28. Сатирические оды Державина «Властителям и судьям», «Вельможа»

Ода Державина «Властителям и судиям» представляет собой переложение псалма. Переложение священного текста показывает обличительный пафос общества, в котором жил Державин. Державин был свидетелем крестьянской войны под предводительством Емельяна Пугачева и, разумеется, понимал, что восстание было вызвано непомерным крепостническим гнетом и злоупотреблениями чиновников, грабивших народ. Служба при дворе Екатерины II убедила Державина в том, что и в правящих кругах господствует вопиющая несправедливость. По характеру своему он был «горяч и в правде черт»; его возмущало злоупотребление властью, неправосудие. Державин, как и многие образованные люди того времени, наивно полагал, что строгое соблюдение законов, установленных в самодержавно крепостническом государстве, может принести мир и покой стране, охваченной народными волнениями. В оде «Властителям и судиям» Державин гневно порицает властителей именно за то, что они нарушают законы, забыв о своем священном гражданском долге перед государством и обществом:  …Ваш долг – спасать от бед невинных,  Несчастливым подать покров;  От сильных защищать бессильных,  Исторгнуть бедных из оков.  Но, по словам поэта, «властители и судии»:  Не внемлют! – видят и не знают!  Покрыты мздою очеса:  Злодействы землю потрясают,  Неправда зыблет небеса.  В оде содержится прозрачный намек на то, что «злодействы» не пресекаются всесильным монархом:  Цари! Я мнил: вы боги властны,  Никто над вами не судья;  Но вы, как я, подобно страстны  И так же смертны, как и я.  Гражданский пафос оды встревожил Екатерину II, которая отметила, что стихотворение Державина «содержит в себе вредные якобинские замыслы». Державин вспоминал: «В 1779 г. был перестроен Сенат, а особливо зала общего собрания, украшенная лепными барельефами. Между прочими фигурами была изображена скульптором Рашетом Истина нагая, и стоял тот барельеф к лицу сенаторов, присутствующих за столом; когда изготовлена была та зала, и генерал прокурор, князь Вяземский осматривал оную, то, увидев обнаженную Истину, сказал экзекутору: „Вели ее, брат, несколько прикрыть“. И подлинно, с тех пор стали от часу более прикрывать правду в правительстве». Обличительная ода «Властителям и судиям» стоит у истоков гражданской поэзии, развитой позднее поэтами декабристами, Пушкиным, Лермонтовым. Недаром декабрист В. К. Кюхельбекер писал, что Державин «был в своей стране Органом истины свободной порочным властителям и судиям» Державин противопоставил людей чести и подвига. В одной из державинских од мы читаем проникновенные строки:  А слава тех не умирает,  Кто за Отечество умрет:  Она так вечно и сияет,  Как в море ночью лунный свет.  По убеждению Державина, цель искусства и литературы – содействовать распространению просвещения и воспитанию любви к прекрасному, исправлять порочные нравы, проповедовать истину и справедливость. Державин подчеркивает национальный характер своего творчества. На этот существенный признак державинской поэзии спустя полвека указывал В. Г. Белинский: «…мы имеем в Державине великого, гениального русского поэта, который был верным эхом жизни русского народа, верным отголоском века Екатерины II». Державин свел поэзию с заоблачных высот, приблизил ее к жизни. Его произведения насыщены множеством реальных примет времени, конкретными подробностями, в которых запечатлелись быт и нравы современной ему эпохи. Державин выражал интересы государства, родины; цари и царедворцы слышали от него порою очень горькую правду. Убедительный пример тому – ода «Властителям и судиям».

Вельможа

Особенно ярко среди таких стихотворений выделяется ода «Вельможа», в которой автор по­пытался нарисовать социальный портрет челове­ка, стоящего близко к трону и назначенного вы­полнять волю государя. «Бичом вельмож» назо­вет впоследствии поэта А. С. Пушкин. И эта ха­рактеристика действительно точно и метко отра­жает сущность всей поэзии Державина. С небы­валой до него художественной энергией громит автор «Вельможи» гордящуюся «гербами пред­ков» «глыбу грязи позлащенной», обряженную в «мароккские ленты и звезды». В стихотворении перед нами во всех красках, во всей своей неприкрытой сущности предстает царский любимец, откровенно грабящий страну и народ, заставляющий страдать ни в чем не по­винных людей.

Автор дает краткую, но исключи­тельно меткую характеристику такого вельможи: Осел останется ослом, Хотя осыпь его звездами; Где должно действовать умом, Он только хлопает ушами. Автору горько сознавать, что судьба возносит на недосягаемую высоту глупца, не имеющего никаких заслуг перед государством: О! тщетно счастия рука, Против естественного чина, Безумца рядит в господина Или в шутиху дурака. И такой «господин» тратит свою жизнь «средь игр, средь праздности и неги». Державинская сатира исполнена гневного чувства. Облеченная в четырехстопные ямбы, которыми раньше писались оды, эта сатира при­няла одическую выразительность и силу. Стре­мясь достучаться до спящего разума вельможи, показать ему настоящую жизнь, поэт использу­ет повторы, усиливающие гневный пафос произ­ведения: «Там воды в протеках текут… там розы средь зимы цветут и в рощах нимфы воспевают». Но для чего все эти блага и красоты? На то ль, чтобы на все взирал Ты оком мрачным, равнодушным, Средь радостей казался скучным И в пресыщении зевал? «Блистают розы и лилеи», а праздный и без­душный вельможа «покойно спит», слепой к страданиям и глухой к голосу жаждущего помо­щи и покровительства народа. Обличительная характеристика царского лю­бимца, забывшего о своем общественном долге, конкретизируется в двух контрастных картинах. Державин рисует роскошный быт «второго Сарданапала», мысли которого заняты лишь тем, Чтоб пурпур, злато всюду взор В твоих чертогах восхищали Картины в зеркалах дышали, Мусия, мрамор и фарфор… Все желание и потребности таких людей огра­ничены тем, чтобы стол был заставлен изыскан­ными яствами, чтобы Токай лил густое вино, а «Левант — со звездами кофе жирный». На фоне этого великолепия и праздности осо­бенно остро ощущается униженное положение людей, зависящих от высокопоставленного вель­можи: А там израненный герой, Как лунь во бранях поседевший… Сидит и ждет тебя уж час! А там — вдова стоит в сенях И горьки слезы проливает, С грудным младенцем на руках, Покрова твоего желает. А там — на лестничный восход Прибрел на костылях согбенный Бесстрашный, старый воин тот… Которого в бою рука Избавила тебя от смерти. А там, — где жирный пес лежит, Гордится вратник галунами, — Заимодавцев полк стоит, К тебе пришедших за долгами. Но спит бездушный «сибарит», которому «миг покоя» «приятней, чем в исторьи веки», не вне­млет он «несчастных голосу». Державин обращает к сибариту гневные слова и требование проснуться и внять голосу совести. Однако существует ли понятие совести для того, кто стремится «жить для себя лишь одного, лишь радостей уметь пить реки»? В представлении та­кого ничтожного человека стыд и совесть — это «слабых душ тревога», для него «нет добродете­ли», «нет Бога». Но поэт уверенно грозит злодею справедливым судом, он убежден в том, что при­дет час расправы, что грянет гром над головами равнодушных глупцов. Вместе с осуждением вельмож в произведении звучит вера в то, что и для нашего государства наступит час, когда царь действительно будет главой, а вельможи — «здравы члены тела», ко­торые «прилежно долг все правят свой». Однако когда наступит это время, поэт, как и любой дру­гой его современник, предвидеть не мог. Г. Р. Державин — крупнейший поэт XVIII ве­ка. Смысл и задачу своего поэтического творчества он видел в том, чтобы правдиво и в ярких крас­ках изображать действительность: «В сердечной простоте беседовать о Боге и истину царям с улыб­кой говорить». Его многообразные поэтические сочинения открыли дорогу дальнейшему разви­тию русской литературы. Не случайно имя этого поэта с теплотой и благодарностью поминалось его поэтическими наследниками, в числе кото­рых был и великий А. С. Пушкин.