Ефим Смагин Месяц (1803)

(Новости русской литературы. – 1803. – Ч.8)

И се! из флеров тихой нощи,

По синим яхонтам небес,

Сквозь частой тополовой рощи

Пленяя зрение очес,

Возходит месяц над водою!

И луч серебряный волною

Лиется долу на предмет:

То слабо вдруг, то устремленно,

То косвенно, то преломленно,

То прямо нам являет свет !

***

О! коль ты кроток и прекрасен,

Светильник мрака и любви!

Прохладен, чист, блистающ, ясен…

Ты мир!- и мир в моей крови

Тебе дивяся возродится.

Ах! вся душа не наглядится

На гордый твой и милый вид!

Катись путем твоим безмерным,

Путем эфирным, гладким, верным…

Да будет дух мой твой Друид!

Какое сердцу наслажденье,

Когда, являясь из-за гор, –

Несешь ты чувствам умиленье,

И очаровываешь взор!

Меж облаков прозрачных, чистых,

В упругих воздухах струистых,

Сквозь легкую завесу сфер –

Для мравиев, как для гигантов,

Из звездных огненных брильянтов

Горишь, как яркий солитер!

***

Взойдешь ли осветить долину,

И бархат черватый лугов…

Лилеи, розы и жасмины,

Благоуханный сонм цветов;

Тут все как будто улыбнется!

Куда твой свет, - куда польется,

Там искры влажныя росы

Как диаманты заблистают;

И мнится на сердце растают

Твои безценныя красы!

***

Мелькнешь ли в безднах Океана,

Катясь в зерцале гладких вод,

Утешишь горлицу Ливана,

Утешишь с нею смертных род –

Для всех несешь твою отраду,

Прольешь небесную прохладу

Полям и нивам на браздах!

Твой свет, в нощи, в лютейши мразы,

Несчетны со сребром алмазы

В Гранландских сыплет в вечных льдах!

***

Светило! что тебе подобно

Доднесь во множестве веков –

Созданье свыше, благородно,

Картина верная богов? –

Так! смертный с чистою душею,

Грядущей мудрости стезею

Подобен свету твоему.

Твой образ – истинно полезна:

Прохлада – кротость в нем любезна:

Отрада – лирный, звучный тон!

Твой блеск – Поэзия гремяща,

Изящна сладостна, паряща

От чувств пред вышний Геликон!!!

Саранск

с.Константиново

Михаил Муравьев Сила Гения

(1785, <1797>)

Любимцы гения от самой колыбели

Прекрасного заемлют нежный вкус,

И водят граций хор и слышат песни муз.

Тьмой разных он путей ведет их к славной цели

И расточает тьму даров:

И плески множества, и почести дворов,

И душ отменных дружбу.

Дыханьем гения тревожится пиит,

И умствует мудрец, и рвется сибарит

Из рук отчаянной любовницы на службу,

И в двадцать лет уже победой знаменит.

Но менее сердит,

Сей гений резвости влагает в пустомелю,

Который при дворе на службе ту неделю

С Темирой томноюна арфе он звенит,

Внушает сказку Мармонтелю

И с Бомарше смешит.

Не может тяжкий труд и хладно размышленье

Мгновенным гения полетам подражать,

И сокровенную печать,

Которая его дает благоволенье,

Нельзя искусству похищать.

Сей огнь божественный, сие одушевленье,

Которое творит, -

Он, он его своим возлюбленным дарит;

Он обращает им все средства в наставленье.

Вергилиев, Корреджев колорит,

Иль поражающий и живописный вид

Природы дикой, мрачной,

Иль сердце нежное, которо тонко спит

Под дымкою прозрачной, –

Всё служит гению. Малейшие черты

Источником ему бывают красоты,

Но со счастливейшим души образованьем,

Когда бы льстился мирт со лавром соплетать,

Сердечный терн быть может дара тать;

Душевно здравие владеет дарованьем.

Ах! если дух тесним страстей обуреваньем

И свет покрыт густою тьмой,

Тогда и гений сам светильник гасит свой.

Воспитанник его, оставленный и сирый,

С расстроенною лирой,

Заросшей странствует тропой.

Соперник дерзостный Албана

Иль Тассов ученик,

Произведет ли он дышащих граций лик

Или Армидин сад в средине океана?

Услышит Духа бурь во песнях Оссиана

Иль с Юнгом, может быть,

Он будет слезы лить.

Но сей покров волшебный,

Который для него природу одевал,

Рукою снят враждебной,

И мир без своего очарованья стал.

Не будет боле он в сени уединенной,

У тока чистых вод,

Взирати, восхищен, на ясный неба свод

И жить с природою, потерян во вселенной.

Без нужды воздыхать, возможно ль петь любовь?

И между тем как томна кровь

Влачится тягостно Меандром,

Изобразит ли он любимую Леандром,

Уединенную священницу любви,

Прекрасну Иро, во крови

У башни, где вела счастливейшу неволю,

С возлюбленным своим делящу горьку долю?

Изобретет ли он волшебный островок

И посреди его лиющийся поток,

Над коим зыблются древесные вершины,

Остановляющий журчание свое

Для восприятия стыдящияся Лины,

И шорох листвия, пужающий ее?

Ах! должно быть природы милым чадом,

И слышать глас ея,

И в полноте вкушать всю сладость бытия.

Коль беден тот, что скорби хладом

Зрел юности цветы поблекшей своея;

Неосторожно свел две сцены жития,

Со утром сумерки, надежды с сожаленьем,

И, чашу роскоши стремительно пия,

Все выпил радости и вместе с вожделеньем!

Счастливый юноша! прекрасной музы друг!

Питомец грации моральной!

Будь доле в обществе небесных сих подруг;

Довольно времени для истины печальной.

Ах! юношества цвет

Уносит резвости, стыдливость, воздыханья,

Как роз благоуханья,

Которые зефир по воздуху лиет.

Не разгоняй сей рой сияющий и звучный

Веселий резвых, легких снов,

Которых общества желал бы философ

В своей пустыне скучной,

Желал бы суетно; меж тем как весь их строй

Сегодня учится в уборной

У Нины непокорной,

Которой рабствует и пастырь и герой.

Приложение 5