От импринтинга к социальному импринтингу

До сегодняшнего дня этот термин используется практически исключительно в биологии, хотя объективно необходимо использование его закономерностей и педагогами, поскольку у человека феномен импринтинга значительно сложнее.

Социальный импринтинг – это то же самое применительно к социальным качествам и программам жизнедеятельности человека.

Б.Ф. Сергеев пишет, в частности: «Запечатление – обязательное условие индивидуального развития всех высших существ. И человек не является исключением. Для того, чтобы ребенок научился различать человеческие лица, он должен в чувствительный период иметь возможность общаться с людьми, видеть их. Такой же период существует и для овладения речью. Если ребенок в течение первых шести лет был лишен возможности слышать голоса людей, наблюдать за речевым общением (а такие случаи известны), позже овладеть речью он не сможет.

Таким образом, запечатление является механизмом экстренной достройки врожденных программ поведения (предрасположенность человеческого мозга к овладению речью тоже генетически запрограммирована), создания пусковых механизмов, которые будут в дальнейшем включать, приводить в действие эти программы, и, наконец, «заучивания» перечня раздражителей, при столкновении с которыми эти программы будут запускаться». (Сергеев Б.Ф. Стать гением. – Л.: Лениздат, 1991, с. 74.)

В данном случае остается всего лишь одна ступень для перехода от человека как биологического существа к субъекту социальной жизнедеятельности, перехода от импринтинга как биологического термина к социальному импринтингу как термину человекознания и обществознания.

Открытие социального импринтинга Гармаевым а.Ц.

Когда находили человеческих детенышей, воспитанных зверями, эти детеныши так и не могли стать личностями и погибали не позднее юношеского возраста, хотя внешние условия были вполне нормальными. Факт был давно известен, но удовлетворительного объяснения не имел. Никто не связывал его с феноменом импринтинга. Открытие принадлежит выпускнику Московского пединститута Гармаеву Анатолию Цаденовичу.

Загадка подросткового «переходного возраста»

Началось с его интереса к загадке подросткового «переходного возраста», когда родители утрачивают в глазах подростков былой авторитет и подросток начинает ориентироваться почти исключительно на мнение своих сверстников. По результатам исследований в различных регионах страны от 87 до 93% подростков обнаруживали в этот период большую озлобленность, жестокость, агрессивность по отношению к окружающим, эгоизм по отношению к взрослым.

За этим стоит и подростковая преступность, особо опасная своей бессмысленностью, беспричинностью, когда группа подростков может искалечить, а то и убить случайного прохожего «просто так». За этим стоит и рост конфликтов между детьми и родителями. Это продолжается около 2 лет (12–14 лет у девочек и 13–15 у мальчиков), а затем проявление этой обостренной отчужденности прекращается без всяких видимых причин. Очень важно обратить внимание на то, что сами подростки не могут объяснить того, что с ними происходит. Они не могут объяснить ни причин своей жестокости, ни причин утраты сочувствия к окружающим. Они не могут объяснить даже сами себе, почему в это время для них так важно мнение сверстников. И если даже очень хотят вести себя иначе, получается все то же. Это похоже на действие какой-то скрытой силы, действующей помимо их сознания и воли. Жестокая агрессивность проявляется в их поведении прежде, чем они успевают что-либо осознать. Точно так же не могут они объяснить и причин нормализации.

Это признали объективной закономерностью подросткового возраста, но вопроса о глубинных механизмах этой закономерности никто не ставил.

Гармаева А.Ц. это не удовлетворило: если это объективная закономерность возраста, то она должна проявляться практически у всех 100% подростков. А между тем остальные 7–13% (в разных регионах исследования выявили разный процент) подростков в этом самом возрасте оказываются на противоположном полюсе по образу своего поведения. Эти подростки проявляют такую заботу, такую нежность, ласку по отношению к страшим, что даже любящие родители приходят в изумление: «Наши же дети нас самих учат заботливости, внимательности к окружающим! Дети учат нас доброте. Мы их, конечно же, этому учили, но не с такой же яркостью, не было прежде такой силы проявления!» Это тоже продолжается около 2 лет, потом доброта сохраняется, но проявления уже не такие яркие. И в этих случаях подростки также не могут ничего объяснить.

А.Ц. Гармаев оказался достаточно вдумчивым. Его заинтересовало: чем вызваны такие «исключения»? Кто эти подростки, не входящие в столь подавляющее большинство? И почему те, кто оказался «исключением из правила» – не равнодушные, а полярные по типу поведения? Чем вызван этот второй полюс?

Возникло предположение, что данный «особый возрастной период» не единственный, отличающийся качественным своеобразием, что между прохождением таких периодов в развитии личности существует причинно-следственная связь. И надо же было так случиться, что в его руки попали результаты обследования молодых семей по тем же самым регионам. Оказалось, что такие же цифры характеризуют отношения между собой молодых родителей в период сразу после рождения ребенка. От 87 до 93% соответственно – семьи, где родители боролись за то, кто в семье будет главный. Прошла эйфория медового месяца, первого года супружества, навалились заботы, многократно усилившиеся с рождением ребенка. И молодая мать, которая больше оказалась привязанной к дому, пытается отстаивать свои права, покушаясь на свободу мужа, а тот пытается защитить свою былую свободу времяпровождения и материальных расходов.

А от 7 до 13% – это оказались семьи, в которых усложнение жизни в результате появления младенца вызвало повышенную заботу супругов друг о друге. Муж, обрадованный появлением первенца, не может всю свою любовь выразить ребенку, который в это время больше в матери нуждается, нежели в отце, и все переполняющее его восхищение благодарно обращает на жену. Она же, удивленная тем, что он теперь с ней обращается лучше, чем до рождения ребенка, лучше, чем в первое время семейной жизни, тоже старается как-то закрепить эти отношения, отвечая еще большим выражением своей любви к такому хорошему мужу. Гармаева А.Ц. не могло не заинтересовать столь точное совпадение цифр, прямо таки диктующее вывод: дети родителей, запечатлевшие в первые годы своей жизни новый подъем любви между родителями, в подростковом периоде возвращают это родителям и всем близким с очень большими «дополнительными процентами». Действительно: в тех регионах, где было больше взаимно любящих друг друга родителей, оказалось больше и нежных подростков.