендия и стажировка в Калифорнии у выдающегося Т.Г. Моргана. Возвратившись на родину из Америки, Георгий Дмитриевич убежденно говорит: "За границей любопытно побывать, вдохновиться, но дело делать надо дома". 33-летнему ученому предлагают руководство кафедрой генетики в Ленинградском университете.
В 34 года Карпеченко без защиты диссертации стал доктором биологических наук.
В 20-х и начале 30-х годов советская генетика занимала ведущее место в мире. В это благодатное время Георгий Карпеченко и стал одной из ярких величин в созвездии великих.
В личной жизни тоже все было удачно. Георгий Дмитриевич очень любил свою маленькую семейку - жену Галину Сергеевну и дочь Валю. Галина Сергеевна, в совершенстве владевшая английским, помогала с переводами. В дочери он души не чаял, а на лекциях перед студентами шутливо представлял ее: "А дочь моя - двойной рецессив, голубоглазая и белокурая". Галина Сергеевна писала: "очень любил детей и всегда с удовольствием общался с ними. Когда он стал преподавателем в Ленинградском университете, то он необычно тепло относился к своим студентам".
Со своими студентами и аспирантами Карпеченко дружил. После лекций они провожали любимого профессора до Невского. Иногда шли в кафе "Север", где Георгий Дмитриевич угощал их кофе с пирожными. Его приезд в Старый Петергоф, где шли экспериментальные работы на опытном участке, был для всех настоящим праздником. Осенью устраивали арбузный пир, пели, шутили, ласково называя Георгия Дмитриевича КАПРЕДЧЕНКО. Сочинили "Гимн генетиков", а Н.И. Вавилов пел на мотив северных частушек: "То ль капуста, то ли редька:" На выпускном студенческом вечере в 1939 году Карпеченко душевно выступил и пожелал ребятам личного счастья, что для тех лет было необычно. В памяти учеников и соратников он остался мудрым ученым, отзывчивым другом и навсегда молодым человеком. [32]
Приложение № 5. Детское Село
Город в России в составе Пушкинского района Санкт-Петербурга.
Имел следующие названия:
Са́рская М́ыза — 1710 — конец 1710-х
Са́рское Село́ — конец 1710-х — август 1724
Благове́щенское — август — сентябрь 1724
Са́рское Село́ — сентябрь 1724 — 1780-е
Ца́рское Село́ — 1780-е — 1917
в 1808 — 1820-х — одновременно Софи́я
Солда́тское Село́ — октябрь 1917 — 1918
Де́тское Село́ (имени Урицкого) — 20 ноября 1918 — 9 февраля 1937
Пу́шкин — с 9 февраля 1937.
Город является крупным центром сельскохозяйственной науки. Здесь располагаются большое количество научных центров и лабораторий: Северо-западный Научный центр Российской Академии Сельскохозяйственных наук; Всероссийский научно-исследовательский институт генетики и разведения сельскохозяйственных животных; Всероссийский научно-исследовательский институт защиты растений; Всероссийский научно-исследовательский институт сельскохозяйственной микробиологии; Всероссийский научно-исследовательский Государственный институт растениеводства им. Вавилова (Пушкинский филиал); Научно-исследовательский институт химической мелиорации почв; Научно-исследовательский институт экономики и организации сельскохозяйственного производства Нечерноземной зоны РФ; Научно-исследовательский институт проектирования энергоснабжения; Агрофизический НИИ (АФИ) (Пушкинская площадка); Научно-исследовательский институт механизации и электрификации сельского хозяйства; научное учреждение Ленинградская плодово-овощная опытная станция. [25]
Приложение № 6. Дом Вавилова
Дом построен архитектором А. X. Кольбом в Царскосельском Отдельном парке, против Фридентальской колонии, высочайше пожалован 10 апреля 1875 года врачу-гомеопату, надворному советнику Василию Васильевичу Дерикеру — лечащему врачу великих княгинь Марии Павловны и Александры Иосифовны, жены великого князя Константина Николаевича, владельца Павловска. С 1881 года, после смерти Дерикера, участком владели его дочери — София и Мария Дерикер. В 1889 году дом перешёл к новому владельцу - Марии Васильевне Черниковой. В 1894 г. участок купила жена потомственного почетного гражданина Анна Родионовна Синева, которая в 1900-е годы перестроила существовавший дом и была его владелицей до 1917 года.
С 1918 по 1922 год в этом доме располагался детский дом. [8]
Приложение № 7. Барулина Елена Ивановна
Письма Елены Ивановны к Николаю Ивановичу не сохранились, воспоминаний современников очень мало, ее личных воспоминаний нет, единичны и фотографии.
Научное наследие Е.И.Барулиной очень весомо: статьи, монографии, среди которых «Культурная флора» - любимое детище Вавилова и свидетельство состоятельности ученого-«вировца», ставшего настоящим знатоком и монографом культуры. Таким знатоком культуры чечевицы была Елена Ивановна. После нее в нашей стране так и не сформировался специалист, ученый, знающий эту культуру так же досконально, как знала она. И еще об одном свойстве ученого с очевидностью свидетельствуют труды Барулиной - постоянном большом кропотливом последовательном труде. Это было присуще всем сподвижникам Вавилова. Вряд ли на орбите такого мощного светила могли удержаться спутники, неспособные к движению в сходном с ним ритме.
В 1931 году Елена Ивановна перешла в лабораторию генетики, которой руководил Г.Д. Карпеченко. Совместно с Е.А. Домбровской она продолжает изучение генетики чечевицы. Они начинают проводить скрещивания чистых линий 32 разновидностей, принадлежащих к двум подвидам чечевицы. При этом было показано, что эндемичные формы из древних центров происхождения (Афганистан, Индия, Эфиопия) характеризуются в основном доминантными генами; формы, распространенные на периферии ареала возделывания (в основном страны Средиземноморья) несут рецессивные гены.
Е.И. Барулина в 1939 году ушла из института в возрасте всего 44 лет. Мучавший ее с молодости полиартрит с возрастом стал невыносим. Да, и обстановка в ВИРе в то время не способствовала творческому плодотворному труду. После ареста Вавилова Н.И. большинство сотрудников ВИР прекратили контакты с ней, боясь преследований НКВД. Этот период одиночества и неизвестности был, наверное, самым страшным в ее жизни. В октябре 1940 года она ездила в Москву хлопотать об освобождении мужа и с огромным трудом попала на прием к главному прокурору СССР Берии.
Вот отрывки из письма Елены Ивановны Главному прокурору СССР:
«Академик Николай Иванович Вавилов является крупнейшим специалистом по сельскому хозяйству в целом, по растениеводству и в особенности по селекции, известным не только в СССР, но и за границей. Одаренность, совершенно сверхъестественная работоспособность, настойчивость в разрешении поставленных перед собой задач, в соединении с необычайной эрудицией ставят его на большую высоту не только среди русских растениеводов, но и среди ученых зарубежных стран, признающих его превосходство и отдающих дань ему в сотнях писем, ежегодно получаемых им со всех концов света, с просьбой о консультации и помощи в научных исследованиях. Будучи неутомимым путешественником, бесстрашным исследователем, он изучил культурные растения четырех континентов… нередко с риском для жизни он проникал в труднодоступные районы, совершая географические подвиги, с единственной целью - добыть для наших селекционеров все, что могло иметь значение для нашего социалистического земледелия…
…Всего им собрано свыше 200 000 образцов по главнейшим культурным растениям. Все эти сортовые богатства дали в руки селекционеров огромный капитал, которым не обладает ни одна страна в мире….
Прекрасный организатор, Н.И. Вавилов умел заставить своих сотрудников работать, он заражал их своим энтузиазмом, работоспособностью. До поздней ночи горели лампы в кабинетах института, шла упорная, всегда напряженная работа коллектива, охваченного одной общей идеей - дать Советскому Союзу лучший материал, который обеспечит борьбу за высокий урожай, освободит страну от импорта технического и лекарственного сырья, поднимет сельское хозяйство на недосягаемую высоту. Сам Н.И. Вавилов работал по 20 часов в сутки изо дня в день, из года в год, не пользуясь ни разу ни отпуском, ни домом отдыха, не оставляя своей творческой работы даже в поезде, в машине… …Разносторонние всеобъемлющие работы Н.И. Вавилова высоко поднимают знамя советской науки. Это - гигант в области мирового растениеводства. Каждый селекционер знает свою культуру, но Н.И. Вавилов знает все культуры. Благодаря своим громадным знаниям и опыту, благодаря своей исключительной преданности Стране Советов, он смело синтезирует работу армии советских селекционеров и участвует в великом строительстве, в организации социалистического земледелия. Недаром один из советских академиков, характеризуя Н.И. Вавилова, сказал о нем: «Я знаю Вавилова со студенческих лет, знаю Западную Европу и могу сказать, что равного Вавилову по эрудиции, по энергии, по сумме им сделанного, я не знаю в Европе и желать от отдельного лица чего-то большего, значит, предъявлять требования сверхчеловеческие, значит желать чудес».
Ответа не последовало.
В мае 1941 года Е.И. Барулину с сыном пригласила жена Г.Д. Карпеченко, арестованного в феврале, провести лето на даче ее отца в Подмосковье (этим же летом Карпеченко был расстрелян). Приглашение семьи опального академика этими мужественными людьми, по сути, спасло им жизнь. На даче в Ильинском их застала война и прямо оттуда в начале августа 1941 года они смогли эвакуироваться в родной для Елены Ивановны Саратов. Останься они в Ленинграде, неизвестно, что могло бы их ожидать: еще до войны Елену Ивановну могли сослать в ссылку как жену репрессированного, а во время войны вряд ли институт стал бы заниматься их эвакуацией; выжить же в блокадном Ленинграде она не смогла бы, так как была уже больным человеком.
В Саратов же вскоре был этапирован и Николай Иванович. Живя поблизости от мужа, Елена Ивановна ничего не знает о его судьбе, не знает, что он рядом в Саратове. Было трудно, голодно: Барулиной (инвалиду I группы) отказали в пенсии как жене «врага народа»; на продуктовые иждивенческие карточки выдавали 300 г черного хлеба на человека. И при всей трудности военного времени она отправляла продовольственные посылки для мужа в Москву. Однако еще трудней была полная неизвестность. Имя Николая Ивановича исчезает из науки, его не цитируют, на него не ссылаются. О том, что он умер в саратовской тюрьме, Елена Ивановна узнала только в 1944 году.
После войны Елена Ивановна не оставляет усилий по возвращению доброго имени своего мужа: она пишет письма, звонит, стучится порой в закрытые двери. До сих пор появляются свидетельства той неустанной борьбы. Но только по прошествии нескольких лет после смерти Сталина, изобличения Берия, обращения Елены Ивановны к генеральному прокурору с ходатайством о реабилитации Николая Ивановича, после многочисленных писем его друзей и соратников, обращения мировой научной общественности в 1955 году приходит извещение о реабилитации.
Умерла Елена Ивановна в селе Болшево под Москвой 9 июля 1957 года, к сожалению, так и не дожив до триумфального, в масштабах всего Земного шара, возвращения Николаю Ивановичу Вавилову его светлого имени, признания и славы. Возвращения теперь уже навсегда. [5]
Приложение № 8. Добжанский Феодосий Григорьевич
Феодо́сий Григо́рьевич Добржа́нский (Добжа́нский) — русский и американский генетик, энтомолог, один из основателей синтетической теории эволюции.
Родился в 1900 году в Немирове. Отец Добжанского был учителем математики и происходил из шляхетского рода. Мать была дальней родственницей Ф.М.Достоевского. В 1910 году семья Добжанских переезжает в Киев. Обучаясь в школе, Феодосий Григорьевич увлекается коллекционированием бабочек и принимает решение стать биологом. С 1917 до 1921 года Добжанский учится на естественном отделении физико-математическом факультета Киевского университета. С 1921 по 1924 году был аспирантом кафедры зоологии Украинской академии наук. В эти годы Феодосий Григорьевич познакомился с цитологом и цитогенетиком Г.А. Левитским, во многом благодаря которому у Добжанского появился интерес к генетике.
В 1924 году он переезжает в Ленинград, где в 1924—1927 работает ассистентом на кафедре генетики и экспериментальной зоологии ЛГУ, а в 1925—1927 также и ученым специалистом Бюро евгеники и генетики, Комиссии по изучению производительных сил России (КЕПС) АН СССР. Всего к моменту переезда в США Добжанский опубликовал 35 научных работ по энтомологии, генетике и зоотехнике.
В 1927 г. Добржанский получает стипендию Фонда Рокфеллера и уезжает в США во всемирно известную лабораторию Т. Моргана в Колумбийском университете. На следующий год он вслед за Морганом переезжает в Калифорнийский технологический институт. В 1931 году Добжанский принимает окончательное решение остаться в США. В 1936 году он становится полным профессором.[11]
Приложение № 9. Известные учёные, связанные с ВИРом:
Р. И. Аболин — геоботаник и почвовед
С. М. Букасов — ботаник
1926—1941 Е. В. Вульф — ботаник, флорист и биогеограф, специалист в области исторической географии растений
1925—1962 П. М. Жуковский — ботаник, академик ВАСХНИЛ, в 1951—1962 годах — директор ВИР
1925—1941 Г. Д. Карпеченко— генетик, известный своими работами в области отдалённой гибридизации
В. Г. Конарев — академик ВАСХНИЛ (1978) и РАСХН, доктор биологических наук, профессор, руководитель отдела молекулярной биологии.
1952—2008 А. А. Альдеров — генетик, Заслуженный деятель науки Республики Дагестан, доктор биологических наук, профессор.
Н. А. Максимов — ботаник, академик АН СССР
К. И. Пангало — ботаник
М. П. Петров — ботанико-географ и физико-географ
1927—1940 М. Г. Попов — русский и украинский ботаник
М. А. Розанова — ботаник
Б. А. Федченко — ботаник
И. Г. Эйхфельд — селекционер
С. В. Юзепчук — ботаник, специалист по картофелю [6]
Приложение № 10. Взаимоотношения Н.И.Вавилова и сотрудников ВИРа.
А что вспоминают о вавилонском “управлении” коренные вировцы?
Жизненный уклад ученого годами оставался неизменным. Если его не вызывали по делам в Москву, то, как правило, в десять-одиннадцать утра Николай Иванович Вавилов появляется в вестибюле института со своим до отказа набитым портфелем. Здороваясь, никогда не перепутает и не забудет имени-отчества сотрудника, с удовольствием перебросится дружелюбной шуткой со старым приятелем — институтским привратником. Похоже, что он вовсе не торопится усесться за свой директорский стол. Охотно заходит в читальный зал просмотреть свежие поступления или забежит на несколько минут в какой-нибудь отдел (“Вы знаете, что в Чили вышла книга по хлопчатнику? Не слыхали? Так поспешите в библиотеку и прочтите сегодня же!”). Потом беседы с сотрудниками, аспирантами, приезжими гостями, во время которых из-за высоких белых дверей директорского кабинета плывет густой баритон и раздается без различия возраста и должности обращение “батенька”. (“Видел, видел вашу работу, батенька. Явно удалась. Старайтесь”. Или: “Подготовьте материальчик, батенька, что нового, какие мысли, а мы забежим и вас провентилируем”.)
“Вентиляция” напоминает нечто среднее между экзаменом для профессоров и симпозиумом по всем аспектам изучаемого в отделе растения. Обстановка самая непринужденная, даже с шуточками, но тому, кто не знает литературу, не видит в работе перспектив, приходится туго от прямых беспощадных вопросов директора.
Собрания и заседания в ВИРе с легкой руки Николая Ивановича длятся не более пятнадцати-двадцати минут (исключение делается для ученых советов). Единственное сборище, которое продолжалось подолгу, — обед, или, точнее сказать, ужин, ибо начинался он не раньше семи вечера. Обедать к себе домой директор тащил не только сотрудников, приехавших с опытных станций (“Ну где же Вы, батенька, сыщете себе прокорм в такое время?”), но и ленинградцев-вировцев, с кем не успел договорить или решить какое-нибудь институтское дело. Тут за столом дебатировались все проблемы подряд: от новейших биологических теорий до хозяйственных промахов на отдаленной станции. Посетители засиживались до полуночи, зато все остальное время хозяин дома считал уже своим личным: с двенадцати ночи, усевшись в кабинете, начинает он просмотр новой литературы, работу над очередной монографией, сборником, статьей.
Летом программа несколько меняется, но не перестает быть столь же насыщенной. В шесть утра Вавилов уже шагает по росным полям опытной станции в Детском Селе под Ленинградом и громко выражает свое удивление, если в этот, мягко говоря, ранний час не застает на делянках руководителя эксперимента, А если события переносятся на опытную станцию ВИРа куда-нибудь на юг — Отрада Кубанская, Майкоп, Дербент, — то директор института не стесняется поднимать научных сотрудников и пораньше. “Жизнь коротка, друзья, завтра в четыре утра прошу пожаловать...”
В годы вавиловского директорства такой напряженный ритм жизни никого не удивлял.
“Сижу я как-то в конце августа 1928 года в институте, — рассказывает генетик А. И. Купцов. — Смеркалось. Зажег лампу. Вдруг входит Николай Иванович: “Милый мой, мне для “Земледельческого Афганистана” нужно снять веточку масличных крестоцветных. Доставьте-ка их из Детского Села”. — “Хорошо, говорю, завтра они у вас будут”. — “Да не завтра, а сейчас надо!” — “Но ведь скоро девять часов, в Детском Селе я буду в десять-одиннадцать, вернусь около полуночи, даже за полночь, кто же будет фотографировать в это время?” — “А я уже договорился с Александром Сидоровичем (фотографом), он обещал к утру все сделать”. — “Ну, тогда хорошо”. Еду в Детское. Разыскиваю и бужу нужных сотрудников, зажигаем фонари, едем на коллекцию. Веточки выбраны, срезаны, доставлены фотографу. Часам к десяти утра Вавилов рассматривает готовые снимки и доволен, они сразу же идут в цинкографию. Вот при таком темпе работы за месяц-два был создан капитальный труд “Земледельческий Афганистан”".
В 20—30-х годах в Ленинграде такая “трудовая” ночь казалась вполне естественной. “Работали мы не по часам, — вспоминает одна из старейших учениц и сотрудниц Николая Ивановича Е. А. Столетова. — Часто, проходя мимо здания ВИР, можно было видеть и в двенадцать, и в час ночи освещенные окна: в это время Николай Иванович и сотрудники работали по своему доброму желанию. Мы не любили выходных дней. В выходные мы старались проникнуть в здание института с черного хода. Бывший комендант здания Яковлев ворчал на нас: “Хоть бы в выходные дни посидели дома да отдохнули...” Я вспоминаю, как, бывало, поздно вечером Николай Иванович прибежит к нам в отдел и кричит: “Ну, переплетчики, что нового у вас? Рассказывайте!” А то вбежит с корзиной пирожных, уговаривает: “Берите больше, самые свежие, только из кондитерской” .
Е. А. Столетову дополняет вировец К. И. Пангало: “Характерной спецификой Института растениеводства времен Николая Ивановича была особенная праздничная атмосфера, общее бодрое, приподнятое настроение у коллектива сотрудников; не могу сказать про других, но я всегда уходил домой по окончании работы с каким-то светлым и радостным чувством”.
Что же такое пленяло учеников в облике учителя?
В институте знали: директор любит ВИР. Даже не любит, а скорее, влюблен, страстно влюблен в это главное произведение своей творческой жизни: в идеи, в людей, в стены института. Даже в далеких экспедициях, бродя по Африке, поднимаясь в Кордильеры, директор продолжал думать о своем дорогом ленинградском детище. В тот день, когда великолепный многопалубный “Леконт де Лилль” готовился выйти из Марселя, чтобы плыть к берегам Африки, и когда пассажир второго класса профессор Вавилов, казалось бы, мог думать только о вожделенной Эфиопии, он отправил в Ленинград открытку, где были, между прочим, такие слова: “Держите знамя института, храните его от посягательств с чьей бы то ни было стороны. Жив буду, привезу новые гены” . Так было всегда. Ни впечатления увлекательных путешествий, ни трудности дальних дорог не заслоняли от Николая Ивановича его милого детища.
Когда из Африки, Азии или Америки запрашивал он о судьбе института, письма его становились по-отцовски нежными и гордыми. “Издали еще виднее, дорогие друзья, что дело делаем... Мир баламутим. И к сути дела пробираемся. Институтское дело большое и всесоюзное и всемирное” , — писал он в 1932 году из Перу. А еще раньше из США: “Ну, как корабль институтский? Идет по волнам? Издали кажется, что идет неплохо. Лишь бы зуду поменьше, чуткости побольше и веры в большое дело” . Но столь необходимой научному организму чуткости в тридцатых годах уже явно не хватало. Непрерывные реорганизации ВАСХНИЛ сказывались и на Институте растениеводства, который входил в состав академии. Письмо Вавилова к своему помощнику, вице-президенту ВАСХНИЛ А. С. Бондаренко, посланное в те же дни, полно неподдельного волнения; тон его почти умоляющий: “Доходят до меня пока не явные сведения тревожные о реконструкции ВИРа. Моя просьба быть бережным с этим, не сомневаюсь, лучшим из мировых учреждений по растениеводству. Без директора удержитесь от ломки. Научные учреждения спаять не легко. Вижу по Америке, как при колоссальных средствах плывут научные корабли без руля и без ветрил”.
Вировцы всегда чувствовали на себе неотступно пристальный, строгий и вместе с тем дружелюбный взгляд шефа. Знали: Николай Иванович может явиться на работу с рассветом, никем не замеченный, он обойдет с подвала до чердака все здание, обнаружит самые тщательно скрываемые непорядки, следы самых искусно замаскированных огрехов. И тогда берегись, недобросовестный! Какое бы высокое положение он ни занимал, ему не спастись от директорского разноса. Правда, само понятие “разнос” носило в вавиловское время несколько иной характер, нежели приобрело в позднейшие исторические эпохи. Представлялось совершенно невероятным, чтобы директор института кричал на сотрудника. Высшая форма начальственного негодования выражалась в том, что Николай Иванович приглашал провинившегося в кабинет и, выразительно глядя в глаза собеседника, тихо, почти шепотом бросал ему: “Мне стыдно за Вас”. Этих слов не на шутку боялись. Они означали, что сделано нечто действительно возмутительное, недопустимое и сотруднику надо срочно исправлять ошибку. Исправляли охотно, без обиды, без надрыва. Это тоже было традицией.
“Николай Иванович сказал...”, “Николай Иванович просил...” — эти слова имели в ВИРе поистине магическую силу. “Очень прошу Вас...” Он не боялся просить, ибо знал, что просьбы его исполняются незамедлительно. По глубочайшему убеждению академика Вавилова, в науке нет места генералам и прапорщикам, творчество уравнивает всех честных искателей. А раз так, пусть даже канцелярская формальность не нарушает этого главного этического закона науки.[23]
Приложение № 11. Исай Израилевич Презент
«Исай Израилевич Презент никогда не изучал биологию. Он окончил в конце 20-х годов трехгодичный факультет общественных наук при ленинградском университете, где естественные дисциплины не преподавались. Тем не менее, Презент решил полем своей философской деятельности избрать биологию. Несколько лет он тщетно пытался пристроиться к какому-нибудь крупному ученому с тем, чтобы в качестве философа теоретически осмыслять чужие научные идеи. Подступался он со своими предложениями и к Вавилову, но Николай Иванович «словесников» не любил, и Презент в ВИРе не задержался.
Для Трофима Денисовича Лысенко такая фигура, как Презент была находкой. Одесский агроном поднимался по общественной лестнице все выше и выше. На новых высотах нужно было закрепляться. Для этого следовало иметь какие-то общие идеи, теоретические взгляды. Надо было явить себя ученым. Если бы не встреча с Презентом в начале 1932 года, Лысенко увял бы на своих делянках точно так же, как увяли и ушли в безвестность многие «новаторы» тридцатых и более поздних годов. Встреча с Презентом все изменила. Дилетант в науке, не знакомый с новыми открытиями в биологии, он легче всего понял взгляды Ламарка. В 30-х годах ХХ столетия они уже отживали свой век. Однако, легкодоступная истина о том, что, изменяя внешние условия, в которых живет растение или животное, мы можем соответственно (адекватно) изменять его наследственные свойства, показалась Презенту наиболее подходящей для философской платформы Лысенко. Ламаркизм не только легко было понять даже профану, он легко вписывался в потребность эпохи. Нарком Яковлев требовал от ученых «революционизировать жизнь животных и растений».
Не забыл Презент и Дарвина: творца теории происхождения видов одобряли классики марксизма. Но так как учения Дарвина и Ламарка не вязались между собой, то философ ввел понятие «творческий дарвинизм» и начал приспосабливать великого эволюциониста к условиям эпохи социализма и коллективизации. Позднее, когда умер Мичурин, Презент добавил в свою философскую окрошку кое-что из работ всеми уважаемого садовода. Сделал он это с присущей ему решительностью. Одобрил в трудах Мичурина все, что ближе всего подходило к взглядам Ламарка, а все остальное замолчал, как будто даже и не заметил. Так были подняты и объявлены гениальными опыты Ивана Владимировича по так называемой вегетативной гибридизации. Одобрения Презента заслужили также ошибочные взгляды Мичурина на решающую роль внешней среды при формировании наследственных признаков. В своих статьях Презент стал утверждать даже, что Мичурин исправил, улучшил Дарвина. Возник термин «мичуринский дарвинизм».
Смысла он никакого не содержал, но выглядел очень политично». [23]
Приложение № 12. Политическая травля генетиков, в том числе Г.Д.Карпеченко
Начиная с 1937 года, положение в советской генетике осложняется. Тучи сгущаются и над головой Карпеченко. Сторонники "творческого дарвинизма" объявляют генетику лженаукой, а генетиков - реакционерами. Н.И. Вавилов и Г.Д. Карпеченко сначала думали, что идет частная дискуссия, что их обвинители стремятся к истине. Николай Иванович даже приглашал лысенковцев в город Пушкин: "Приезжайте, мы вам покажем чудо!" Там уже цвела эфиромасличная герань с двойным набором хромосом, колосилась гибридная пшеница "сарруба", рос крупнозерный ячмень. Только оппоненты не хотели этого замечать. Георгий Дмитриевич скрупулезно проверяет на своих делянках лысенковские опыты по "переделке" озимых в яровые. Все оказалось враньем.
У Карпеченко появляется личный враг. На его светлом пути встает лютый карьерист Презент, опасный и завистливый человек. Презент пытается перетянуть на свою сторону молодых исследователей, внушая им свои идеи, сбивая с толку аспирантов. Он следит за каждым шагом Георгия Дмитриевича и каждый шаг фиксирует. На лекциях профессора Карпеченко постоянно присутствуют две стенографистки. По утрам он теперь садится не за микроскоп, а за составление объяснительных записок и ответов на запросы. Георгий Дмитриевич был талантливым ученым, но ничего не понимал в интригах и кознях и просто не представлял, что интеллигентный человек может быть подлым и низким. Одна за другой появляются злобные статьи Презента против "отсталых ретроградов" генетиков, а книгу Карпеченко "Теория отдаленной гибридизации" он просто раздраконил. Георгий Дмитриевич похудел, осунулся, глаза его выражали недоумение. Но от природы мягкий и деликатный, предать свою науку, пойти против совести не мог. Презент, чувствуя безнаказанность, самовольно удалил его из ученого совета ВИРа. [32]
Вступая в эту борьбу, Карпеченко и не подозревал, с какими столкнется приемами. Презент умел в одной статье, в куцем выступлении разделаться с дюжиной ученых, если эти ученые носили фамилии Вернадский, Филипченко, Вавилов, Кольцов, он распалялся до белого свечения. Никто не уберегся от его карающей длани, ни Мендель, ни Нобелевский лауреат Меллер, ни детский писатель Виталий Бианки.
Главный генетик института Вавилова, главный генетик растений ЛГУ, высоко ценимый в мире, прекрасно образованный, любимый преподаватель студентов университета, во времена объявления генетики лженаукой, конечно же, стал одной из основных мишеней лысенковцев. Кампания против Карпеченко, которую И.И. Презент (идеолог Т.Д. Лысенко) начал в конце 30-х годов, закончилась тем, что кафедра генетики растений ЛГУ в 1940 г. была фактически разгромлена и прекратила существование. А Георгий Дмитриевич был вовлечен в противоестественные для истинной науки трагические дебаты, активно дискутируя с лысенковцами как "формальный" генетик.
В 1935 году Лысенко был избран в члены ВАСХНИЛ. После той сессии они перешли в наступление. Что стало с ВИР’ом! Далеко ушли времена, когда Вавилов писал: "Мы представляем собою спаянную группу"... Изменился ВИР. "Презент почти не выходил из института. Его нахальству не было границ, – вспоминает профессор Е.Н.Синская. – Каждая аспирантская тема, принятая Ученым советом, обсуждалась вторично в общежитии аспирантов... Потом сыпались требования к Вавилову повторно обсудить темы". И Николай Иванович, Карпеченко, Говоров, измотанные дневными заботами, до полуночи сидели на советах, доказывая молодым аспирантам, где свет, где тьма.
"Припоминаю одно из таких особенно ожесточенных обсуждений, – пишет Синская, – Вавилов пришел на заседание совершенно больной, с завязанным горлом. Ему сказали: "Вы бы, Николай Иванович, сегодня не приходили". Он ответил с горечью:
– Не придешь тут! Ну, давайте попробуем еще раз хотя бы немного сдержать эту ораву.
Презент выступил настолько неприлично, что Николай Иванович лишил его слова. Тогда Презент отозвал часть своих сторонников и громко, на весь зал, возгласил: "Идем, организуем обсуждение в другом месте". И вся ватага вышла, резко хлопнув дверью".
Из ВИР’а - в Университет! Он сновал по длинным коридорам, вел доверительные беседы со студентами, внушал, что кафедра генетики – оплот реакции. Трудно было поспеть за Презентом. И как ни старался Георгий Дмитриевич обезвредить его речи, сколько ни выступал на советах, собраниях, Презент успевал опустошить, сбить с толку много молодых умов.
Посерел, осунулся Карпеченко. "На лице его, – пишет Синская, – стало обычным выражение недоумения и ужаса. Откуда все это свалилось? – спрашивали его глаза". С утра он садился не за микроскоп, нет, составлять объяснительные записки! Сочинял докладные, отвечал на какие-то запросы, вопросы... Писал, рвал, мучился, подыскивая какие-то магические, всесильные слова.
В конце 1938 года Карпеченко рискнул на крайний шаг – обратился с письмом в секретарю Ленинградского обкома, члену Политбюро Жданову. Рассчитывая на относительную образованность этого вождя, Карпеченко разъяснил ему суть агротехнических приемов Т.Д.Лысенко и просил прекратить их пропаганду в прессе: "Это опасно для науки и всего сельского хозяйства!" – заключил он письмо, под которым подписались одиннадцать ученых.
Результат сказался быстро. "Весною 1939 года, – пишет Синская, – нас во главе с Вавиловым вызвали в ЦК... Доклад Карпеченко, чье имя стало уже одиозным, вызвал неожиданное одобрение, высказанное несколько удивленным тоном: "Это не так уж глупо и может пригодиться..." Снова воспрянул, возликовал Георгий Дмитрич: теперь уж, по крайней мере, дадут работать.
Увы, не дали, а люди, принимавшие его весной в ЦК, по осени исчезли: "Их смело ветром, который теперь называют "культом личности"", – грустно замечает Синская.
Властью президента Сельхозакадемии Лысенко снял с Выставки Достижений Народного Хозайства всемирно известную работу Карпеченко по межвидовым гибридам, Георгий Дмитриевич не смолчал.
– Это открытие, принадлежащее советской науке, – сказал он на большом совещании, – не допускают на выставку потому, что оно построено на хромосомах... Да поймите вы нас, мы хотим, как и все, приносить пользу нашей стране, мы знаем нашу науку и видим, что она может дать...
Истина всегда в пути и всегда опаздывает. Вавилов это знал. Но смириться, уступить не мог: "От убеждений не откажемся!". И, отстаивая институт, генетику, дело всей жизни, он в каждой речи, в самом кратком выступлении говорил о Карпеченко: "Если вы приедете в Детское Село, мы покажем вам буквально чудо.."
Карпеченко скрещивал уже австралийские виды с американскими и, получив бесплодные гибриды, через год возвращал им цветение, жизнь. На пяти континентах побывал Николай Иванович, знал всех генетиков мира и, казалось, ничем его не удивишь, а тут признал:
– Такого я нигде не видел!
Летом 1940 года Вавилов направил наркому земледелия протест: Лысенко проявил к работе Карпеченко несправедливое пристрастие, самовольно удалил из Ученого совета ВИР’а 14 крупнейших специалистов... Но что мог Вавилов?
"Наркомзем всецело поддерживает научные взгляды академика Т.Д.Лысенко и рекомендует работникам селекционных станций претворять их в своей практической деятельности". Газета "Социалистическое земледелие", орган НКЗ СССР, № 52 от 5 марта 1939 г.
«Вавилон» (так называли ВИР) должен быть разрушен!» - требовал Лысенко. В октябре 1940 года, переждав два месяца после ареста Вавилова, в Ленинград явился сам Лысенко: хотел убедиться лично, дотла ли разрушен его ставленниками Институт растениеводства. Попутно решил просветить профессоров и студентов университета, прочел им лекцию "Что такое мичуринская генетика". И снова аудитория застыла в тяжком изумлении.
Карпеченко уволили с работы, сначала из ВИР’а, потом из Лениградского Университета; неподалеку от его дома в Детском Селе, сменяя друг друга, днем и ночью гуляли по Московскому шоссе два незнакомца. Сомнений не оставалось, дни Карпеченко были сочтены. Это знал ректор Университета, знал Эйхфельд, знали супруги Презент и Поташникова, сотрудники кафедры и газеты, знал это и сам Георгий Дмитрич: "Вы ко мне, пожалуйста, не заходите, – просил он друзей. – Вероятно, скоро придут и за мной".[12]
Приложение № 13. Реабилитация
Реабилитация (юридическая), от лат. rehabilitate, восстановление в правах, восстановление утраченного доброго имени, отмена необоснованного обвинения невиновного лица либо группы лиц из-за «отсутствия состава преступления». Реабилитация отличается от амнистии, помилования полным восстановлением прав и репутации ввиду ложного (неверного) обвинения.
Закон РФ «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18.10.1991 № 1761-1, содержит формулировку, полностью отражающую содержание данного законодательного акта:
За годы Советской власти миллионы людей стали жертвами произвола тоталитарного государства, подверглись репрессиям за политические и религиозные убеждения, по социальным, национальным и иным признакам. Осуждая многолетний террор и массовые преследования своего народа как несовместимые с идеей права и справедливости, Федеральное Собрание Российской Федерации выражает глубокое сочувствие жертвам необоснованных репрессий, их родным и близким, заявляет о неуклонном стремлении добиваться реальных гарантий обеспечения законности и прав человека. Целью настоящего Закона является реабилитация всех жертв политических репрессий, подвергнутых таковым на территории Российской Федерации с 25 октября (7 ноября) 1917 года, восстановление их в гражданских правах, устранение иных последствий произвола и обеспечение посильной в настоящее время компенсации материального ущерба.
Согласно данному законодательному акту (ст.3) подлежат реабилитации:
осужденные за государственные и иные преступления
репрессированные по решению ВЧК, ГПУ, ОГПУ, УНКВД, НКВД, МГБ, МВД, прокуратуры, комиссий, «особых совещаний», «двоек», «троек» и иных органов
подвергнутые ссылке, высылке, направлению на спецпоселение, привлечению к принудительному труду и иным ограничениям прав и свобод
необоснованно помещенные в психиатрические учреждения на принудительное лечение
необоснованно привлеченные к уголовной ответственности с прекращенным по нереабилитирующим основаниям делом
признанные социально опасными по политическим мотивам и подвергнуты лишению свободы, ссылке, высылке без предъявления обвинения в совершении конкретного преступления.
К примеру, подлежат реабилитации лица, осужденные по так называемым контрреволюционным статьям, другими словами — по политическим мотивам, включая «экономических контрреволюционеров», «вредителей». После смерти И. В. Сталина Президиум ЦК КПСС затребовал от правоохранительных органов СССР данные о численности осуждённых за «контрреволюционные преступления». В докладе, представленном в феврале 1954 года генеральным прокурором СССР Руденко, министром внутренних дел Кругловым и министром юстиции Горшениным было сообщено о 3 777 380 осужденных по контрреволюционным статьям с 1921 года по 1 февраля 1954 года, из них к высшей мере наказания были приговорены 642 980 человек, заключены в лагеря и тюрьмы — 2 369 220 человек, к ссылке и высылке — 765 180 человек. Около 2,9 млн человек были осуждены внесудебными органами (коллегией ОГПУ, «тройками» и Особым совещанием), около 900 тысяч человек — судами, военными трибуналами, Спецколлегией и Военной коллегией Верховного Суда. Примерно схожие сведения — 3 778 234 репрессированных и 786 098 расстрелянных были опубликованы в 1990 г. сотрудниками КГБ.
Согласно законодательству России, заявление о реабилитации может подать любое лицо, лично реабилитирумые, член его семьи, общественная организаций, либо стороннее лицо (ст.6).
Всего, по оценкам Генеральной Прокуратуры РФ и комиссии по реабилитации, в СССР и РСФСР «жертвами политических репрессий стали около 32 миллионов человек, в том числе 13 миллионов — в период Гражданский войны», о чём заявил председатель Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий при Президенте РФ Александр Яковлев.
На данный момент в каждом регионе России существует пополняемая книга памяти. [26]
Приложение № 14. Отрывки из книги отзывов и предложений, оставленных посетителями Дома Карпеченко
И.А. ЗАХАРОВ, член-корреспондент РАН, профессор (Москва):
– Через 20 лет мне довелось опять побывать в Вельске. На волне перестройки, в 1989 году возникла идея установить памятник замечательному ученому Г.Д. Карпеченко. Я участвовал в закладке камня. Последующие события и перемены в жизни России сделали, казалось, невозможной реализацию идеи памятника. Для меня в 2009 году было потрясением увидеть установленный памятник Карпеченко. Это второй в России, после Николая Ивановича Вавилова (в г. Саратове), памятник ученому-генетику. Георгий Дмитриевич этого достоин. Спасибо тем, кто смог реализовать замысел.
Н.А. САЛТЫКОВСКАЯ и Т.А. АЛЕКСЕЕВА, родственники Г.Д. Карпеченко:
– Дорогие наши вельчане!
Земной поклон и огромная благодарность вам от представителей семьи Карпеченко за то, что вы храните память о Георгии Дмитриевиче и о наших корнях.
Очень хочется надеяться, что ваше великое начинание поможет вырастить молодое поколение увлеченных, талантливых ученых, которые, возможно, станут гордостью земли русской, как Г.Д. Карпеченко. Спасибо!
Б.Ф. ДМИТРИЕВ, профессор С.-Петербургского государственного морского технического университета:
– 19 июня в г. Вельске произошло, на мой взгляд, во всех смыслах очень важное событие. Мне посчастливилось быть в числе приглашенных, и я как коренной вельчанин горжусь тем, что наконец-то бюст Г.Д. Карпеченко установлен, и тем, что на его открытии присутствовали родственники великого ученого и маститые генетики из Москвы, Питера, других городов России. Такого количества докторов наук и профессоров я в Вельске не видел.
Содержательной, как с научной стороны, так и с информационной, прошла научная конференция. Мне казалось, что я нахожусь в аудитории солидного научного учреждения, а не вельского сельхозтехникума. Участие в ней молодых докладчиков утвердило меня в мысли, что земляки сделали великое дело: они приобщили молодежь к большой науке, а ведь это и есть одна из главных составляющих этого события в моем Вельске.
Т.С. БУТОРИНА, вице-президент Ломоносовского фонда:
– Дорогие мои земляки! Я горжусь тем, что в Вельске организован и активно работает такой центр. Богата наша северная земля талантами во всех областях, но прежде всего в культуре, образовании и науке: Орлов, Мальцев, Кичев… В одном ряду с учеными из других стран, занимавшимися естественными науками на самом высоком уровне исследований, стоит имя нашего Карпеченко. Благодаря энергии энтузиастов сохраняется память об этом великом ученом, его семье. Низкий вам поклон за добрые дела и сохранение исторической памяти о Вельске, его людях.
Т.М. ГУДИМА, старший научный сотрудник Российского института культурологии:
– Родина наша, Россия будет жить и радовать мир потому, что всегда была богата талантливыми людьми. Низкий поклон и великое спасибо тем, кто отдает свои силы и сердца сохранению памяти о выдающихся сынах Отечества во имя развития талантов сегодняшнего и будущего поколений. Именно такие люди создали этот замечательный научно-образовательный центр Дом Карпеченко. Сделано все грамотно, талантливо, с большим уважением и любовью к своему выдающемуся земляку.
Центр должен быть расширен за счет новых помещений, тогда здесь смогут найти себе место и мемориальные вещи семьи Карпеченко, и научные кружки для молодежи. Дом этот должен быть вдохновляющим местом для вельчан и им принадлежать.
Желаю успеха всем, кто создал этот необходимый Вельску центр, счастья вам и исполнения намеченных планов.